И сразу все те бойцы, которые закрепились на территории гостиницы, вынуждены были спрятаться в здании, а потом появились раненые и первый убитый, боец из волгоградского РОВД, которому осколок пробил шлем.

– Сволочи, похоже, бьют из-за первого источника, – Севостьянихин разглядывал город в бинокль. – А вторая?.. Вторая где батарея?

Перед ними возвышался Машук, заросший буком, с телевизионной вышкой на вершине и весь пригород до самого подножия. Гостиница доминировала над местностью. В свою очередь, она тоже была неплохим ориентиром для обстрела.

– Надо посадить сюда ещё двух снайперов, чтобы держать дагов на расстоянии, – сказал Севостьянихин. – Но не из наших. Наши мне понадобятся. Эх, сюда бы миномёты, мы бы вжарили по полной!

Пуля зарылась в крышу рядом с ними. Они спрятались за трубу, и боец из омского РОВД сказал, что снайперы лупят издалека и что это не так страшно, как кажется, – расстояние большое.

– На Машуке сидят, сволочи, а ещё – на пансионатах «Тарханы» и «Лермонтов».

– Но, как известно, пуля – дура, – среагировал Севостьянихин и подмигнул бойцу, который, похоже, знал своё дело, потому что умело прятался за ограждением и стрелял из своей СВД^[5] через отверстия для стока воды.

Когда они спускались с крыши, то встретили подполковника Маслова, командира группы из кировского УВД, который формально подчинялся Севостьянихину только на время военных действий, а с выводом отряда с КПП «Кавказ» имел полное моральное право распоряжаться своими людьми самостоятельно. Но где МВД, а где армейский спецназ, да и реальность боевой остановки диктовала свои условия.

– Чего будем делать? Я хочу вывести своих людей в штаб!

Штаб находился в районе Бештау, до него было пять километров по захваченным боевиками улицам. Достаточно двух снайперов, чтобы застопорить любое движение, и полковник Маслов хорошо знал об этом.

– А если он захвачен? Вот у меня связи нет! – потряс рацией Севостьянихин.

– Дай мне один БТР!

– У меня приказ находиться в здании и держать рубеж: улица Пастухова – костёл. Но если так неймётся, можете уходить. Всё равно из вас вояки, как из меня папа римский.

– Ты на что намекаешь?! – вспылил подполковник Маслов, и щёки его, как у хомяка, возмущённо надулись.

Был он болезненно грузен и страшно потел и запомнился Игорю тем, что не умел пить и на следующий день после пьянки, хватаясь за правый бок, потребляет только компот. Вот и сейчас от него пахло какой-то зверской смесью водки, ацетона и, кажется, даже солярой – в общем, разлагающимся заживо человеком.

– На то и намекаю, о чём все молчат. Воевать надо лучше, а не языком молоть!

– А приказ чей? – ушёл от разговора Маслов, видно было, что он тут же готов увести своих людей и на подобные приказы ему, честно говоря, начхать.

– Генерал-полковника Косматого, – сообщил не без ехидства Севостьянихин, который воспринял просьбу Маслова как трусость.

– У меня своё начальство… – возразил было грузный Маслов.

– Где оно?.. В Москве?.. – ехидно спросил Севостьянихин и пошевелил своим длинным носом, что означало крайнюю степень недовольства. «Знаем мы эту Москву, – говорил нос. – Днём пойдёшь и половины людей не доведёшь». – Прости за метафору, – сказал Севостьянихин.

Целую минуту подполковник Маслов соображал. На скулах у него ходили желваки. Потом он процедил, но так, словно сдавал позицию по всем направлениям:

– Ну смотри… под твою ответственность, май-ор… – и почему-то страшно разозлился.

Должно быть, уже пообещал своим вывести их отсюда, подумал Игорь, а здесь облом, вилы в бок. Не выгорело у подполковника. А ещё он подумал, что если они не удержат гостиницу, то подполковник Маслов будем первым, кто укажет пальцем на Севостьянихина как главную причину гибели, и формально будет прав.

Потом явились ещё двое с тем же самым: майор из Волгограда и капитан из Белгорода, правда, не такие наглые и, как ни странно, абсолютно трезвые. Севостьянихин как раз «сидел на рации». Он выслушал их, как сфинкс, и молча протянул трубку:

– Подтверждаю твои полномочия, майор, командуй группой и держи свой рубеж. А Ермаков сам выйдет на связь. Жив он, жив. И штаб жив. Только потери у него большие. Отобьётся и с тобой свяжется. А пока оттягивай боевиков на себя. Не давай им в городе закрепиться.

– Все слышали? – терпеливо спросил Севостьянихин. – Ну и отлично. Распределяйте людей по этажам. Мебель выкинуть к едрене-фене, а то сгорим, как Жанна д’Арк на костре. И стреляйте, а не отсиживайтесь, а то, понимаешь ли, привыкли на чужом горбу в рай!

Игорю Габелому было противно смотреть на майора и капитана. От стыда они покрылись красными пятнами. Только теперь до них дошло, что положение серьёзное и что это не шутка со стороны моджахедов, а самая что ни на есть настоящая война, которую за редким исключением большинство видели по телевизору да в кино. Вот они и заволновались, сообразили, что влипли по самое не хочу, и искали выхода. А выхода было два: или драться, или стать дезертиром, можно было ещё сдаться в плен на радость духам, но тогда им грозило остаться без голов в прямом смысле слова, тем более что духи засиделись за «стеной» и жаждали развлечений.

От «диких гусей» никто не явился. Будет полковник Примогенов да ещё начальник второго отдела ГУВД Ростова-на-Дону разговаривать с каким-то майором из спецназа. Много чести, должно быть, считают они. Эти явятся, когда уже совсем припечёт, чтобы потребовать своё, и брать будут глоткой, нахрапом.

– Надо готовить группу прорыва, – сказал Севостьянихин. – Возьмёшь Котлярова и оперативников человек десять, и того снайпера с крыши тоже возьми, парень вроде толковый. В общем, будь готов. Я дам команду.

– Есть, быть готовым, – ответил Игорь.

– Ногинский вернулся?

– Нет ещё.

– Что-то он долго, – заволновался Севостьянихин, и нос его тоже заволновался и даже покраснел. – Если его до сих пор нет, значит, ни о каком прорыве и думать не стоит. Боевики тоже не дураки, заблокировали все дороги.

Штаб объединённой группы охраняла усиленная рота ОМОНа, он хорошо был приспособлен к обороне. Это мы здесь люди временные, от смены к смене, а там: три танка и пулемётные гнёзда, построенные капитально в скалах горы Бештау, думал Игорь. Но похоже, что именно туда боевики и нанесли главный удар.

Внезапно наступила тишина. Последняя мина взорвалась во дворе гостиниц, и как обрубило. Ещё в ушах стоял гул обстрела, когда перед гостиницей раздался голос:

– Э-э-эй! Выходи на переговоры!

Из-за сосны выглядывал коренастый рыжий человек с белой тряпкой на палке. Он размахивал ею, как будто семафорил:

– Выходи, поговорим!

– Я схожу, – сказал Игорь, снимая «бронник».

– А почему ты? – ревниво спросил майор Севостьянихин. – Ты мой заместитель.

– Я пойду, Андрей Павлович, – подмигнул ему Игорь. – Погляжу опытным глазом, что да как. Да и время надо потянуть. Вдруг узнаю, что со штабом.

– Так они тебе и скажут.

– Не скажут, так не скажут, а…

– А если это ловушка?! – чуть ли не ткнулся в него своим длинным носом Севостьянихин. – Если они тебя в плен хотят взять? Им же тоже «язык» нужен?

– Если бы да кабы, – ответил Игорь. – Ничего не случится.

– Стращать будут, – ещё пуще забеспокоился Севостьянихин, нос его побледнел и заострился, словно почуяв неладное.

Прямо не нос, а индикатор настроения какой-то, удивился Игорь:

– Пусть стращают, мы же тоже не пальцем деланые.

– Ну да, – охотно согласился Севостьянихин, – с этой точки зрения… не пальцем, согласен… – Он задумался над тем, что и так было очевидно. – Ладно… иди, – сказал он, – «бронник» только надень.

– Ну вот ещё, – ответил Игорь. – В нём я буду выглядеть полным идиотом, да и ты сам знаешь, что от снайперской пули он не спасёт.

Кроме всего, «бронник» лишал ловкости. Это тебе не экспериментальный с «жидкой» бронёй, это наш обычный «бронник» из керамики и стали, полпуда весом.

– Да, действительно, – согласился Севостьянихин, и нос его смешно задёргался. – Я на всякий случай прикажу взять рыжего на прицел. Если что-то почувствуешь, то почеши затылок или падай на землю, а мы тебя прикроем.

– Хорошо, – сказал Игорь, замечая краем глаза Божену.

Она стояла в двери той комнаты, в которой сделали лазарет, и глаза у неё были тревожными. Подходить к ней на виду у всех было сентиментально и глупо, и он только махнул рукой, и, кажется, она поняла. Да и все остальные тоже поняли: роман у них, настоящий, без дураков, с настоящей любовью, а не цацки на дорогах.

Олег Вепрев сказал, кисло морщась, очень серьёзным тоном:

– Я с тобой. Прикрою накоротке. И вообще, может, вместе пойдём?..

Игорь так на него посмотрел, что Вепрев понял – шутка не удалась: несолидно это выходить вдвоём против одного. Да и цель в два раза больше. Глупо. Честно говоря, Олег из-за давней контузии порой был неадекватен. А переговоры надо было провести на высоком уровне, то есть без мордобоя и хамства. Игорь и сам умел махать руками, а устрашить по негласным правилам спецназа мог кого хочешь. Выдержка были нужны и хитрость, а ещё самообладание, ну и наглость, разумеется. Без наглости никуда.

– Нет, рыжий один. И я буду один, – ответил он.

– Да! – крикнул вслед Севостьянихин. – И особенно с ним не церемоньтесь. Парламентёр хренов! Видали мы таких парламентёров.

– Есть не церемониться, – радостно отозвался Олег Вепрев и аж подпрыгнул.

Лысина его блестела от пота, глаза были весёлые, ухарские, и только ранняя седая щетина выдавала возраст. Если у человека нет страха – это целая проблема. Игорь слышал, как о Вепреве говорили за глаза: «Капитан хоть и выглядит моложаво, но прошёл Чичу^[6], он сумасшедший, с ним лучше не связываться». А вечным капитаном он стал, потому что начальства не боится и может сказать правду-матку, только кому теперь эта правда-матка нужна при нынешних обстоятельствах, когда всё пошло вкривь и вкось, и армия рушилась как карточный домик, и один человек погоды не сделает, если даже расстарается ценой собственной жизни.

Они побежали, весело болтая, словно спешили в бар. Привыкли они к войне, к её неожиданностям и понимали, что её надо бояться только в тот момент, когда тебя ранят, а если внезапно убьют, тогда уже всё равно. А раньше времени умирать глупо, и пуля, которая визжит над ухом, не так страшна, как та, которую ты «словишь». В общем, всё было привычно и так, как и должно было быть, что вносило в их жизнь хоть какое-то ощущение стабильности.

– Ты главное, если что, гранату ему под ноги, – посоветовал Олег Вепрев. – Под ноги… А может, я пойду?.. – спросил он с надеждой.

Игорь даже не счёл нужным ответить, он и сам продумывал разные варианты. Но ни один не выглядел достойно, а трусость или нерешительность – они заметны, и если он покажет эту самую трусость врагу, а потом ещё и принесёт её назад с собой, то все решат, что дело дрянь, и разбегутся, как куропатки, или плохо стрелять начнут, беречь себя, или, что хуже, – прятаться. А выигрывает тот, у кого дух сильнее. Это аксиома войны. Устоял в бою, значит, победил. Духи тоже боятся, им тоже жить хочется, у них тоже в жилах кровь течёт. К тому же время играет против них. Как-никак, с одной стороны русские, а с другой – американцы. Не смогут пиндосы вечно делать вид, что ничего не происходит, мир не поймёт. Хотя какой тот мир? С него станется. Рано или поздно начнут реагировать, как при открытии второго фронта. Обещанного, как известно, три года ждут. Всё равно, моджахеды так и так будут торопиться, и на этой торопливости надо сыграть. Не давать им уверенно чувствовать себя в городе.

Ресторан был разгромлен вчистую. В крыше административного корпуса зияли дыры. Бойцы прятались за колоннами и простенками, и поэтому потерь на первом этаже не было, за исключением легкораненых.

Внизу хозяйничал Герман Орлов.

– Ногинского не видел? – спросил Игорь.

– Лёха не появлялся. Я уже сам волнуюсь. Как бы чего не вышло.

– Сплюнь, – посоветовал Игорь.

– Да уже двадцать раз, – отмахнулся Герман Орлов. – А вы куда? – пробасил он. – На переговоры? И я с вами!

Под правым ухом у него запеклась корка крови. Он был перемазан гарью и копотью, но глаза у него сияли, он явно находился в своей стихии.

– Тебе нельзя, – безапелляционно ответил Олег Вепрев.

– Что значит – нельзя?! – возмутился Герман Орлов.

– Я говорю, нельзя!

– Ась? – дурашливо приложил ладонь в уху Герман Орлов. – Плохо слышу.

– Я говорю, тебе нельзя!

– Ёпст! Почему это?! – с вызовом спросил Герман Орлов и воинственно выпятил широченную грудь.

– Потому что ты дюже здоровый, – ответил Игорь. – Рыжий испугается и в штаны наложит.

– Эт-т… точно, – весело согласился Герман Орлов. – Ты только скажи, я выбью ему коленную чашечку! Не доверяю я дагам, – поведал он проникновенно. – Слушай, самое главное, встань так, чтобы тебя прикрывали деревья и кусты. А я пулемётом, как шатром, тебя прикрою. Самолично стрелять буду. Главное, чтобы снайпер из военного госпиталя тебя не видел. Так что не форси. Христом Богом прошу: за деревья не выходи, на поляну перед гостиницей не вздумай высовываться. Хитрость в нашем деле самое главное, – наставлял он Габелого.

– Ладно… – снисходительно пообещал Игорь, – встану. – И выпрыгнул в окно.

Не любил он долгие разговоры, как и долгие проводы, ничего они не давали, только душу теребили. Так и с женщинами своими расставался, говорил «Нет» и уходил, потому что душа не принимала лжи.

Странно было видеть двор, который ты только что обстреливал сверху. Однако, кроме гильз, ничего не напоминало о бое. Разве что сбитые ветки сосны, попорченные стволы да кровавый след от того боевика, которого Игорь застрелил давеча. Утащили его свои, а как – никто не видел. Хитрые они. Должно быть, накидали дымовых шашек и вытащили.

– Ты кто?! – нагло спросил рыжий в «пуштунке».

На руке у него была синяя повязка – отличительный знак, чтобы свои узнавали в бою. На Игоря эта повязка, а особенно «пуштунка» подействовали, как красная тряпка на быка. «Пуштунка» для него была символом врага, с «пуштункой» бились ещё в Афгане, хотя, конечно, он там не успел повоевать, но, разумеется, слышал много рассказов от бывалых людей.

– Заместитель командира отряда, – ответил Игорь, не выходя, однако, за левое крыло здания.

Рыжему пришлось сделать пару шагов навстречу, и его лицо с неуловимым налётом уголовника сделалось обиженным.

– А звание у тебя какое?

Он ел его своими наглыми глазами, но Игорю было всё равно. Он к таким взглядам давно привык и знал, что за ними ничего нет, кроме моджахедского апломба.

– Капитан.

– Майора прислать не могли?

У него была длинная шея и маленькая голова на ней.

– А зачем тебе майор?

– Я сам майор, – ответил рыжий со странным акцентом.

«Пуштунка» делала его неузнаваемым. Игорь вдруг понял, что он не кавказец, а скорее всего, свой, русский, принявший ислам. Точно, свой, сволочь, подумал Игорь, выгнали ещё при Трофимове, тогда полицию кошмарили. Слышал я о таких, но никогда не видел. А здесь сподобился чести разговаривать.

– А ты кто?

– Я из уральского спецназа, – сказал рыжий. – Алик Мухитдинов.

Не боится, решил Игорь, но учитывает, что за предательство могут спросить, поэтому и нервничает.

– Врёшь, – сказал он. – Я там служил, тебя не видел.

Конечно, ни в каком уральском спецназе он не служил, но спуска Мухитдинову давать не хотел. Он давно уже заметил, что духи большие мастаки на враньё, чтобы казаться значимее. Не было за ними такой силы, как Россия, не на что им было опереться, разве что на гулькин нос размером с Имарат Кавказ, да и тот ещё не устоялся, пни, и он развалится.

Рыжий засмеялся:

– Э-э-э… не веришь?

– Не верю.

Игорь заметил, как из-за здания первого источника, где предположительно находились миномёты, выглядывают духи, а ещё справа три духа воспользовались передышкой и сделали перебежку в сторону двухэтажного здания, которое стояло за дорогой. Ничего у вас не получится, решил он, спешите вы, а спешка нужна только при ловле блох.

– А придётся, – поведал рыжий. – Мы сейчас устанавливаем пару безоткатных орудий, и считай, через полчаса развалим вашу гостиницу с помощью Аллаха!

– Что же вы раньше их не притащили?

– Время нужно, – с хитрым прищуром ответил рыжий.

Опять врёшь, подумал Игорь. Прошло часа полтора. За это время можно было гаубицу притарабанить. Если бы у вас был такой козырь, вы бы давно его выложили. Не могут моджахеды ждать, нет времени у них. А так, похоже, что наши перекрыли дыру-то, и подкрепления вам не придут. Поэтому вы и засуетились, уговорить решили. Точно, обрадовался он. Заткнули дыру, только молчат наши до поры до времени. Может, не могут сообщить, а может, бои тяжёлые. Вот куда все силы брошены.

– Штаб ваш захватили, – важно сказал рыжий. – Слышишь, как тихо.

Действительно, в наступившей тишине слышно было, как по-весеннему весело шумит вдалеке горная речка Подкумок.

– Ну и что вы хотите? – спросил Игорь, чтобы только не слышать эту подозрительную тишину.

– Сдавайтесь. Безопасность гарантируем, и проход на Будённовск, пока он ещё не захвачен, – рыжий осклабился и попытался скрыть свою неуверенность. Пел он с чужих слов, а думал по-другому, потому что знал, с кем столкнулся: с бывшими соотечественниками, а эти так просто не уступают, вот и не было в его словах уверенности, и говорил он больше для проформы, пробовал взять на испуг. Нужен был ему этот испуг, очень нужен. Гостиница для них, как кость в горле, понял Игорь, потому что из-за гостиницы они не могут идти дальше.

– О-о-о… – неподдельно удивился Игорь. – Плохи ваши дела? Плохи?! – догадался он. – Обосрались вы. Влезли в говно по уши и не знаете, как ноги унести.

Но рыжий словно не услышал его, а только схватился за кинжал, который торчал у него за поясом, и пальцы его побелели:

– Забирайте личное оружие и уходите! Зачем вам этот город? Он будет нашим. Сами не хотите отдавать, мы заберём силой! А отсюда пойдём на Москву!

А-а-а… вот зачем они пришли, понял Игорь. С собой-то много не утащишь, а в гостинице какой-никакой, а склад имеется. Получилось так, что все командированные оставляли вооружение именно здесь. Вот и скопились приличные запасы стрелкового оружия, только миномётов не было. Все миномёты остались на позициях.

– А «большой договор»? – с любопытством напомнил Игорь. – Вы же сами его подписали.

– Слушай, лично я ничего не подписывал, и мои джигиты – тоже. А то, что вы там надумали с вашей Америкой, – это ваше личное дело. Мы этот договор не признаём. Нам нужны все земли от Чёрного моря до Каспия и от Ростова-на-Дону до Астрахани.

– Зачем тебе Ростов-на-Дону? – спросил Игорь. – Зубы сломаешь.

– Э-э-э… не понимаешь… – чуть успокоился рыжий, – слушай, это тебе не надо, а мне пригодится. Америка снова поможет. Она хоть большая и глупая, но она наша.

– Ты же её не любишь?

– Почему не люблю? Люблю. Америка – хорошо. Помогла с вами, неверными, справиться. Русский совсем больной стал. Аллах поможет – больше захватим. А «стена» пусть стоит. Она нам не помеха. Мы потом сюда экскурсии будем водить, европейцам показывать, какую они «стену» возвели и какие мы великие прошли сквозь неё. Мира мы не хотим. Мы воевать хотим во имя всевышнего и пострадать за него. Понял?

– Понял.

– Ну так что?! – спросил рыжий с тайной надеждой, что напугал Игоря Габелого.

– Подумать надо, – ответил Игорь. – Я доложу начальству.

– Э-э-э… Хитрым хочешь стать? Ладно, думайте пятнадцать минут, а потом мы из вас душу будем вынимать, – засмеялся рыжий.

– Смотри, как бы твою не вынули, – ответил Игорь и запрыгнул в окно.

– Что он хотел? – налетел на него громогласный Герман Орлов, а за ним Олег Вепрев и Лёва Аргаткин с возмущенными лицами.

Лёва Аргаткин давно уже оправился и деловито шмыгал разбитым носом.