Глава V

Ресторан «Golden appetite» по достоинству носил звание лучшего ресторана города. В нем отдыхала после тяжелого дня «аристократия». Классическая европейская кухня, аутентичный зал и живая музыка могли успокоить измученную душу, подарить наслаждение и заставить забыть все проблемы… Именно там через полчаса, как и было запланировано, областной прокурор встретился с представительницей «BoffCorporation». Разумеется, сделали они это как частные лица. После короткого изучения меню были заказаны стейк из форели, филе индейки, ягодный десерт и белое полусладкое вино.

– Ну, Михаил, давайте поговорим, – предложила Мари.

– Давайте, для начала, перейдем на ты, так проще.

– Как скажешь, – ответила Мари, сделав ударение на последнем слоге.

– Можно поинтересоваться, что ты тут делаешь? – спросил Михаил Александрович.

– Игорь Сергеевич не мог тебе не рассказать. Компания, в которой я работаю, хочет инвестировать в ваш регион достаточно солидную сумму. Я осматриваюсь…

– И чем занимается компания?

– Неужели не слышал? – удивленно спросила Мари.

Божесов пожал плечами.

– По сути всем – информационными технологиями, электроэнергией, газодобычей, нефтепереработкой, строительством, машиностроением, фармацевтикой… В общем, многопрофильная деятельность.

– А в нашем регионе?

– Нефтеперерабатывающий завод хотим поставить. Трубы рядом, инфраструктура нормальная, рабочие места… Но я здесь, чтобы рассмотреть и другие предложения. Хоть я и математик, но чутье вполне предпринимательское.

Михаил Александрович не знал, что сказать. Математики ему не нравились. Он просто сидел и смотрел на Мари. Она была одета в легкое короткое платье, и его взгляд скользил по ее телу.

– Хочу сказать, что не считаю себя компетентным в вопросах бизнеса и инвестиций… Но займитесь лучше машиностроением, это, хотя бы, актуально в регионе… У нас готовят профильных специалистов, а против новых рабочих мест никто не будет ничего иметь!

– Я подумаю, – улыбнулась Мари. – Сообщу руководству, и, разумеется, осмотрюсь сама… Но я надеюсь у нас будет много времени, чтобы поговорить о деле, поэтому предлагаю воспользоваться случаем и немного поболтать, хорошо?

– Следующего раза может не быть… У меня предвидится много работы в связи с выборами. О делах давайте говорить сейчас.

– Все же надеюсь, что у нас будет время… Просто Игорь Сергеевич отзывался о тебе, как о довольно экстравагантной и глубокой личности, своеобразном философе. Вот я и хотела поговорить о чем—нибудь…

– Например? – Божесову понравилась лесть. Поболтать он и правда любил.

– О религии, – как-то робко произнесла Мари. Божесов уставился на нее в недоумении. Она посмотрела ему в глаза и сказала смелее: – Почему бы и нет?

– Вряд ли я могу считаться философом… Но, раз уж ты предложила… Знаешь, Мари, мне трудно назвать себя религиозным, хоть в Бога я и верю… Вообще, считаю, что отрицать существование чего—то выше нас – глупо. Возможно, люди приписали слишком большие способности Богу, но лучше верить, чем нет. В конечном итоге я ничего не потеряю.

– Почему не потеряешь? – с интересом спросила Мари.

– Когда я умру, то: либо я исчезну вообще, либо появлюсь перед высшим судом. В первом случае, от жизни по правилам я получу лишь добрую память современников, а во втором от праведной жизни перед высшим судом я предстану каким—никаким, но праведником.

– Любопытно.

– Скорее логично. Продолжим дальше, – сказал Михаил Александрович, оживляясь, – Сейчас люди, судящие о религии, в своем большинстве, не имеют о ней ни малейшего представления. Происходит это либо из-за их тупого взгляда на мир, лишенного желания анализировать и рассуждать. Любо потому, что эти люди когда—то хотели «войти» в религию, но были повернуты обратно…

– То есть? – Мари по необъяснимой причине жадно слушала эти слова.

– Я называю это «проблема бабулек» (конечно же, я утрирую). Есть люди, считающие себя святыми, и поучающие всех остальных, которые в первый раз посетили церковь. При этом проблемные бабули сами мало чего знают. Примерно на моем уровне познания богословия…

– Но от чего такие выводы? Сам же говорил, что не веришь…

– У меня был случай, – продолжил прокурор. – Однажды в церкви, когда я ходил туда с народом, было очень душно и жарко. И одному маленькому мальчику стало плохо. Сопровождающая бабушка начала лихорадочно его крестить. Я же предложил вывести его на воздух. И знаешь, не все те люди, с которыми мне приходилось работать, смотрели на меня таким взглядом, как эта бабулька и ее «единомышленники». Потом я рассказал эту историю митрополиту, и он, расстроено, согласился с тем, что люди плохо ориентируются в церковных вопросах, придавая им слишком большую значимость.

– И все же я считаю, что церковь это бизнес, – ввернула Мари. Божесов подозрительно и даже снисходительно взглянул на нее.

– Ну, во—первых, бизнес происходит не во всех религиях. А во—вторых, по отношению к Русской Церкви подобные аргументы стали уже стереотипными! Конечно, может быть и попадаются предприимчивые священники, но, в своем подавляющем большинстве, прихожан никто насильно не обирает. Они сами платят за услуги, оказываемые церковью. С другой стороны, есть услуги, заходящие за рамки разумного, но скорее всего это происходит от отсутствия истинного духовного воспитания как у священников, так и у тех, кто просит оказывать такие услуги. Конечно же, сравнивая внешние показатели, можно смело сказать, что церкви богаты, а архиереи и патриархи одеваются роскошно! Но в этом есть доля традиций, измененных и подогнанных под вкусы действующих управляющих… К тому же, пожертвованиями паствы на мерседес не соберешь, тут спонсор нужен. Но вокруг всего этого не стоит забывать о мистическом значении религии…

– Тем не менее, как замечала я, к религии относятся с каким—то отвращением.

– Ты видела когда—нибудь, в русскоговорящих странах, атеиста, который бы уважал религии? Нет таких! Мне не встречались! Все атеисты, в подавляющем большинстве, кричат на каждом углу, что религия уничтожает личность, убивает свободу, или обирает народ. И приводят множество аргументов. Как раз о церковных поборах и даже о крещении. Считают, что нельзя крестить детей в младенческом возрасте, что это умаляет их права на самоопределение. Но кто мешает этим детям отказаться от веры позже? Тем более, что религия сама говорит о самоопределении. Поэтому все слова подобного рода – демагогия. Кстати, атеисты тоже не едины. Атеизм нельзя назвать религией, ибо атеист протестует против доминирующей в своей стране религии. Конечно, у церкви есть проблемы с духовным воспитанием своих прихожан, в отсутствие наглядных и понятных пособий. А у общества есть проблема с резким негативным настроем против церкви. К слову, подобное отношение нарушает права человека, за которые сейчас все так воюют. Но, безусловно, Церкви нужны реформы, но и людей стоит перевоспитывать.

– Даже не знаю, что тебе сказать. Ты меня очень удивил такими наблюдениями.

– Давай просто выпьем за всепоглощающую силу здравого смысла и за мировое понимание.

– Давай.

Вино было выпито. Ужин съеден. Голова разгружена. Михаил и Мари еще немного посидели. Поболтали об окружающих людях. Попросили счет на двоих. Расплатились. И уехали из ресторана на машине прокурора.

Глава VI

Утром, после совместного завтрака, Михаил подвез Мари до центра, а сам уже в половину девятого был в своем рабочем кабинете. Два часа он работал с различными документами и уже собирался поехать к губернатору, чтобы рассказать о гарантированных инвестициях. Но в дверь постучали, и вошел Загородний, выглядящий достаточно отталкивающе, но Михаил Александрович списал это на рабочую ночь.

– Доброе утро, – поздоровался прокурор. – У меня, вижу, теперь тут проходной двор… Как ночь? Все подшил?

– Да, – кивнул следователь.

– Дмитрий сознался?

– Все сделано, но…

– Что?

– Еще убийство.

– Ну и? – спокойно посмотрел Божесов.

– Таким же способом и таким же ножом.

– Где? – в голосе звучали нотки заинтересованности.

– В университетском общежитии.

– Еще студентка?

– Нет. Парень. Аспирант юридического.

– Когда?

– Часов в девять.

– Ну, расследуй, что могу сказать…

– Да, да… – как—то неуверенно сказал следователь

Загородний уже собирался уходить, но видимо переборол себя, спросил:

– А как насчет Дмитрия?

– А шо с ним?

– Ну, я думаю, он не виновен в первом убийстве…

– То есть, давай честно, – Божесов говорил все это в очень удивительной манере, – Думаешь, что убийства совершены одним человеком?

– Наверное…

– Был на месте?

– Сейчас собирался.

– Вот и съезди, и уже потом делай выводы. А Дмитрий подписал?

– Да.

– Тогда он виновен, – откинулся в кресле Михаил Александрович.

– Угу… – грустно ответил Загородний. В этом грустном голосе слышалась истинная чистая растерянность. Прокурор закрыл папки на рабочем столе и растянул:

– Ладно, монах, поехали вместе. Там разберемся.

***

Ехали каждый на своей машине. Через шесть минут добрались до общежития – каменного здания, помнящего Сталина. Прокурор и следователь прошли на третий этаж, в одну из комнат, залитую кровью лежавшего там молодого человека, рядом с которым крутился судебный эксперт.

– А он кто такой? – спросил Михаил, осмотрев комнату со скучающим видом.

– Сергей Николаевич Моринов, 27 лет, аспирант юридического факультета. Убит так же, как и та девушка.

– Ясно, – сказал Михаил и прошелся по комнате, пробежав ее быстрым взглядом. – А кто нам так своевременно сообщает об убийствах?

– Какой—то аноним, – спокойно ответил следователь.

– Видимо, с этого не стоило начинать! – укоризненно посмотрел на него прокурор.

– А как же насчет общественности? – ехидно передразнил его Загородний.

– Скажите, что Моринов и был истинным отцом ребенка, мать которого убил Дмитрий.

– Но Дмитрий не мог этого сделать. Убийство произошло в 9 часов!

– А я и не говорил о том, что Моринова убил Дмитрий. Вы, товарищ капитан, продолжайте расследовать убийство аспиранта, а виновник первого убийства, по—прежнему, внимание, капитан, – сознавшийся Дмитрий.

– Но…

– И не забудьте определить анонима. Понятно?

– Да…

– Всего хорошего. Докладывайте мне, – задумчиво произнес прокурор.

***

Михаил вышел из общежития и поехал в администрацию. Через десять минут он был в кабинете губернатора и, расположившись на диване, рассказывал во всех подробностях, как провел вечер, как провел ночь, и сообщил о том, что регион точно получит инвестиции, а также выразил готовность помогать в подобных проектах сколько угодно – ему только в радость.

Но когда речь зашла об убийстве, которое заставило Михаила Александровича покинуть кабинет вчера, прокурор начал осторожничать, но все—таки рассказал о любопытных совпадениях, умолчав личность подозреваемого и степень оправданности подозрений.

– Следи за этими делами и принимай меры. Не нужны нам убийства перед выборами.

– Ты уже говорил об этом…

– Я повторю еще раз.

– Не надо, – улыбнулся Михаил.

– Ну и хорошо. Я сейчас поеду провожать полпреда, с ним вроде бы все обошлось. Поэтому я предлагаю заняться своими делами, хорошо?

– В отличие от некоторых губернаторов, прибегающих к магии гостеприимства и построенной за федеральные деньги школе, я всегда хорошо и вовремя делаю свою работу, к которой никто не подкопается… И поэтому я лучше поеду домой поспать после… ну ты понял.

– Ради Бога, делай все что угодно.

– Прекрасно!

***

Заехав в прокуратуру и взяв некоторые документы, Михаил Александрович отправился домой, где в уютном кабинете под теплыми лучами солнца, спокойно просмотрел отчеты и толстые папки с уголовными делами. Стало скучно. Что—то ныло в душе. Божесов гнал от себя очевидные мысли, но в конце концов решил позвонить Мари.

– Привет, – наивно начал он.

– Привет, – весело ответила Мари.

– Как провела день?

– Весело. А ты?

– Как обычно… Слушай, может мы…

– Прости, мне сейчас немного неудобно разговаривать. Свяжемся потом. Хорошо?

– Ладно…

Прокурор печально посмотрел из окна на серую реку, немного помечтал о том, что было предсказуемо, но собрался с мыслями и решил заглушить томления своей души так, как он делал это обычно. Михаил Александрович позвонил начальнику полиции:

– Петр Дмитриевич, пришлите мне к полуночи патрульную машину с двумя сотрудников, хочу по городу покататься, развеяться… Спасибо.

Патрульная машина забрала прокурора и поехала своим стандартным, ночным маршрутом. Прокурор и полицейские говорили о жизни, о работе, катались по городу, смеялись, наводили порядок в двух дворах, поймали наркомана, остановили пьяную потасовку – в общем занимались должным. Божесову нравилось говорить с рядовыми сотрудниками правоохранительных органов. Многое через них можно было узнать о положении дел, направлении мыслей и желаниях граждан. Только если говорить с полицейскими на равных – у Михаила Александровича это получалось.

Так они прокатались до половины шестого утра и уже собирались заканчивать дежурство, но Божесову позвонил Загородний.

– Здравствуйте, не разбудил?

– Абсолютно точно нет. Что случилось?

– Еще убийство, – был глухой ответ. – Полчаса назад, на Западном кладбище. Звонил аноним. Группа выехала, я буду через пятнадцать минут. Вы приедете?

– Думаю даже раньше остальных.

– Хорошо.

Михаил Александрович убрал телефон. Полицейские вопросительно смотрели на него.

– Поехали, товарищи, на Западное кладбище. Там нас ждет достойное продолжение ночи…

Солнце уже вставало, но Западное кладбище оставалось мрачным от зловещих теней высоких старых деревьев. Зачем на кладбищах нужны деревья, прокурор не понимал, но думать об этом не хотелось – хотя часто в голову закрадывалась мысль проверить муниципалитет по вопросу обслуживания кладбищ. Прокурор и один из полицейских шли вглубь кладбища, пробираясь через неухоженные тропинки между могилами. Атмосфера располагала к тому, чтобы достать пистолеты. Мерное покачивание скрипучих деревьев щекотало расшатанные бессонницей нервы. Михаил Александрович краем глаза заметил какое-то белое облачко тумана, напоминающее очертание фигуры. Он поморгал глазами и туман исчез.

Послышался звук приближающихся машин, прокурор и полицейский немного успокоились и продолжили двигаться дальше. Наконец они нашли то, что искали, впрочем, это не произвело на них приятного впечатления. На мраморном, старом и забытом всеми надгробии растянулся труп женщины с кривым ножом, торчащим из горла.

– Господи! – фыркнул полицейский с отвращением.