Хотя на Байкале, должно быть, очень красиво, и я пожелал им приятной поездки.

Я не стал, на всякий случай, рассказывать, что и сам телескоп вовсе не первый и совсем не древний. Просто этот телескоп находится там же, в Байкале, как и один из первых, созданных еще в двадцатом веке. С тех пор много воды утекло. Нет таких устройств, которые пятнадцать столетий работали бы как ни в чем ни бывало. Не говоря уж о том, что и столетия были те еще. А Байкальские телескопы перестраивались много раз. Два из них были полностью уничтожены: один – во время Алтайских Событий, другой – в Китайском Конфликте. Хорошо еще, что сам Байкал как-то уцелел. Отец, историк-археолог, я думаю, о чем-то подобном подозревал, но помалкивал, чтобы не расстраивать маму.

Я часто удивлялся своеобразным маминым представлениям о мире. В конце концов, она же закончила школу! Хотя, наверное, она так очевидно проявляла незаурядные способности в работе с животными, что ее специализировали очень рано, и какие-то из обязательных школьных курсов прошли мимо нее. Теперь моя мама – известный биолог. Она занимается сравнительным анализом систем обработки информации у различных живых существ. Последние лет тридцать она больше всего работает с птицами и утверждает, что если бы не случайность, то разумные земляне были бы пернатыми. Сейчас мама работает в заповеднике в пойме Ахтубы, поэтому отец, который копает культурные слои где-то севернее Самарканда, устроил свой лагерь почти на полпути к Ахтубе, на берегу Колутона, чтобы летать на работу им было примерно одинаково.

На следующий день, в субботу, я встал пораньше, хотя, конечно, не на рассвете, и даже не в семь. Я быстренько позавтракал огромным узбекским помидором и бутербродами с кофе и потихоньку, на антиграве, чтобы не будить в выходной день лагерь, поднял в воздух свой флаер. До Бухареста, где находилось Европейское Отделение Космофлота, моей машине, если выйти в стратосферу, лету было от подъема до посадки минут тридцать. Но я специально вылетел с запасом времени, чтобы пару часиков спокойно погулять по городу, в котором нередко бывал, когда служил на кораблях патрульно-разведывательной службы, приписанных к Департаменту "ПР" Европейского Отделения Космофлота.

Бухарест мне очень нравился: прекрасная планировка, много старинных зданий, широкие бульвары, невероятное количество роз, не цветущих, кажется, только в январе, каштаны и серебристые ивы в парках. Интересными были и местные традиции. Помню, когда я как-то в августе посетил премьеру исторической оперы "Валерия Кордэ, командор" в центральном театре "Даки", меня поразило, что дамы из публики почти все были в мехах! А в другой раз я попал в Бухарест, когда там проходил фольклорный фестиваль. Казалось, весь город танцевал несколько суток подряд бесконечную сырбу… И откуда у них столько энергии? А еще почему-то в Бухаресте есть множество ресторанчиков под названиями типа "Граф Дракула", "У Дракулы", "Приют Дракулы" и даже детские кафе "Дракуленок"… Но еду там подают отличную, правда, на мой вкус, слишком острую.

Однако пока я летел, я решил отложить прогулку по городу и сначала отправиться в управление Космофлота. Меня все-таки беспокоила буква "К" в названии неизвестного мне Департамента. Я никак не мог сообразить, что она означает. Все, что приходило мне в голову, так это носившее весьма мрачный оттенок слово "контрразведка" из исторических текстов и фильмов. Но в Космофлоте существуют Департамент "ВР", занимающийся внутренними расследованиями, и Департамент "ЛС", ведающий личным составом флота. В компетенцию этого департамента входят все вопросы кадрового обеспечения Космофлота, от подбора кандидатур в абитуриенты Академии до организации жизни ветеранов на заслуженном отдыхе и достойных проводов их на вечный покой. В плотной структуре Космофлота, как я был уверен, не оставалось зазора для функций отдельного Департамента контрразведки. В конце концов, эту структуру создавала сама Адмирал, имевшая личный опыт жизни в самые неприятные времена в истории Земли. С другой стороны, возможно, именно поэтому и могло иметь место дублирование функций.

Но если буква "К" все-таки обозначает слово "контрразведка"… Я пытался понять, что может заинтересовать контрразведку в биографии и личности такого обыкновенного человека, каким я себя считал.

Семья наша была самой обычной. Мама когда-то в студенчестве, изучая генетику, составила генетически-генеалогическое древо нашей семьи за последние пять веков. Никаких особо выдающихся личностей в нашей родословной не обнаружилось. Пожалуй, удивительным было только то, что все предки нашей семьи были исключительно специалистами, причем в самых разнообразных областях человеческой деятельности: врач, журналистка, математик, скрайтер, дипломат, океанограф, десантник, вулканолог, экономист, модельер, психолог, режиссер, полицейский… При этом профессиональные способности моих предков практически никогда не повторялись.

Никаких значимых физических мутаций в нашем роду также не было. Случались, конечно, всякие мелочи типа шести пальцев, разного цвета глаз да двух сердец. Мама говорит, что, наверное, главные мутации происходили в наших мозгах. Хотя и особых достижений наших специализированных мозгов вроде бы тоже никогда не наблюдалось.

Другое дело некоторые физические особенности. Вот дядя Леон, не верящий в бесплатные пирожные, со своими двумя сердцами, к примеру, трижды побеждал на Олимпиадах в категории "человек естественный". Один раз – на Летней Олимпиаде в тройном марафоне, и два раза – на Зимних Играх в лыжных гонках на 150 километров. Конечно, на марафонских дистанциях на Олимпиадах никому из людей без двух сердец или без биомех-имплантантов и делать нечего. Но и два сердца дают всего лишь возможность попасть в число лучших. Так что дядей Леоном мы очень гордимся.

Пожалуй, мои родственники отличались еще кое-чем, а именно – долголетием. Если они не погибали насильственно, то жили заметно больше среднего срока жизни человека, двухсот пятидесяти лет. Моя двоюродная прабабушка Соня, например, недавно умерла в возрасте 288 лет, а ее мама Елена дожила до 321 года. Так что у меня хорошие перспективы.

Я, Алекс Комаров, обычный нормальный средний человек. Никаких явных мутаций не имею. Даже никаких имплантантов, кроме процессоров, стандартных и специализированных флотских, соответствующих моему рангу, поставить еще не успел. Слава богу, и необходимости такой пока не было. Внешность у меня также совершенно обыкновенная: европеоид, рост – немногим больше двух метров, волосы – неопределенно-светлые, глаза – неопределенно-серые, нос – прямой. В юности я даже несколько страдал, поскольку девушки обращали на меня мало внимания, но косметических операций как-то делать не стал. Мои спортивные успехи тоже были не особо выдающиеся. Начинал бегать на лыжах, подражая дяде Леону, но мне не понравилось сильно напрягаться, и я бросил это занятие. Пожалуй, мне всегда нравилось плавать, но и здесь достижения мои были на уровне побед в региональных соревнованиях, не выше. Отец посмеивался, говорил, что лень раньше меня родилась, но ни к чему не принуждал.

А вот учился я всегда очень хорошо. Возможно, потому, что мне всегда везло с учителями. Пока я учился в школе, с пяти до пятнадцати лет, мои родители – так получалось у них с работами – шесть раз переезжали из города в город. Мы жили и в Новгороде, и в Кавенго, в Москве, Кейптауне, Питсбурге, Веллисе. Поскольку способности к технике у меня обнаружились еще до школы, учился я в школах специализированных, с прекрасным преподаванием естественных наук. Но, кроме того, в каждой школе оказывались еще и замечательные учителя по другим предметам. Вот в этом, я считаю, и было мое везение.

Когда я учился в московской школе, историю у нас преподавала мадам Ванесса. Как она рассказывала о ХХ веке! Можно было подумать, что она сама жила в те времена… Но мы знаем, что Первых селферов, людей ХХ века, существует всего только четверо. Нет, конечно, есть еще девять "особых селферов", живущих гораздо дольше. Но эти селферы – действительно особый случай, их в расчет принимать нельзя. Так что в 5-6-х классах я был сильно увлечен историей. И помню, как жалко было мне уезжать из Москвы и оставлять эту школу.

А в Питсбурге в нашей школе целый год экономику преподавал Игорь Иванович Кейси, сотрудник Министерства Земных Ресурсов. Он работал непосредственно у Шемаханской Царицы, управляющей всей экономикой и финансами планеты последние триста лет. Всем известно, как тяжело работать с селферами. Игорь Иванович по настоятельной рекомендации врачей должен был временно перейти на более спокойную и менее ответственную работу, вот он и выбрал преподавание в школе.

Но в Академию Космофлота я решил поступать не в школе, а когда учился уже в Техническом колледже, в Иркутске. Там курс космологии вел отставной полковник, ветеран, бывший навигатор, Владимир Васильевич Краммер, дедушка моего друга Сергея Краммера. Владимир Васильевич был еще совсем молодой, лет 150, не больше. За время службы он умирал три раза, последний раз – в результате аварии среднего крейсера в системе Альты. Физически после регенерационной камеры он годился хоть в десант, но его трижды восстановленная нервная система не могла больше функционировать совместно с боевыми процессорами. После ста с лишним лет, проведенных в рубках боевых кораблей, он не захотел отсиживаться в управлениях, а решил, что его долг – передать молодежи то, что знал и видел сам. Краммер-дед до сих пор жив и все там же преподает, а вот Серега, его внук, пропал. Не хочу говорить – погиб. Исчез.

Пять лет в колледже мы с Серегой ни о чем, кроме звезд, планет, галактик и чужих цивилизаций, и знать не хотели. И мы твердо решили, что будем служить в Космофлоте.

Мы оба не только легко поступили в Академию, но и очень успешно через десять лет ее закончили. Серега – одиннадцатым, а я – четвертым. Среди трех тысяч выпускников, между прочим. И Краммер-дед, и наши родители были счастливы и гордились нами. Целых четыре года. Мы, тогда старшие лейтенанты, вместе служили в 26 отряде Патруля и Разведки Восьмого Соединения Космофлота. В тот раз мы с Серегой и Виктором Альваресом, еще одним нашим приятелем по Академии, патрулировали на своих катерах совершенно пустынную область в направлении Пирамид. Три патрульных малых катера, имевших на борту по двадцать восемь человек экипажа, шли на далеком до-свете, в половине парсека друг от друга, на расстоянии прямой надежной связи, видя друг друга на мониторах всех приборов наблюдения. Обстановка была тише не бывает. Мы с Серегой как раз болтали по пси-связи на предмет наших планов по возвращении на базу. На середине фразы он замолчал, и катер его пропал со всех экранов. Просто так: был и – нет.

История была дикая. Все наше Восьмое Соединение, все тысяча триста двадцать кораблей всех классов три месяца прочесывали расширяющейся сферой огромное пространство. Но Серегин катер мы так и не нашли. Никаких следов.

Объяснить случившееся было просто невозможно. В районе того патрулирования на кубический километр пространства хорошо, если попадется один атом водорода. Да если там кто, к примеру, чихнет, то чих этот засечь можно будет миллиона через два лет без всяких проблем. А здесь – двадцать восемь человек и катер. Причем он только так называется: "малый катер". Это он "малый" по сравнению со средними и большими кораблями. Да если случилось бы что-то, что мы могли в принципе вообразить… Рассматривался даже вариант Быстрых Пространственных Перемещений нашего катера или чужого корабля, похитившего почему-то наш катер. Вариант совершенно бредовый, поскольку при любом из известных нам четырех способов БПП во все стороны летели бы возмущения всех полей типа "здесь был Вася, пошел к Пете".

Когда поисковая операция была закончена, за дело взялся Департамент "ВР" и всему Восьмому Соединению чуть ли не мозги наизнанку вывернул. Так что эта история вряд ли может заинтересовать гипотетическую контрразведку. Правда, меня все время беспокоит одна мысль: а вообще, на кой ляд и по чьему приказу мы по строгому расписанию барражировали эту космическую пустошь? И единственный ответ, который я смог придумать, – эта пустошь находится между Землей и Пирамидами – мне очень не нравится. И еще: возможно, существует неизвестный нам "тихий" вариант БПП? Вот именно поэтому я и не хочу думать, что Сережка Краммер погиб. Он исчез. Но никаким Департаментам рассказывать свои соображения я не собираюсь.

И вообще, моя жизнь, начиная с Академии, а то и с иркутского колледжа, известна Департаменту "ЛС" гораздо лучше, чем мне, поскольку я могу что-то забыть, а Департамент "ЛС" никогда ничего не забывает. Более того, я имею все основания полагать, что Департамент "ЛС" обо мне самого высокого мнения. Моя карьера развивалась, по меркам мирного времени, просто стремительно. После пропажи Серегиного катера я прослужил в Патруле и Разведке меньше года. Я чувствовал, что мне необходимо сменить обстановку или хотя бы тип кораблей. Руководство отнеслось ко мне с пониманием, и меня перевели в Департамент "Т" на транспортник.

Четыре года я осваивал на разных должностях, повышаясь в звании, огромный транспортник "Мари Бланк". Все большие транспортники носят имена заслуженных капитанов прошлого. "Мари Бланк" тоже был кораблем класса А, как и "Джо Паркер", но только предыдущего поколения.

А потом я получил свой первый малый транспортный корабль "Принц Георг", став самым молодым, мне было 39 лет, действующим капитаном Космофлота.

Еще через два года я получил назначение на "Королеву Марию", средний транспорт, который должен был доставить грузы и людей на строящуюся орбитальную базу на самой границе исследованного космоса. Бывший капитан "Королевы Марии", опытный, заслуженный космолетчик, чуть ли не накануне старта узнал о необратимой смерти жены и старшего сына. Они оба были биологами и работали в базовом лагере на поверхности Альбины, одной из самых опасных для человека планет. Конечно, он немедленно получил отпуск. Я в то время был на Земле, только что вернувшись из рейса. Понятно, что в дальней экспедиции нужен был надежный, безаварийный корабль, поэтому выбор пал на меня, поскольку о моих технических способностях уже тогда ходила слава. Да и во всех других отношениях я успел зарекомендовать себя только с хорошей стороны.

Тогда это был мой самый длительный рейс, продолжавшийся больше трех лет. Новая база строилась в системе ничем не примечательной звезды со стандартной планетной системой: газовый гигант типа Юпитера на очень близкой, почти в короне, околозвездной орбите и несколько – в нашем случае пять – мелких планеток на приличном удалении от звезды. Почти каждая двухсотая средняя звезда имеет именно такую систему. Вот хороших систем, с планетами, потенциально пригодными для развития полноценной жизни, в тысячи раз меньше. Хотя, что мы знаем о возможностях жизни? Но в системе этой звезды, которую все дружно называли "Край Света", или просто – "Край", пока никакой жизни, к счастью, обнаружено не было. Небольшую планету, над которой медленно кружила наполовину построенная база, называли непритязательно Шариком, а базу – Базой.

В полетном задании мне и "Королеве Марии" предписывалось по прибытии в пункт назначения оставаться в расположении стройки и способствовать сокращению сроков строительства нового форпоста человечества. Помимо того, допускалось, при необходимости, задействовать "Королеву" при проведении обзора и изучения космических окрестностей новой базы. Попросту говоря, я становился совершенно бесправным ишаком на совершенно неопределенный срок, поскольку даже после ввода Базы в строй изучение окрестностей могло продолжаться сколь угодно долго. Правда, устно руководство разрешило мне, когда станет совсем невмоготу, послать в Департамент SOS или же самому отыскать благовидный предлог…

Конечно, "Королеву Марию" радостно задействовали и в хвост, и в гриву полных три года. Спасало только то, что на Базе не было единого руководства: Начальник Стройки строил Базу, а Руководитель Экспедиции исследовал окрестное пространство, и в моем положении слуги двух господ имелись определенные преимущества. Пока начальники-руководители выясняли, кто именно из них без "Королевы" на данном этапе работ буквально застрелится, я мог слегка передохнуть. Во время такого очередного передыха я и познакомился, что рано или поздно было совершенно неизбежно, с недавно прибывшим на Базу новым начальником Монтажного Управления Строительства мадам Тереховой по прозвищу Барракуда.

Тут нелишне припомнить мои контакты с дамами, возможно, контрразведку интересую не лично я, а мои знакомые женского пола? Ну, девушки из колледжа и Академии известны Департаменту "ЛС" не хуже меня. Вряд ли дело в них. А вот Луиза и Барракуда – это лица гражданские. Возможно, таинственный Департамент "К" интересуется по какой-то причине моими связями с одной из них?

Луиза была астрономом и работала в Лунной Обсерватории. Я познакомился с ней во время первой же профилактики в Лунном Доке, и почти пять лет при любой возможности мы проводили время вместе. Меньше чем за год до того, как меня назначили капитаном "Королевы Марии", мы вместе ездили в отпуск в любимый мною Крым. Не буду говорить о чувствах, но к этому времени мы подумывали, не завести ли нам первого ребенка, и даже уже обратились во Всемирный Комитет по Генетике за разрешением стать генетическими родителями. Незадолго до конца отпуска ехали мы, помню, на глайдере из Фороса в Алупку. Уже стемнело, и свет фар выхватывал из темноты то куст, то каменную стенку, то ствол инжира… В какой-то момент фары осветили пару, идущую по дороге в том же направлении, в Алупку.

– Давай подвезем? – предложил я.

Несколько минут, пока доехали до Алупки, мы поболтали ни о чем с Кирой, так звали стройную блондинку, и ее спутником Багратом, жгучим брюнетом с огромными карими очами. Через три дня наш отпуск закончился, мы с Луизой вернулись на Луну, и вскоре я отправился в очередной рейс. Когда через десять месяцев я вернулся из рейса, то Луизы на Луне не обнаружил, зато через пару дней в Новостях я увидел сюжет об открытии выставки молодого художника Баграта Саркисяна. Он принимал поздравления, нежно поддерживая под руку совершенно очевидно беременную мою Луизу.

Не могу сказать, что жизнь потеряла для меня всякий смысл. Но с великой любовью я решил слегка повременить. Конечно, за три года пребывания в окрестностях Края Света у меня случались отдельные отнюдь не деловые контакты с женщинами из состава экспедиции. Сначала с Леной, звездником, а потом с Терезой, планетарником. Однако эти дамы были гораздо больше озабочены раскрытием тайн Вселенной, нежели раскрытием тайн мужской психологии. А какие еще дамы могли находиться в экспедиции на краю света?

А вот мадам Терехова, она же Барракуда, мужчинами интересовалась несравнимо сильнее, чем всеми космическими объектами вместе взятыми, и это приятно грело. Но поскольку члены экспедиции постоянно находились в полетах, то практически все окружающие Барракуду мужчины были либо в ранге ее подчиненных, либо в ранге ее начальников, что всегда является определенным препятствием для развития романтических отношений. Так что знакомство со мной она восприняла, как подарок судьбы. Я и не возражал. Вскоре, но все же поздновато, выяснилось, что предметом особой гордости Барракуды являлась очень необычная наследственная мутация, признанная полезной и закрепленная вот уже в четвертом поколении: у мадам Тереховой непрерывно со страшной скоростью вырастали и обновлялись зубки. Казалось бы, и хорошо. Но в условиях экспедиции, когда пища не всегда представляет собой бифштекс с кровью или отбивную с косточкой, зубы ее с естественным обновлением задерживались, и во рту милой девушки образовывалось временами по два, а то и по три ряда свеженьких остреньких конических зубищ.