«Так о чём же вы хотели поговорить со мной? – спросила хозяйка уже более миролюбивым тоном, казалось, что ранение полученное К. каким-то странным образом уравняло их обоих в глазах хозяйки и сделало ближе к друг другу, – только прошу вас не наседайте на меня слишком сильно, мое сердце может не выдержать такого беспощадного натиска, оно и так уже изношено до предела».

К. ненадолго задумался. По сути, просьбу хозяина он выполнил, правда, это произошло не зависящим от К. образом; не будь у него на голове шишки набежавшей от столкновения с Франкелем, и не швырни Гардена в хозяина в гневе чашкой, она бы так и лежала сейчас с головой под одеялом, яростно отражая попытки любого с ней контакта. Сейчас враждебность хозяйки, конечно, на первый взгляд поумерилась, но К. уже по предыдущему опыту знал, что не стоит слишком доверять её внешнему беспомощному виду, даже, если она теперь и походила на человека, который сдался перед неодолимыми обстоятельствами и прекратил попытки всякого им сопротивления.

«Хозяйка, я знаю, что к вам сегодня приезжали две женщины, – начал К. внимательно глядя на сразу поблёкшее при этих словах лицо Гардены, – я хотел бы знать о чём они с вами говорили». «Я же просила вас пощадить меня, господин землемер, – слабо простонала хозяйка, – а вы сразу решили меня убить». «Хорошо, как скажете, – невозмутимо согласился К., после паузы, – если разговор про этих женщин убивает вас, мы можем тогда поговорить о Кламме. Насколько я помню, эта тема вам более близка».

Хозяйка не поднимая головы с подушки, лишь повернула своё лицо к нему и слабым замедленным движением положила правую руку себе на грудь.

«Боже, господин землемер, только не о нём, прошу вас, – жалобно произнесла она, – ведь, вы и в прошлый раз меня почти доконали, – тут она приподняла голову и озабоченно осведомилась, – вы всё-таки устроили какую-то глупость? Я же вас буквально на коленях молила в прошлый раз ничего не предпринимать самостоятельно!»

К. уже понемногу начал сердиться, хозяйка не только отбивала каждый его вопрос охами и стонами, но ещё и сама теперь перешла на него в наступление – и куда девался в этот момент её болезненный вид? – похоже всё это было одно сплошное притворство.

«Хозяйка! – предостерегающе сказал он, – или мы говорим сейчас серьёзно или я действительно отправляюсь к Кламму и делаю там какую-нибудь глупость». «Хорошо, хорошо, – тут же сдалась Гардена, – я не хочу вас сейчас раздражать или выводить из терпения, просто я действительно принимаю всё очень близко к сердцу, тем более слова о Кламме».

К. нетерпеливо вздохнул.

«Я это знаю, – сказал он, – и не преследую цели вам навредить, как бы вы ни думали обратного. Просто к тем женщинам, которые приезжали к вам сегодня, я тоже имею в некотором роде отношение». «Странно, – хмыкнула хозяйка, глядя в потолок, – и какое отношение вы можете иметь к Гертруд?» «К Гертруд?» – недоуменно переспросил К. «Вот именно, я вижу, вы даже не знаете как её зовут, – победоносно сказала хозяйка, – но тем не менее, хотите знать о чём я с ней говорила». «Вы говорите о фрау Герстекер?» – почти наугад спросил он. Хозяйка нахмурилась: «Конечно, я говорю о своей глупой Гертруд. Просидела пять лет сиднем дома, никогда не навещала своих родственников, а сегодня вдруг примчалась ко мне». «Она вам родственница?» – «Ну, да, правда, дальняя, – равнодушно ответила хозяйка, – когда человек такой старый, он невольно успевает стать роднёй туче народа. За полсотни лет, так или иначе, кто-то из общих родственников успевает с друг другом пережениться, ведь у нас не такая уж большая Деревня. Но меня собственно не её визит удивил, а то, что она вдруг о вас заговорила, хотя она прекрасно видела, что эта тема мне неприятна».

«Ценю вашу откровенность, – иронически проронил К., – в моём положении она даже уместней, чем, если бы мне пришлось вылущивать правду из лести».

«Господин землемер – здесь, господин землемер – там, – хозяйка даже воздела насмешливо обе руки к пропадающему в полутьме потолку, – можно подумать, в Деревне других предметов для разговора и нет. Не говоря уже о том, чтобы беспокоить вами ещё и Замок. Нет, вы даже сами подумайте, где вы и где Замок!»

К. подумал и сказал, что он вообще-то никогда не претендовал на такое сравнение, а от Замка ему лишь нужно подтверждение его прав (ведь он приехал сюда по приглашению именно графской службы), которых его теперь лишает местная администрация в лице старосты и примкнувшего к нему школьного учителя.

«Если бы вы слушали меня, господин землемер, никто бы вас ничего не лишил, – сварливо заметила хозяйка, – я же говорила вам, что староста ничего не решает. Я предлагала вам помощь его жены Мицци, а вы самонадеянно полезли решать вопрос сами, и понятное дело, только всё испортили».

К. признался, что тогда он действительно мог слишком поторопиться в своих действиях и вследствие этого совершить ошибку; но сейчас-то ещё есть возможность исправить ситуацию, если снова обратиться к Мицци?

«Не имею ни малейшего представления, – сухо произнесла хозяйка, – тогда вы были женихом Фриды, хоть, конечно, и крайне нежеланным для меня. Но Фрида мне как дочь, я всегда принимала участие в судьбе бедной девочки и помню была безумно счастлива, когда сам Кламм впервые вызвал её к себе. Но потом явились вы, разрушили всё до чего смогли дотянуться, и поэтому мне пришлось спасать жалкие остатки того что осталось. Но, теперь-то, господин землемер, Фрида снова свободна, хотя и несчастна – никогда Кламм её больше к себе не позовёт, это понятно всем. Поэтому и вам помогать я больше не собираюсь. Вы мне сейчас даже хуже, чем враг, вы приносите мне несчастья одним своим появлением».

«Тем не менее, – не сдался К., выслушав эту речь, – хоть я вам, как вы говорите, враг, и даже хуже, тем не менее, сейчас мы сидим рядом и мирно разговариваем. Согласитесь, что никто в трезвом уме не будет подпускать своего врага на расстояние вытянутой руки в своей спальне».

«Это правда, – подумав, согласилась хозяйка, – но здесь, конечно, в основном вина моего мужа. Он меня никогда не слушает. То есть, он слышит, кивает, говорит, «да, Гардена», но не слушает. Это ведь он привёл вас сюда».

«Ну, вряд ли бы я сам нашёл дорогу до вашей спальни, – попытался шуткой смягчить настроение хозяйки К., – но вы зря нападаете на Ханса, ваш муж лишь пытается вам помочь, только и всего. Вы же сами прекрасно знаете, что он бы здесь и дня не продержался без вас, зачем же ему в таком случае пытаться свести вас в могилу?»

Хозяйка лишь равнодушно махнула рукой: «Ему и дела нет до постоялого двора, а если со мной что-нибудь случится, поверьте, он и дня здесь лишнего не пробудет. Продаст всё за гроши и переедет к своей матери только и всего. К этой мысли я уже давно привыкла. Другое дело, что Ханс сам по себе недалекий и наивный, он легко подпадает под чужое влияние и тут уже просто не знаешь что от него ждать». «Мне кажется вы к нему слишком строги, – сказал К., – ничего такого я нём не заметил. Но я вижу, что он добрый человек». «Видите, – презрительно отозвалась хозяйка, – ну кто бы говорил. Вот так вы и дурите людей: моего мужа, бедняжку Фриду и даже старую выжившую из ума Гертруд. Одна лишь я в состоянии вам до поры, до времени сопротивляться, ибо я вижу вас насквозь, да, молодой человек, я много в жизни чего повидала, меня так просто не проведёшь. Но вы и тут находите способ сделать всё по своему; зная, что перехитрить меня почти невозможно, вы просто с наглой беззастенчивостью забираете в свои союзники близких мне людей, таких как Фрида или Ханс, а потом бьёте меня по самому уязвимому месту, которое у меня осталось – по моему здоровью».

«Ну, это совершенные глупости, – даже возмутился К., – мне даже их опровергать нет никакой охоты. Они вопиют сами за себя».

«Неужели? – едко произнесла хозяйка и даже приподнялась с подушек, – а кто за один, получается, вечер, сбил с толку Гертруд и перевернул вверх дном всё в её и так слабой голове? Как вам это удалось? Можете не отвечать, я знаю, вы просто всегда выбираете беззащитные цели, тех кто не может вам сопротивляться, а если и сопротивляется, вы тут же изыскиваете к ним новый подход и всё равно достигаете успеха».

«Вы сами себе противоречите, хозяйка, – спокойно ответил К., – если я бы всегда достигал успеха, то сейчас я работал бы в Деревне землемером, и жил бы со своей женой Фридой у вас на постоялом дворе».

«Ну, может, так оно пока и есть, – с сомнением обронила хозяйка, – но, – вдруг, оживилась она, – это только доказывает мою правоту. Вы потерпели поражение в одном, но не отступили, и теперь взялись за мою бедную родственницу. Выходит я всё равно права».

К. только устало вздохнул в ответ; здесь он везде только напрасно тратил свои силы, преодолевая вязкое тягучее сопротивление каждого жителя Деревни, какой бы ни встретился у него на пути – только бесполезно тратил. И даже те кто, вроде бы, старался ему помогать, хотя бы такие как Варнава или Ольга, все равно, даже своей помощью они только ограничивали его движения, приклеивали его к почве, не давая продвинуться хотя бы на шаг вперёд. А такие люди как хозяйка, так те даже напротив, не стесняются и со всей своей мочи открыто тащат его назад.

«Мать Герстекера, – он почему-то никак не мог назвать её по имени, – сама пригласила меня вчерашним вечером к себе, – попытался объяснить К., – и более того, её сын только с большим трудом смог меня на это уговорить. Я не хотел к ним идти, у меня были другие планы».

«Знаю я ваши планы, – тут же подхватила хозяйка, – наверное, снова собрались засесть у семейства Варнавы? Оттуда вас и калачом не выманить». «Вы снова бьёте мимо, – сказал К., – я собирался пойти к совсем другим людям, но не буду при вас распространяться к кому именно, вы снова всё представите в неверном свете». «Да, уж конечно. Сильно мне это надо! Мало ли у нас в Деревне голытьбы. Ну, хорошо, допустим. То есть, вы прямо утверждаете, что Гертруд позвала вас к себе? Но это же абсурд! Она уже много лет не выходит из дома, где же вы в таком случае успели познакомиться?»

«Через сына, – пожал плечами К., начиная уже уставать от этого беспредметного разговора; они проговорили, наверное с час, даже свечи, вон, почти догорели, а он всё никак не мог услышать от хозяйки нужные ему сведения, за которыми он сюда явился, она только без толку с ним препиралась, – она весь вечер расспрашивала меня про моё прошлое, откуда я родом, где я работал и жил. Правда, у меня сложилось впечатление, – тут К. не стал врать, хотя и мог бы, – что она не поверила ни одному моему слову».

Хозяйка сразу же ухватилась за его последние слова: «Вот, вы сейчас говорите мне в глаза совершенно лживые вещи, и даже не краснеете. Или вы думаете, что сумеете и меня перехитрить? Нет, господин землемер, ваши хитрости настолько тонкие, что рвутся сами собой. Ведь всё произошло, как раз наоборот! Это вы закружили Гертруд голову своими россказнями и теперь она напротив, убеждена, что вы очень важная персона. Вы только послушайте, приезжий землемер, чужак— важная персона! Или может быть, вы вообще, сын графа?»

«Возможно, – слова хозяйки немного развеселили К., – теперь мне понятно, почему вы после разговора с ней слегли в постель. Отказать в сдаче комнаты такому знатному человеку как я, это серьёзный просчёт».

«Вот, вы смеетесь, господин землемер, а мне вовсе не смешно, – сказала хозяйка, – пусть, Гертруд и выжила из ума, но она живет здесь давным-давно и когда-то была служанкой у прежних господ в Замке. А если кто-то из них её вспомнит по старой памяти? Эти кроты роют такие глубокие норы, что они не осыпаются десятилетиями». Она с упрёком посмотрела на К.: «А вы сами? Ну, что вы странный человек, почему вам больше всех надо? У вас прекрасная должность школьного сторожа, есть где жить, вас бесплатно кормят у меня на постоялом дворе. И зачем вам ещё тогда вдобавок отправлять завербованных вами эмиссаров в Замок – и надо же, как вы точно выбрали кого послать, чтобы подтвердить ваши пресловутые права. А теперь и обычные простые люди, такие как я, – она даже слегка всхлипнула, – могут пострадать из-за вашей самонадеянности и гордыни».

«Начнём с того, хозяйка, что я никого никуда не отправлял, – спокойно произнёс К., покачиваясь на табурете, – но, если есть люди, которые готовы принять во мне участие, от их помощи я отказываться не буду. К тому же, я не знаю, как долго они мне собираются помогать, к слову, ещё недавно и вы сами сидели у нашей с Фридой кровати здесь в доме и тоже обещали нам своё материнское содействие. Надо ли говорить, что в конце концов всё вышло совсем по-другому. Так и здесь, поэтому я не придавал бы большого значения её поездке, во всяком случае, пока не будут видны какие-либо практические результаты».

Хозяйка поглядела на К. как на сумасшедшего.

«А то, что ко мне уже сегодня приехала некая дама из Замка и осведомилась, как вам здесь у меня живётся, это вам не результаты? – возмущенно спросила она, сбросив с себя весь свой болезненный вид, оказавшийся, как и думал К., по большей части одним лишь притворством. – Да, у меня просто ноги сразу подкосились! Вас уже два дня как, непонятно, где носит, а мне за вас отвечать? Хорошо вы придумали, господин землемер, или кто вы там теперь. Что я ей должна о вас рассказывать, если вы съехали и я вас даже и знать теперь не хочу?».

«Погодите, хозяйка, – прервал её речь заинтересовавшийся этими словами К., – ваше отношение ко мне мы обсудили уже неоднократно. А дальше-то, что произошло?»

Хозяйка равнодушно пожала плечами: «Уехала она почти сразу, разве вы не знаете, что господа из Замка всегда торопятся, и даже говорить предпочитают и то на ходу». «Уехала? – разочарованно выдохнул К., – и даже ничего для меня не передала?»

Хозяйка в ответ нахмурилась и посмотрела в сторону от К.

«Может и оставила, – еле слышно сказала она, – но я вам разве посыльный, чтобы записки через меня передавать? – она заговорила громче, – у вас есть для этого Варнава, насколько я знаю, спрашивайте у него. Вы же вроде были довольны его работой».

К. посмотрел на неё почти угрожающе: «Хозяйка, не стоит переходить границы. Если вам доверили письмо, прошу, отдайте его мне, – он наклонился в её сторону, – отдайте письмо, иначе…» «У меня его здесь нет», – пролепетала испуганно Гардена. «И где же оно?» – «Я отдала его Хансу».

«На кой чёрт оно нужно Хансу, если адресат я!» – вспылил К., в гневе вскочив с табурета; в этот момент он был готов стукнуть хозяйку подсвечником по её глупой голове, хотя вряд ли Ханс рассчитывал на подобное применение своего подарка.

«Не кричите так на меня, – обиженно сказала хозяйка, – ваше письмо мне совершенно без надобности. Я так мужу и сказала, «возьми его и делай с ним, что хочешь, но только чтобы я его больше не видела».

Получается, с яростью подумал К., письмо уже целый день в кармане у хозяина, а он даже и словом об этом ему не обмолвился!

«Можете снова накрыться с головой, я вас больше не побеспокою», – сухо сказал он, и даже не взглянув на хозяйку, вытащил одну свечу из ручки бронзового младенца и поспешил прочь из комнаты.

Глава 33 (8)

Письмо.

В коридоре К. сразу же наткнулся на хозяина и чуть было не поджёг на нём одежду, задев его от неожиданности горящей свечой. Хозяин охнув, отскочил на шаг так, что из кружки с питьём, которое он очевидно обещал донести до страдающей от жажды жены, плеснуло прямо на пол, чуть не забрызгав К.

«Прошу прощения, господин, – испуганно воскликнул он, – не облил ли я вас?» К. молча уставился на него, сжимая свободный от свечи кулак. «Почему ты не отдал мне письмо, которое получил от своей жены?» – не обращая внимания на вопрос хозяина, в упор спросил он. Хозяин на глазах у него затрясся от страха так, что из кружки снова выплеснулась жидкость. «Простите, господин, – плаксиво промямлил он, боясь посмотреть К. прямо в глаза, – мне Гардена не велела вам про письмо говорить. А потом Шварцер…» – «Хозяйка мне сказала, что она только не желает иметь с письмом дела», – мрачно сказал К. «Нет, господин, не только. Но прошу, не выдавайте меня ей, что я вам всё-таки рассказал, она и про это тоже запретила рассказывать».

Выходит, ослеплённая ненавистью к К. хозяйка, тем не менее, проявила похвальную осторожность, не сама спрятала письмо в укромное место, а переложила всю ответственность на хозяина; если К. про письмо не спросит (а как он спросит, если он про него не знает?) то тогда можно считать злодеяние успешно исполненным, а если спросит – то вот, объяснение: недалёкий умом хозяин всё перепутал – его и наказывайте, ну, а хозяйке хоть такая от него польза.

«А Шварцер, собственно, какое к этому имеет отношение?» – хмуро спросил К., до разума которого, отвлечённого неприязнью к хозяйке, наконец дошли последние слова Ханса. «Я отдал письмо ему, – виноватым голосом сказал хозяин и осторожно посмотрел в лицо К., – он недавно зашёл на постоялый двор, – Ханс поднял кружку, которую держал, повыше, как бы демонстрируя её К., – я поэтому и запоздал с питьём, что он меня задержал».

Гнев К. прошёл, и снова у него осталось только чувство усталой безнадёжности; он как будто был колодцем, из которого жадные хозяева всё черпали и черпали воду, и вычерпав её до дна натыкались там только на эту бесконечную усталость. Вновь поднималась в колодце вода и вновь её черпали. И снова показывалась на дне только усталость и безнадёжность.

«Я даже не буду на тебя сердится за то, что ты во всём слушаешься свою жену, – тихо произнёс он, – с этим уже ничего не поделаешь, в эту яму ты сам залез много лет назад, и помочь здесь невозможно, хотя меня, конечно, удивляет, что хозяйка с умыслом делает тебя виноватым передо мной, а ты и возмутиться против не смеешь».

Хозяин только кивал в ответ, но казалось, что не меньше половины слов К. пролетает сквозь его уши не задерживаясь, а он только делает вид, что всё понимает.

«Но скажи, ради всего святого, Ханс, – продолжил К. нести свой бесполезный и тяжёлый крест, – зачем ты отдал письмо адресованное мне, Шварцеру, который, как я, больше чем уверен, даже и понятия о нём не имел!»

Эти слова, вроде как, проникли внутрь и зацепились за мозг хозяина.

«Но, как же, господин, – будто удивляясь непонятливости К., ответил он, – Шварцер, он же сын помощника кастеляна. А я совсем малограмотный, я ведь конюхом в молодости был, могу только печатные буквы с трудом разобрать, а письмо от руки совсем не прочитаю».

К. только руками всплеснул, то есть, только это, значит, хозяина от чтения чужого письма останавливало? Да, нет же, объяснил хозяин, он и не собирался читать письмо, он только у Шварцера спросил, как ему поступить лучше всего; да и К. теперь может сам забрать письмо у Шварцера, тот сейчас в зале, и жена на него зато не рассердится, поскольку все её указания, хозяин выполнил.

«Он весьма могущественный человек, этот Шварцер, я ещё тогда про это тебе сказал, когда ты только появился в Деревне, разве ты не помнишь? Он даже может свободно звонить в Замок, когда ему нужно и докладывать о вещах, которые он здесь примечает». «Я тоже могу позвонить в Замок с твоего телефонного аппарата, – возразил К., – между прочим, я так уже здесь делал, ты и это тоже должен помнить». «Да, конечно, – согласился хозяин и умолк, ухватив покрепче кружку и равномерно покачивая ею, как будто держа на весу что-то тяжёлое, – разреши я всё же отнесу питьё Гардене, она и без того недовольна».

«Да, разумеется, иди, – махнул рукой К., – всё, что мог ты для меня уже сделал», – иронически добавил он, но хозяин явно не понял этого намёка, и облегчённо заулыбавшись от того, что К., по его мнению, больше на него не сердится, закивал ему и посторонился, давая дорогу.