Глава II. «Непобедимый»

26 апреля 1985 года, в 18 часов по местному времени, бо́льшая часть гарнизона лагеря Бадабера в Пакистане (наймиты США и пакистанская армия) совершала вечерний намаз. С узниками остались только двое охранников, которые, потеряв бдительность, были обезоружены и связаны. Пленные, взломав замки́, быстро вооружились в арсенале, подтащили боеприпасы к спаренной зенитной установке и приготовились на базе к круговой обороне.

По тревоге был поднят весь личный состав базы – 3000 человек во главе с инструкторами из США, Пакистана и Египта. Они попытались штурмом вернуть контроль над крепостью, но были встречены шквальным огнём и, понеся большие потери, вынуждены были отступить.

В полночь лидер Исламского общества Афганистана Бурхануддин Раббани – будущий президент страны – поднял полк моджахедов Халид-ибн-Валида, окружил крепость и приказал мятежникам сдаться, однако получил ответное требование – вызвать представителей советского посольства в Афганистане, Международного Красного Креста и ООН.

Начался второй штурм, который восставшими советскими воинами также был успешно отбит. Место боя к тому времени душманы и военнослужащие пакистанской армии при поддержке бронетехники и артиллерии 11 армейского корпуса Вооружённых сил Пакистана блокировали тройным кольцом окружения. В воздухе барражировали самолёты ВВС Пакистана. Жесточайшие боестолкновения продолжались всю ночь. Штурм следовал за штурмом, силы восставших таяли, однако и нападавшие несли ощутимые потери.

27 апреля Раббани снова потребовал сдаться и снова получил отказ. Он приказал вывести тяжёлую артиллерию на прямую наводку и штурмовать крепость. Началась артподготовка и затем штурм, в котором участвовали артиллерия, тяжёлая техника и звено вертолётов пакистанских ВВС. Когда войска ворвались в крепость, оставшиеся раненые советские военнопленные взорвали арсенал, сами погибли и уничтожили значительные силы противника.

Дорого заплатили афганские мятежники за попытку вернуть базу. При штурме погибли 28 пакистанских военных и 9 представителей власти, более сотни моджахедов и 6 американских советников. Полностью был уничтожен арсенал, в числе потерь 3 установки «Град», около 40 единиц орудий, миномётов и пулемётов, десятки тысяч ракет и снарядов. Погибла и канцелярия тюрьмы, а с ней, к сожалению, и списки узников. В результате штурма учебная база Бадабера прекратила своё существование. В настоящее время на этом месте одни развалины. Где-то там покоятся и останки восставших советских солдат и офицеров.

Впоследствии стали известны имена советских военнопленных: это лейтенант Сабуров С.И. 1960 года рождения, младшие лейтенанты Кирюшкин Г.В. (1964), Кашлаков Г.А. (1958). Сержант Васильев П.П. (1960), младшие сержанты Рязанцев С.Е. (1963), Саминь Н.Г. (1964), ефрейтор Дудкин Н.И. (1961). Рядовые Васьков И.Н. (1963), Варварян М.А. (1960), Павлютенков (1962), Рахимкулов Р.Р. (1961), Левчишин С.Н. (1964), Зверкович А.Н. (1964), Коршенко С.В. (1964). Служащий Советской Армии Шевченко Н.И.

Спустя два дня после восстания лидер одного из воюющих афганских кланов, небезызвестный Гульбеддин Хекматиар, издал приказ, посланный всем подчинявшимся ему отрядам моджахедов: «Шурави в плен не брать! При захвате уничтожать на месте на всей территории Афганистана». В случае благополучного исхода все они получили бы в «благодарность» от советского государства от 8 до 15 лет строго режима за измену Родине по статье 64 УК РСФСР.

* * *

– Правильно говорят: на войне атеистов не бывает. Наверное, Господь и попускает войны, чтобы народ снова к вере повернулся, – при этом Виктор три раза перекрестился.

– А сам-то ты когда окончательно к вере пришёл? – мой вопрос заставил его вздрогнуть.

Виктор вдруг резко замолчал, но было видно, как губы его дрожат, а глаза остекленели от набежавшей слезы. «Да, – подумалось мне в этот момент, – если уж такой мужественный герой не может сдержать слёз, значит, причина действительно была серьёзная».

Секунды текли Ниагарским водопадом, но Виктор молча пережёвывал тишину, как будто собирался с духом. У меня было такое чувство, что сто́ит мне произнести хоть звук, даже чихнуть или кашлянуть, и мы никогда не узнаем истины. Даже не в меру говорливый гигант Х-в в этот момент не проявил рвения, лишь соловьи продолжали исполнять свои серенады, а где-то вдалеке шумел прибой. Больше ничего не нарушило райской идиллии.

– Истинная вера приходит тогда, когда в этом убеждаешься реальными жизненными фактами, – Виктор ненадолго замолчал, протяжно втянул свежий воздух, точно экзотичное угощение, и только после этого продолжил. – Это случилось где-то под Кабулом. Наш батальон тогда охранял дорогу на перевале возле границы с Пакистаном. Оттуда под видом гуманитарной помощи шли караваны с оружием, боеприпасами и наркотиками.

Естественно, те, кто хотел жить, старались меньше знать. Кто-то наверху, видимо, хорошо грел на этом руки, поэтому проявлять инициативу было смерти подобно. Я тёрся на войне уже не первый год, многому был научен, но не все же такие. Были те, кто хотел выслужиться, кто-то завидовал, что с ним не поделились, – в чужую душу не заглянешь.

Короче, один раз талибов прищучили – кому-то приснилось проверить содержимое «гумпомощи». А для многих из них подобный бизнес был единственным источником существования. К тому же у каждого семьи по восемь – десять человек, и все жрать хотят. Дело попытались замять, но кто-то уже успел в Москву сообщить, шухер неимоверный поднялся, так что и головы, и погоны полетели бы журавлиной стаей. И чтобы впредь никому неповадно было мафии на хвост наступать, в чью-то голову пришла идея «разобраться» с опальной ротой руками «духов». Одним выстрелом свою голову из-под топора вынуть и концы в воду спрятать.

– И что, это твоя рота была?

– Да нет, соседняя, но ведь и мои могли высунуться.

– Ежу понятно, – Никита не расставался со своей коронной фразой.

– Ну и что дальше?

– А дальше… – Виктор опять замолчал на короткое время. – Дальше нашему батальону поступил приказ готовиться к передислокации. Куда, зачем – никто толком не объяснил, да и не всё ли равно? На сборы дали сутки или двое, сейчас уже не помню. Да не суть важно. Одним словом, для многих это было как сивый мерин на Южном полюсе.

А ребята из опальной роты, представляете, подружились с местной коброй.

– С кем, не понял? – едва сдерживая смех, переспросил Вольдемар.

– Чего не понял? С коброй, говорю. Змея такая, очковая. Она к ним как-то заползла, они жутко струхнули, думали, что бросится на кого-нибудь. Но агрессивных намерений у неё не было. Ребята её сахаром угостили, после чего она потанцевала на хвосте и мирно удалилась. А потом уже стала регулярно к ним захаживать, даже к себе в гости позвала.

– Это как, по-русски или по-японски? – уже не сдержавшись от смеха, спросил Никита.

– Тёмные вы, как борода у талиба. В Афгане не то что змеиный, паучий язык понимать научишься. Короче, узнали ребята, где она обитала, – в пещере, в полуверсте от лагеря. Стали её навещать, подкармливали, одним словом, стали лучшими друзьями. Сам бы никогда не поверил, если бы не был тому свидетелем, – Виктор не сумел сдержать улыбку.

– И тут приказ: передислоцироваться куда-то под Кандагар. Приказы не обсуждаются, ребята стали собираться, Колян, запамятовал… как его… не важно, вспомнил в последний момент, что они забыли с Настей попрощаться: они ей даже имя дали.

– А почему именно Настя, странно как-то?

– Ничего странного. Просто с её появлением всегда погода менялась. Как нет Насти, так ненастье, туман опускался на горы. Само собой по аналогии и родилось.

– Прям шапито! – Володя опять заискрился раскатистым смехом.

– Скорее Колизей. Ты слушай дальше. Пошёл, значит, Колян к пещере, а Настя уже ждала его, свившись колечком на камушке. Он только начал сахар из кармана доставать, а она вдруг прыгнула к нему на шею и ощетинилась перед его лицом. Коля опешил, не может ничего понять и вдруг слышит отдалённую стрельбу, разрывы гранат, бой, короче, идёт. И очень быстро всё стихло. Только после этого Настя сползла с него и удалилась в своё гнёздышко.

Колян перевёл дух: он-то думал, что тяпнет сейчас, и поминай как звали. Ан нет, но смутная тревога не покидала его: что бы могло это означать? Он что есть мочи дёрнул к лагерю, и через пять минут перед ним предстала картина Васнецова «После побоища князя Игоря с половцами»: вся рота была зверски уничтожена! Причём раненых добивали штыками в глаза. Наши ребята даже не успели оружие применить, всё случилось настолько стремительно. Видимо, экзекуция была заранее спланирована и подготовлена.

– Коню понятно! А ты не знаешь, кто это были? – поинтересовался Никита.

– В этих местах орудовала банда Юсуфа. Во всяком случае, по слухам это были они, а там кто знает? Мы тоже стрельбу услыхали, хотели связаться с ними по рации, но никто не отвечал. Тогда мы по тревоге ноги в руки и рванули в надежде помочь, если что.

Вдруг БТР, который шёл головным, резко сворачивает с дороги. И остановился. Я запрашиваю командира, что за цирк, а он мне про внутренний голос начинает в уши кляп вставлять. Я ему опять: «Пошто мне порожняк толкаешь? Приказа не слышал?» Он опять за старое: «Мне, говорит, Богородица явилась и сказала, что дальше дороги нет. Дальше смерть!»

Я, разумеется, весь свой ненормативный запас выложил, обхожу его броневик и по газам. И вдруг взрыв! Но не сильный: или гранату пустили, или на противопехотной мине подорвались. Мне-то только лицо покарябало, а вот водиле повезло меньше: ногу потом оттяпали. Выбраться невозможно – кругом стрельба, а в БТРе мы мишень. Сидим, как овцы на бойне, и ждём непонятно чего. Тут слышу в заднем у нас ДШК «заговорил», а ихний вроде замолчал. Пользуясь передышкой, мы выбрались из «коробочки» и заняли круговую оборону.

– Зѣло борзо, – Никита почесал затылок и сплюнул сквозь зубы.

– Куда уж круче! А главное – местность открытая, спрятаться негде, а духов не видать: пали в белый свет, как в копеечку, пока патроны не кончатся. Хорошо через пару минут «Акулы» прилетели, талибов наизнанку вывернули, а то бы хана! Короче, нашу роту тоже изрядно потрепали, но в этот раз обошлось без жертв. Только несколько «трёхсотых» (раненых).

– А что с тем, уцелевшим-то, стало? С катушек не слетел?

– Не знаю, я его больше не видел, но слух прошёл, что он в одиночку банду Юсуфа уничтожил. Отомстил за ребят. Причём ему Настя помогла. Она его привела к пещере, где у тех лагерь был. А Колян вроде химиком был по профессии, сотворил что-то вроде бомбы с отравляющей начинкой и под видом «духа» пробрался к ним в логово, сняв часового. Когда бомба взорвалась, они стали как очумелые выбегать наружу, его приняли за духа – он тоже бородатый был. Тут он их всех поодиночке и уложил. А Юсуфу потом также штыком зенки выколол.

– Да уж, за такое надо бы к «герою» представить, – с восхищением произнёс Никита.

– У нас представят!.. К «вышке», по статье 64 УК РСФСР, за измену родине.

– А что, он кому-то дорогу перешёл? – спросил гигант Х-в.

– Кто ж знает? Только полковника Чердынцева вскоре в Союз отправили, по слухам, «на конвейер» попал, потом вроде на Камчатке или в Плесецке осел, не помню.

– И за что ж ему такая награда?

– Видимо, он всё это крышевал. В цинковых гробах-то наркоту в Союз переправляли, а тут целая рота «двухсотых», и ни грамма! За такое мафия по головке не погладит.

– Это точно! Если в Плесецк, значит, кончили бы там его, это как пить дать, – сделал заключение азъ окаянный. – Там умеют концы в воду прятать. В прямом смысле.

– Ты-то откуда знаешь, бывал, что ли, там? – удивился Виктор.

– Не просто побывал, а с конкретной целью туда услали. В своё время одному полковнику, высоко летающему, дорогу перебежал. Как тот заяц Александру Сергеевичу. Только косой спас солнце русской поэзии от участия в восстании декабристов, а я на роль спасителя даже в профиль не гожусь. Ушами не вышел. Поэтому был выбран в качестве тельца на заклание. Чудом жив остался, Господь ангела-хранителя послал, а то бы кормил бычков на дне карьера.

– Интере-е-есно! Прямо альманах невыдуманных рассказов. Ну-ка, поведай братьям по вере, какой такой ангел тебя хранил? – глаза Виктора заискрились неподдельным интересом.

– Было дело. После Паровозной академии по распределению я попал в N-й «почтовый ящик». На «ярмарку вакансий» приехал лысый плюгавенький человекушка с нерусской фамилией. Чем конкретно буду заниматься, мне он не объяснил, сказал только, что буду служить по специальности. Раз факультет строительный, значит, предстоит строить коммунизм, а где конкретно… То ли на одной шестой части суши, а может, и на всей планете. Как Господь управит.

Когда освоился, стало понемногу доходить, что вся эта мышиная возня с построением нового светлого будущего лишь ширма, просто из нас отбирали кандидатов в разведшколу. По сути, это были разведъясли. Кто догадывался, того отправляли на режимные объекты, чтобы проверить «на вшивость». По ходу дела я все полигоны страны посетил, но, видимо, характер мой начальству не по душе пришёлся: зѣло независимый, кому ж это понравится? А поскольку меня уже в кое-какие тайны посвятили, то выбран был в качестве жертвенного агнца.

– Это как? – Вольдемар не оставил привычки задавать «китайские» вопросы.

– Каком кверху! Кончить меня надо было, но с пользой. Разведчик в экстремальной ситуации должен без раздумий и лишних эмоций выполнить ЛЮБОЙ приказ. Поэтому те, кто хотел бы послужить отечеству на этом поприще, в обязательном порядке должны пройти через это безбожное испытание. А мой непосредственный начальник как раз готовился к поступлению в Военную дипакадемию, но только в случае успешного прохождения испытания кровью. Тут и агнец «подоспел, как по заказу Люцифера». Всё складывалось одно к одному. Но Господь зрит сердце, поэтому вы видите меня стоять перед вами живым и в меру упитанным.

– И как же он тебя замочить собирался? Как Раскольников старушку?

– Не-е, Витя, у Роди не было талантливых учителей. Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл, начал делать – так уж делай, чтоб не встал. Вернее, не вынырнул. Чтобы концы в воду и никогда чтобы не всплыли. Замочить не только в переносном, но и в прямом смысле.

– Ну так это ж исхитриться нужно? Он что, чемпион по подводному плаванию?

– Да какой там чемпион? По литрболу – та да. Выжрать мог литруху и хоть на цыпочках. Здоровый бугай, как трусы после стирки. И всегда, как купаться едем, обязательно с собой горючего брал. Мы-то не особливо употребляли, так, для аппетиту, а о-он! Стакан вмажет, вторым «закусит», носки понюхает, и ни тебе прибавки к жалованию. Анекдоты любил травить – это потом до меня дошло, что он стукачом был, на ответную откровенность раскалывал. Политсознательность нашу прошаривал и, куда следует, сообщал. На каждого досье: как «чаша терпения» переполнится, считай, что ты уже на небесах. Машина работала безотказно.

– Так по какой же причине этот дрын на тебе засбоил? – азарт поглотил Виктора всерьёз.

– Говорю же: на всё воля Божия! Видимо, у меня другая миссия на этом свете.

Короче, в середине цветущего мая, сразу после праздничной недели, нас выпихивают в командировку. Задание пустяковое – реконструкция подъездного пути на стартовую площадку. Хотя чего там реконструировать? Не скажу, что состояние пути идеальным было, но бывало и похуже, однако никто не чесался. Одним словом, приказы не обсуждаются.

Через месяц всей команде командировку продляют и дают новое задание. Без объяснения причин. Кое-кто пороптал для вежливости, но особо рыпаться не стали. А что? Гостиница хоть и не десять звёзд, всё не в палатке и не в коровнике. Все тебе тридцать три удовольствия, даже с прекрасным полом проблем не было. Живи и радуйся жизни.

– И вы радовались? – Виктор недвусмысленно намекнул на «запретный плод».

– Кто как. Лично меня в Москве ждала невеста, и заявление томилось в ЗАГСе. Поэтому у меня проблемы сводились к поиску путей в прекрасное далёко. Типа как оттуда поскорее слинять и желательно без стука дверей. А всё, как назло, складывалось не в мою пользу. Даже дату регистрации пришлось переносить, но второй раз это было уже за гранью возможного, тем более что ЗАГС закрывался на ремонт, и на семейной жизни можно было ставить крест.

– Так уж и крест? А что, через год уже нельзя было расписаться?

– Можно было. Если бы мне удалось прожить этот год. Но мне бы не удалось.