ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В воскресенье утром выглянуло солнце. Осенние пасмурные дни утомили природу. Безоблачное небо и прозрачный воздух с утра создавали приподнятое настроение.

Илья заехал домой к Ирен. Накануне они договорились, что он отвезет ее к дедушке, а вечером они вернутся домой. После поездки в Москву на похороны прошел почти месяц, а Ирен не встречалась ни с Борисом, ни со стариком. Она не знала, что Илья постоянно находился там и поддерживал дедушку.

Из подъезда своего дома Ирен вышла в сопровождении своих родителей. Они собирались прогуляться с длинноухой таксой.

Родители Ирен были еще молоды. Это была замечательная пара: маме, Лане Семеновне, было примерно 45 лет, в прошлом она была балериной, выглядела очень молодо, воздушно; стройная фигура, походка, пластика сохранились, как в молодости. У Ланы тоже была коса, и она ей очень шла. Вероятно, Ирен многое переняла от матери, в том числе и прическу. Отец Ирен, Леонид Михайлович, был мужчина, достигший пятидесяти лет, выше среднего роста, с чуть серебрящимися волосами. Доктор наук в области ядерной физики, он еще во времена Горбачева был приглашен на работу в ЦЕРН – в Центр международных исследований атомной энергии.

Они приветливо поздоровались с Ильей и оценивающе оглядели потенциального зятя. В глазах Ланы Илья увидел чуть заметную ревность и даже обиду: «Чего ты ждешь, не собираешься брать Ирен в жены?» По Леониду ничего нельзя было заметить, отрешенный от проблем мира сего, он особенно не утруждал себя семейными делами. Он был уверен, что двух женщин в семье вполне достаточно для решения всех проблем, поэтому ни отношениями между Ильей и Ирен, ни перспективой их женитьбы он себя не тревожил. Свое мнение об Илье он высказал при первой встрече. Никто не знает, по каким критериям оценил Илью доктор ядерной физики, хотя сказал сразу: «Он производит впечатление надежного человека, но вы его, как меня, не обуздаете», – и этим ограничился. Однажды Ирен, когда говорила о родителях, так вошла в азарт, что проговорила нечаянно семейную сплетню и выболтала Илье эту его характеристику. После этого Илья почувствовал к ее отцу большую симпатию, вероятно, этим он проявил солидарность к мужчине, «обузданному» женщинами.

– Мамочка, папочка, мы вечером вернемся, – сказала Ирен и еще раз расцеловала родителей. Она нагнулась и потрепала свою таксу, уши которой волочились по земле. Собака недовольно залаяла, мол: «Не оставляй меня». Лана и Илья с улыбкой переглянулись и попрощались.

Илья и Ирен пошли к машине. Собака с лаем побежала за ними.

– Тасик, Тасик! – позвал Леонид, и собака помчалась назад. Илья спиной чувствовал, как Лана провожала его взглядом. Он воспользовался моментом и демонстративно шлепнул Ирен по обтянутой брюками попе.

– Что ты делаешь, с ума сошел?! – приглушенно процедила сквозь зубы Ирен. – Ты же знаешь, что смотрят!

– Не смотрят, а смотрит. Это свойственно только Лане, – со смехом ответил Илья, – знаю, ей понравится, что я тебя ласкаю, и у самой фантазия разыграется.

– Ох, какой ты противный!

– Тоже мне новость!

Он открыл дверь машины, и Ирен села на переднее сиденье. Он обошел машину и, прежде чем сесть, посмотрел на Лану. Лана смотрела с улыбкой и качала головой. Илья послал будущей теще воздушный поцелуй, сел в машину и двинулся с места.

– Ты что, хочешь свести маму с ума?

– Хочу. Если она будет думать, что я постоянно тебя ласкаю, она будет меня еще больше любить.

– Она может обидеться на твое поведение!

– Вовсе нет, наоборот. Последние недели у нее был стресс, она пережила неприятные дни, сейчас нужно перевести ее внимание на более приятные вещи.

– Значит, ты и маме проводишь терапию?

– А как же?!

– Я тебя убью, противный!

– Ах, какое спасибо скажут тебе арабы – ты и не представляешь!

– А что? Что-нибудь происходит? – спросила она озабоченно.

– Нет, все спокойно.

Когда они подъехали к мосту набережной Монблана для переезда через Женевское озеро и остановились у светофора, Ирен с удивлением спросила:

– Куда это мы едем?

– Зайдем ненадолго в парк? Смотри, какая хорошая погода. У дедушки нам придется целый день быть в помещении.

– Хорошо, любимый. Я тоже целыми днями сижу и занимаюсь, на улицу практически не выхожу.

Через пять минут они свернули с набережной в парк и пошли вверх по тенистой аллее. Мокрая после вчерашнего дождя ярко-зеленая трава блестела на солнце. Только один взгляд на склон горы навевал возвышенное настроение. Чуть струшенные дождем цветущие кусты старались продлить срок своего цветения и наполняли парк пестротой красок. Если где-нибудь и возможно увидеть все богатство осенних красок, так это в парке Овив.

Долго бродили они, взявшись за руки, плавая мыслями в разных плоскостях. Как всегда, молчание прервала Ирен.

– Любимый, неужели до сих пор у тебя не возникало желания повидать дедушку?

– Как нет? И желание возникло, и повидал уже. Я несколько дней был с ним.

– Ну и?.. – Ирен остановилась и с удивлением посмотрела на Илью.

– Что – «и»? Я застал старика в очень плохом состоянии, можно сказать, еле успел. У него сразу же исправилось и настроение, и самочувствие. Он повеселел, порозовел, и иммунитет у него улучшился. Когда я пришел, врачи не могли мне сказать ничего утешительного, только разводили руками. Все обрадовались моему приходу. Видимо, уже и не ждали, и дедушка был в апатии. Он сразу же спросил о тебе. Я все объяснил и обещал, что каждое воскресенье буду тебя приводить.

Ирен посмотрела на Илью с благодарностью.

– Ты бурчливый, но очень хороший! – обняла она его. – Я так и подумала, когда два дня не могла с тобой связаться: или уехал куда-нибудь, или у них.

– Я там познакомился с одним очень интересным стариком, он твой коллега, искусствовед и историк, старый друг дедушки. Он управляющий книгохранилищем и главный книговед.

– Почему мы его не видели?

– Бедняга был болен. Он перенервничал, когда дедушку поместили в больницу. Годы так их сблизили, что они стали как сиамские близнецы. Это человек очень тяжелой и интересной биографии. Так что теперь вместо одного мне нужно присматривать за двумя стариками, – со смехом завершил Илья.

Ирен засмеялась.

– Этот старик тоже еврей? – неожиданно спросила она.

– Конечно, только наполовину.

– Почему наполовину? Что, и у этого старика в предках есть грузины?

– Нет, его мать еврейка, и этого уже достаточно.

– Ох, как я по тебе соскучилась, любимый. Может, сначала зайдем к тебе домой, а потом к ним?

– Я думал, что ты полностью переключилась на учебу, а ты…

– Ох, ты меня постоянно нервируешь.

Илья от души рассмеялся.

– Хорошо, хорошо, не бурчи. Сначала зайдем к ним. После обеда дедушка уснет, и мы немного отдохнем. Согласна?

– Как скажешь, только не зли меня!

Илья обнял ее и притянул к себе. Ирен обняла его рукой за талию, и они пошли по тропинке. Обоих захватили мысли, и они замолчали. Тишину нарушила Ирен.

– Как этот старик попал в Швейцарию?

– Разумеется, Джуга привез.

– Как ты думаешь, а сам дедушка почему поселился в Швейцарии?

– У этого может быть несколько объяснений. Хотя скорее всего – из-за своей деятельности. До отъезда из Советского Союза у него, наверное, были связи и контакты в Швейцарии. К тому же ему нужна была достаточная дистанция со всеми, чтобы независимо делать свое дело. Нейтральная страна с развитой финансовой системой дает такую возможность. Для его деятельности важна и концентрация международных институтов, к тому же Швейцария – традиционная страна для тайных орденов.

– И еще ее любят евреи.

– Откуда ты это взяла?

– В России многие считают, что Швейцария – европейский Израиль.

– Я это слышал. Однако мне кажется, что это перебор. После Второй мировой войны у многих очень неоднозначное отношение к этой стране.

– Но почему?

– В принципе, как швейцарская гражданка, ты должна это знать.

– Ну, не начинай!

– Пожалуйста, не скажу.

– Перестань, рассказывай!

– Тогда скажу коротко. Во время Гитлера, уже в 1933 году, когда первые евреи бежали в Швейцарию, они объявили, что Гитлер начал геноцид евреев. Многие христианские организации начали помогать еврейским беженцам. Известна история, как полицейский комендант из Санкт-Галлена Пауль Грюнберг переправил через границу тысячи беженцев. Его отдали под суд за содействие нелегальной эмиграции и посадили в тюрьму. Ему устроили это силы, сочувствующие нацизму. Здесь у вас в тридцатые годы действовала организация «Национальный фронт» под руководством некоего Саакуди, который был опорой Гитлера. Эту организацию запретили в 1940 году, но до того она испортила жизнь многим евреям.

Во время войны и швейцарцам было нелегко, хотя, будучи в окружении, они все-таки неплохо торговали с Италией и Германией и даже на заказ производили оружие. Для того чтобы не испортить отношений с Германией, шеф швейцарской полиции Ротмунд потребовал, чтобы в Германии в паспортах евреев ставили отметку: букву «J», «Jude» – еврей, это дало нацистам возможность их еще большего притеснения. Ротмунд был инициатором того, чтобы сократить эмиграцию евреев в Швейцарию. Из-за этого многие не смогли спастись от нацистов и попали в концентрационный лагерь, а многие еврейские семьи, уже будучи в Швейцарии, были переданы нацистской Германии. Речь идет о 30–50 тысячах человек, и ты, наверное, представляешь, что с ними произошло. Этот Ротмунд, как выяснилось позже, сам тоже был евреем.

Насколько мне известно, комиссия международных экспертов сейчас работает над установлением еврейских банковских счетов, на которых остались сотни миллионов. Об этом не сообщили близким и наследникам, и банкиры присвоили эти деньги.

Из Германии в Швейцарию нацисты вывозили золото и драгоценности умерших. Часто даже золотые зубы, которые вырывали у еще живых или уже убитых пленных. Это была плата за военные заказы или залог под кредит. В то время Швейцария была главным банкиром Германии.

– Эти золотые зубы действительно были гарантией для банкиров?

– Да, это было так. Часто они были даже не переплавлены, переправляли прямо так. Многие историки и исследователи прямо указывают на роль Швейцарии в трагедии Холокоста и обвиняют ее в том, что тесная связь с Гитлером сначала укрепила нацистскую Германию, а затем продлила ее существование, чем нанесла большой удар по Европе и принесла дополнительные потери союзникам. Швейцарцы протестовали против такой политики правительства и всячески старались ей препятствовать, однако этот протест был разрозненным, а сила, как известно, в единстве. Кстати, в это время пострадали и близкие Джуги. Они жили в Германии и бежали в Швейцарию. Дедушка сам рассказал мне, что ему срочно пришлось организовать спецоперацию, чтобы спасти своих бабушку и дядю, то есть твоего прадедушку. А его мать в это время уже была в Америке вместе с мужем. После спасения родственников он даже провел карательную операцию против тех чиновников, которые предали евреев.

– А что он им сделал?

– Что он мог сделать? Ликвидировал.

– Убил? – изумленно спросила Ирен.

– Нет, приласкал… Что же еще он мог сделать?

– Он это мог?

– О-о-о, именно он и мог. Между прочим, в том, что комиссия сейчас работает, есть и его заслуга.

– Он был таким вездесущим? – не дала ему уйти от темы Ирен.