Жизнь и время не обманывают тебя
(предисловие к коллекционному изданию)

Не знаю, то ли это их горькая участь, то ли счастливая судьба, но только два моих больших романа, имевшие большой резонанс, встретили немало преград на своем пути; трудные роды затянулись на несколько десятилетий. Первый – «Да здравствует молодость!» – я начал в 1953 году, закончил рукопись в 1956, первое издание вышло в 1979. Замороженным эмбрионом пролежал он почти четверть века. В 1957 году уже сделанный набор опечатали – из-за того, что в политическом смысле автор блуждал и шатался, и в конце концов упал-таки в воду. В 1962 снова отказали, основание было то, что в книге не написано про единение интеллигенции с рабочими и крестьянами.

Второй был «Пейзажи этого края», начал его я в 1973 году, рукопись закончил в 1978, в конце концов издали его в 2013; сорок лет ушло, чтобы появиться ему на свет. А это потому, что в книге выпячены классовая борьба, культ личности, борьба с ревизионизмом и прочие темы «культурной революции».

Первая книга была недостаточно революционной; другая – наоборот, слишком уж это все раздувала. Вот такой поворот… Ох, и нелегкое это дело!

И тем не менее оба произведения не скончались после продолжительной «болезни». «Да здравствует молодость!» переиздается до сих пор. Запоздавшее на шестьдесят с лишним лет произведение все-таки живет себе полной жизнью, все-таки его читает нынешняя молодежь – и оно нравится нынешней молодежи, а не только литературоведам, отмечающим его историческую ценность. Похоже, не найти другого такого везучего произведения из пятидесятых годов прошлого века!

«Пейзажи этого края» долго пролежали в пыли, но их вдруг случайно нашли – и они засверкали: выходят тиражами выше обычных, да еще и оценены – отмечены в числе лучших китайских книг 2013 года, получили в 2014 премию «Пяти жанров», а в 2015 – литературную премию Мао Дуня.

Время и жестоко, и снисходительно. Ван Мэну, который писал «Молодость», было девятнадцать; тому Ван Мэну, который писал «Пейзажи», было тридцать девять; сейчас Ван Мэну восемьдесят один, и подбадривавшая Ван Мэна писать «Пейзажи» жена уже оставила этот мир. Но эти две книги полны жизни и энергии. Время не стерло, не обесцветило их, и это большая удача. Они как раз такие, какими я их видел тогда, в самом начале, безрассудно и самонадеянно берясь за перо; ведь я так люблю жизнь, ведь мне так хочется задержать, оставить после себя свой опыт и свое понимание жизни, задержать ту пылавшую выше неба эпоху; я хочу выткать драгоценный узор этих незабываемых дней – прекрасных и кратких, в которых все было драгоценно и наивно, решительно и пылко; соткать драгоценную ткань этих дней, начав золотыми нитями и счастливыми завиточками молодой цветущей весны, а потом продолжить – ветрами и песками, ни на что не похожими пейзажами далекой окраины.

Политические ярлыки очень важны, харизма политики – в ясном и контрастном обобщении и действенности. Политика держит жизнь крепкой хваткой, и это потому, что она дает всяким общественным явлениям имена и назначает темы. Вот, например, о плохих людях в древние времена говорили: мятежник, смутьян, ослушник. Голливуд любит давать свои ярлыки: отбросы, подонки, извращенцы; в других декорациях это будут нечисть, оборотни, бесы. А мы можем назвать на свой лад: помещики, предатели, изменники и шпионы.

В те годы, когда степень политизации была очень высокой, роман с названием и темой, которые не соответствовали духу времени, мог стать причиной недоразумений, мог привести к трагическим последствиям. Однако название и тема в то же время сочетают борьбу любви и ненависти, взлеты и падения; название и тема могут быть верными, могут быть неверными, но судьба – это всегда чистая правда. В литературном произведении содержится его собственная внутренняя ценность. Вместе с этим литература вовсе не ограничивается одной темой или конкретным названием, их анализом и разбором. Литература – это (она обязана такой быть) полная жизни и любви человеческая суть, это наполненное искусством восприятие, мечта, пьянящее воображение, это полный духовной силы танец и полет, а кроме того, она должна быть живой тканью, многоликой и многообразной, созданной и наполненной знаками языка.

Особенно это относится к роману; в нем не может не быть человеческого огня, пронизанного жизненной энергией, не может не быть печалей и радостей, встреч и расставаний, сжимающих сердце; не может не быть божественного плана и хитроумных замыслов самого автора, не может не ощущаться в нем выпуклая, подобно замысловатой резьбе, фактура реальности со всеми ее подъемами и спадами; не может не быть любви и печали, потрясающих небеса и людей, или же испепеляющего пламени несправедливости и гнева; не может не быть творческого порыва и самопожертвования, глубокого чувства и глупой наивности (пусть и под фальшивыми порою ярлыками). Большой роман дает тебе шанс (в то самое время, как ты вынужденно приспосабливаешься к четким правилам имен и строгим законам темы) расправить крылья, расправить грудь, открыть для себя простор, отыскать глубину, и за игрой света и тени тех или других тем и имен – открыть огромный мир.

А потому у настоящей литературы всегда есть и иммунитет, и сила жизни, и способность все переварить, и сила возродиться из пепла.

Иммунитет – потому что она воплощает, хранит в себе с давних времен не меняющиеся ключевые элементы человека и литературы: жизнь, мелкие подробности, прямоту, человечность, добро, верность, мир, родину, общение, мудрость, любовь и понимание; даже скованная кандалами может она пуститься в безудержный радостный пляс.

Жизнь – потому что она всегда жива, ее всегда видно, ее всегда слышно, она всегда дышит живым тебе прямо в лицо, и дразнит, и соблазняет; она напитывает и ласкает тебя всей свежестью и живостью, какая только есть в эстетической вселенной, заставляет напрочь забыть, что в какой-то момент ты – это действительно было эгоистично – решил банально все бросить и начать с нуля, что есть по сути своей такое же эгоистичное и грубое дурацкое подведение итогов.

Готовность литературы переварить все – потому что она может принять и грубость, и дерзость, и ни в коем случае не надо думать, что для человеческой природы характерны только любовь и терпение, мягкость и ласковость; в особых ситуациях и обстоятельствах разрушительные и совсем не гуманные качества также нередко могут быть проявлением человеческого. Ты можешь найти общий знаменатель – две горячие искренние слезы, всегда подводящие двойную черту под гневной жестикуляцией и топаньем. «Что пройдет, то будет мило…»^[2] – пусть в этих словах есть что-то нелепое и невысказанная печаль, но в них – главное достижение литературы, восхождение и преодоление.

Трудности и невзгоды убивают искусство, но они же для него – стимул. Увешанный флажками, актер с особой энергией и экспрессией исполняет роль военачальника на сцене пекинской оперы; чем больше колец удерживает в воздухе цирковой жонглер – тем громче аплодирует публика; только превозмогая боль и уместив весь вес тела на кончиках пальцев, балерина может создать чарующий, божественный образ; назначенная на роль злодейки юная красотка-актриса играет Пань Цзиньлянь, коварно убивающую невестку и брата, – и ты забываешь обо всем, кроме этой убийственной и живой красоты, и это у тебя пронзают сердце и вынимают душу…

Сила умереть и родиться заново – не только потому, что литература – это способ в нужный момент уклониться и ускользнуть от беды, она в большей мере вечная суть и жизнь человека, у нее своя абсолютная жизненная сила и абсолютное знание; она предлагает реальные вещи за реальную цену: вполне научные глубокие сведения – об истории, географии, народах, религии, человечестве, культурологии, лингвистике, о западных пределах и о краях на краю света – все добытое кропотливым исследованием и глубинным проникновением; она сводит идущее от земли дыхание и возвышенный книжный стиль; есть у нее и особые методы.

Это судьба «Пейзажей этого края» заставила меня пуститься в такие рассуждения. У меня должно получиться, я буду стараться. Все мои невзгоды делают меня совершенней; неудачи, преграды и даже поражения, если говорить о литературном творчестве, – это неоценимый источник.

Так что если жизнь обманула (?) тебя, – не тревожься. На самом деле она (и время) расшевелила, растрогала тебя; эта жизнь вдохновила, озарила, вызволила, и спасла – тебя и твою литературу.

Предисловие

Я нашел, я их отыскал: ушедшие дни и годы, канувшего в прошлое Ван Мэна, прошлую сельскую жизнь и друзей. В черном тоннеле замерцал дрожащий огонек волшебной лампы.

Пусть это и не оригинально, но по сути это та самая близкая и родная до слез жизнь, те самые золотые годы – тридцать, тридцать пять, сорок лет – те самые обычные дни, прожитые среди обычных людей; та самая земля, настолько прекрасная, что захватывает дыхание и кружится голова; живые, горячие энергичные мужчины и женщины; струны, поющие от дождя и ветра, и еще – девять раз умиравшая, но ни разу не оплаканная прекрасная мечта тех лет.

Это было жестокое и грубое время, глупое, нелепое… Вы, конечно, заметите, как добротой и чистосердечностью автор старается загладить пробивающуюся тут и там враждебность, как он солнечным светом и распускающимися цветами прикрывает иногда встречающиеся прорехи. По меньшей мере это правда эмоционального восприятия и документальных фактов, жажда увидеть и понять средствами искусства и литературы, это – опутанный цепями неудержимый порыв танца.

Взор свой вверх устремив, возвышаю я к небу свой голос… Сорок (тридцать) заслуг и чинов – словно пыль и земля. Восемь тысяч ли путь, облака и луна. Как уже стала седой голова молодая? и только одна лишь печаль!

– 1974 год, начал писать эту книгу

Вздыхать осталось мне о том, что позабыть не в силах. Лишь творчество тоску развеять может (Ду Кан).

– 1978 год, кончил рукопись

Правду прошлых дел (не) ищи в лунах, оставленных за спиной.

– 2012 год, перечитал и отредактировал

Среди невзгод все равно есть неумалимая искренняя любовь, есть ослепительный пылкий огонь.

Мы верили, и мы верим. Мы тоскуем по тому, во что верим. Всего-навсего правда, всего только жизнь, всего лишь любовь. Мы тоскуем и верим – и растем, совершенствуемся. И есть еще наивная и глупая, переполняющая нас наша прежняя молодость, и ни одной пустой страницы…

Когда мне исполнилось семьдесят восемь, я вдруг понял: как и у вас, у меня тоже была настоящая волнующая сердце молодость, и была зрелость; и у нашей страны был настоящий двадцатый век и его шестидесятые и семидесятые годы.

Действующие лица

Ильхам: начальник Седьмой производственной бригады Патриотической большой бригады коммуны имени Большого скачка; был рабочим, вернулся потом в село на производство. Главный герой этой книги

Мирзаван: жена. Ильхама; ее имя означает «любовь»

Цяопахан: бабушка Ильхама по матери; ее имя означает «утренняя звезда»

Абдулла: начальник народного ополчения Седьмой бригады, младший брат Ильхама

Шерингуль: сначала была женой Тайвайку, затем рассталась с ним и вышла за Абдуллу; ее имя означает «цветы сирени»

Кутлукжан: секретарь Патриотической большой бригады, потом – ее бригадир

Пашахан: жена Кутлукжана

Курбан: так называемый «приемный сын» Кутлукжана, на деле – ребенок-батрак

Жазат: родной отец Курбана

Асим: крестьянин-середняк, старший брат Кутлукжана

Нишахан: жена Асима, мать Аймилак

Иминцзян: сын Асима, комсомолец

Аймилак: дочь Асима, в детстве потеряла руку; впоследствии стала врачом

Исмадин: кладовщик Седьмой производственной бригады

Ульхан: жена Исмадина

Барадижан: сын Исмадина и Ульхан

Муса: бывший бригадир Седьмой производственной бригады

Ма Юйцинь: жена Мусы, национальность – хуэй

Ма Юйфэн: младшая сестра Ма Юйцинь, национальность – хуэй

Ма Вэньпин: религиозное имя – Нурхайцзы, национальность – хуэй; крестьянин. Тесть Мусы, уже покойный

Жаим: бригадир Седьмой производственной бригады Патриотической большой бригады, впоследствии заместитель бригадира

Зайнаф: жена Жаима

Турсун-бейвей: дочь Зайнаф, секретарь комсомольской ячейки Патриотической большой бригады

Абдурахман: член комитета управления Седьмой бригады

Итахан: жена Абдурахмана

Халида: дочь Абдурахмана, закончила университет в Шанхае, сбежала во время событий 1962 года

Таси: внук Абдурахмана

Майсум: прежде – начальник отдела некого учреждения в уезде, после неудачного бегства в 1962 году понижен до работника Патриотической большой бригады

Гулихан-банум: жена Майсума, узбечка

Абас: отец Майсума, умер

Марков: отец Леньки, русский, впоследствии выбрал советское гражданство и вернулся на родину

Ленька: работник на мельнице из Патриотической большой бригады, русский

Дильнара: жена Леньки

Ясин: плотник, муэдзин; отец Дильнары

Ибрагим: здешний землевладелец в старое время, сейчас – в Четвертой бригаде

Мамед: племянник землевладельца Ибрагима

Бао Тингуй: новоприбывший крестьянин Седьмой бригады, ханец

Хао Юйлань: называлась женой Бао Тингуя, кем была на самом деле – неясно

Нияз: крестьянин из Седьмой бригады по прозвищу Нияз-паокэ (Нияз-дерьмо)

Кувахан – жена Нияза

Уфур: бригадир Четвертой бригады; прозвище – Фаньфань

Лейла: Уфура, татарка; ее имя означает «белая лилия»

Тайвайку: возчик Седьмой производственной бригады

Сархан: мать Тайвайку, в прошлом пострадала от Малихан

Салим: секретарь парткома уезда

Межид: закупщик продовольственной компании

Лисиди: бригадир Патриотической большой бригады, потом – секретарь

Салам: лесничий Седьмой производственной бригады

Ян Хуэй: прикомандированная от уездной техстанции техник при коммуне, ханька

Малихан: вдова местного деспота-землевладельца Махмуда

Мулатов: раньше – ответственный работник в округе Или, впоследствии якобы «уполномоченный» ассоциации советских эмигрантов

Чжао Чжихэн: секретарь парткома коммуны имени Большого скачка

Талиф: спецуполномоченный по общественной безопасности в коммуне имени Большого скачка

Дауд: кузнец, член бюро ячейки Большой бригады

Санир: член комитета женщин Большой бригады, член бюро ячейки

БайБалади: казах, скотовладелец

Латиф: называл себя Сатар, загадочный и опасный тип, представитель враждебных сил в Или

Закиржан: связист коммуны

Алимжан: почтальон-передовик отделения связи коммуны

Сайд: начальник тракторной станции коммуны, в молодости танцевал в паре с Ульхан

Хусейн: начальник коммуны имени Большого скачка

Инь Чжунсинь: в коммуне имени Большого скачка – начальник рабочей группы по проведению «четырех чисток», национальность – хань

Чжан Ян: член группы по проведению «четырех чисток», ханец

Алимамед: затаившийся враг

Сакантэ: