К тому времени он вернул себе лишь треть от прежних сил и как противник едва ли мог сравниться с мастером средней руки. Любой другой на его месте не стал бы даже тешить себя надеждой выжить в поединке с Янь Уши, однако у Шэнь Цяо было, в отличие от других, небольшое преимущество. Он знал не только боевое искусство школы Сюаньду, но и ознакомился с двумя цзюанями «Сочинения о Киноварном Ян», и хотя приходилось осваивать их наспех, да и времени испытать все то, что он узнал, не хватало, но память уже вернулась к нему, а значит, вместе с ней и способность противостоять врагу. Он уже не покорная жертва и без боя не уступит.

Шэнь Цяо взмахнул рукавом и встал в боевую стойку. То была начальная позиция «Меча Лазурной волны», прозванная «Тихим дуновением свежего ветерка». Тем же искусством владел Юй Ай и обратил его против Янь Уши, когда они схлестнулись.

Немногие знали, что за славным именем школы Сюаньду скрывался предельный аскетизм, и разнообразием боевых искусств она не отличалась – в ходу было всего два. Сам Ци Фэнгэ полагал, что боевое искусство – величайшая вещь в мире и превосходит все прочие искусства, а потому предельно равно истине. И так же, как и она сама, постигается постепенно, от простого к сложному, а, как известно, великое остроумие похоже на глупость. Истинному мастеру незачем изучать множество боевых искусств – достаточно и одного-двух, которые необходимо постичь в совершенстве, чтобы изменить их и подстраивать под свои нужды и сообразно случаю.

Как следовало из названия, «Тихое дуновение свежего ветерка» ощущалось ласковым и мягким. У Шэнь Цяо не было меча, и потому он просто сложил два пальца в подобие острия. Сделав так, он ощутил в себе знакомые перемены.

Поднявшись от даньтяня непрерывным потоком, ци устремилась вверх, проходя точки Ян-Гуань, Чжун-Шу, Чжи-Ян, расположенные вдоль позвоночника, и далее все выше и выше, пока не добралась до точки ФэнФу, что таится на срединной линии затылка. Скопившись там, ци потекла дальше, в руку, к точкам Сы-Ду и Вай-Гуань.

Тем временем Янь Уши возводил все новые и новые заслоны из ци, и те безжалостно давили Шэнь Цяо со всех сторон, не давая ему выбраться. Но прежде чем с ним было покончено, Шэнь Цяо собрал на кончиках пальцев истинную ци и приготовился действовать. Одно мгновение – и с них сорвался белый луч. Промелькнув, он тут же угас – так же промелькнет солнечный зайчик, отскочивший от лезвия. То вырвалась «ци меча», хотя клинок заменяли сложенные пальцы.

Высвободив ци, Шэнь Цяо принялся исполнять другие движения, необходимые для «Меча Лазурной волны». «Три аккорда сердечного циня» слились воедино, и пальцы Шэнь Цяо поочередно указали на узловые точки плетения ци, созданного Янь Уши. Послышался оглушительный грохот. Все заволокло пылевым облаком. В нем то и дело что-то искрилось и сияло, отчего думалось, что над противниками натянулась прозрачная сеть с вкраплениями сверкающих бусин.

Окажись неподалеку случайный наблюдатель, и он бы разглядел, как пылевое облако режут ослепительно-яркие лучи. Даже будучи слепым, Шэнь Цяо сумел прервать атаку Янь Уши, опираясь лишь на понимание, как сплел он свою искусную сеть.

Быть может, некто решит, что от нападения Янь Уши до ответного удара Шэнь Цяо прошло много времени, однако это заблуждение: все случилось в мгновение ока.

Янь Уши несколько удивился такому отпору, но вскоре удивление сменилось искренним интересом, и тот разгорался все больше и больше. Разжав согнутые пальцы, Янь Уши выставил ладонь, легко оторвался от земли и поплыл прямо на Шэнь Цяо, словно злой дух или демон. Настигнув противника, Янь Уши нанес три удара с трех разных сторон, и те обрушились на Шэнь Цяо, словно горный поток, словно смерч, разгулявшийся на море. И не сравнить с предыдущими атаками, которые теперь виделись детскими забавами: эти три удара поражали своим размахом и величием. Они возносили в небеса, до самых облаков, а потом ударяли безжалостно оземь. Что ни говори, но Янь Уши не удержал личину любезного господина, под которой прятал свои истинную необузданную сущность, – все маски были сброшены!

Три стороны – три удара. И все – как будто одновременно. Шэнь Цяо же – один-одинешенек, да и рук у него, как и у всякого, лишь две. Ответить на три удара он никак не мог и потому решил отступить.

Как только он разрушил невидимые заслоны из ци, сплетенные Янь Уши, ничто больше не держало его на месте, и Шэнь Цяо отступил на пару шагов. Точнее, успел только на пару, ведь три удара Янь Уши грозили вотвот обрушиться на него!

Разумеется, три удара не могли идти одновременно, ведь каким бы могучим и искусным мастером Янь Уши ни был, он оставался всего лишь человеком, а не вездесущим божеством. Однако он двигался так стремительно, что глаз не успевал следить за ним, потому и казалось, что атакует он сразу с трех сторон. На деле же его атаки, как и у всех прочих, следовали одна за другой.

Эта стремительность могла смутить любого, но не Шэнь Цяо, который совершенно ничего не видел. Именно благодаря слепоте он понял, в каком порядке идут удары, ведь слепцам не нужно смотреть, они полагаются лишь на слух.

Притом Шэнь Цяо был совершенно спокоен, что весьма удивительно, если представить, сколь многие невзгоды и мучения ему пришлось претерпеть в своей новой жизни и как разительно она отличалась от воспоминаний о прежних спокойных днях на горе Сюаньду. Некоторое время назад он еще пребывал в смятении и нерешительности, предательство шиди сбило его с толку, причинило боль сердцу, но теперь все тревоги утихли, все сомнения отступили.

В бытность настоятелем-чжанцзяо горы Сюаньду Шэнь Цяо тоже держался спокойно, но вовсе не так, как теперь. Прежде это было спокойствие человека, не знавшего душевных потрясений, но теперь он обрел непоколебимость того, кто уже пережил жестокую бурю, претерпел все тяготы и неудачи и на этом пути обрел истинное умиротворение. Высокие яростные волны улеглись, страшные водные валы опустились, выглянула луна и осветила гладь моря, сливающуюся с небосводом, – такая гармония царила у него в душе. Ни малейшая рябь не тревожила его сердце. Шэнь Цяо больше не испытывал ни радости, ни печали, ни скорби, ни ликования. Он был что трава у ступеней по весне, что низкие осенние облака, что отражение одинокого фонаря в колодце, что лунный свет на цветном стекле.

Сосредоточившись на звуках, Шэнь Цяо спокойно определил последовательность трех атак, и пальцы его сжались и разжались, подобно бутону лотоса. Тем самым он совершил три действия, входящие в искусство «Меча Лазурной волны»: «Седые кручи волн», «Предел солнца и луны» и «Пурпурные облака».

Но взгляни на него сейчас адепты горы Сюаньду, и не узнали бы в этом «Меч Лазурной волны». У Шэнь Цяо эти движения претерпели тысячи превращений и достигли лишь одному ему известного совершенства. Впрочем, вернись из мира мертвых Ци Фингэ, и он бы, несомненно, признал что Шэнь Цяо не только овладел всем, что следует знать на ступени «форма меча», но и вышел за грань «ци меча», тем самым достигнув предела «намерения меча»!

В вольнице-цзянху меч всегда ценился превыше любого другого оружия. И неслучайно большинство мастеров боевых искусств вооружались именно им. Однако хороших мечников среди них было мало, и еще меньше тех, кто достиг истинных вершин, не говоря уже о том, чтобы выйти за все пределы. В то же время совершенствующиеся признавали лишь четыре ступени этого искусства – те, где требуется вкладывать в оружие ци: «ци меча», «намерение меча», «сердце меча» и «дух меча».

Если воитель мог вкладывать в свой меч истинную ци, считалось, что он уже достиг «ци меча». Любой прежденебесный мастер был способен на это, и Шэнь Цяо, еще не утратив свои навыки, находился на этой ступени.

Он был одарен от природы, упражнялся с малых лет и к двадцати годам, миновав ступень формы меча, вошел в пределы «ци меча». Затем Ци Фэнгэ передал ему одну из цзюаней «Сочинения о Киноварном Ян», после чего Шэнь Цяо объединил ее положения касаемо средоточия ци с искусством «ци меча», и с тех пор его навыки улучшались с каждым днем. Иными словами, переход на ступень «намерение меча» был лишь делом времени, однако покушение на жизнь Шэнь Цяо лишило его всех достижений. Он сорвался с пика Полушага, и с его боевым искусством было покончено.

Лишь благодаря «Сочинению о Киноварном Ян» ему удалось сохранить крохи истинной ци и получить возможность начать все сначала, а иначе все те годы неустанного совершенствования, все его труды за первую половину жизни пошли бы прахом.

Но прежде Шэнь Цяо об этом догадался Янь Уши, ведь был человеком незаурядным, в высшей степени просвещенным. Он видел, на что способен этот даос. Под его неутомимым натиском Шэнь Цяо не просто не свалился без чувств, а, наоборот, воодушевился и вдруг разом взошел на ступень «намерение меча», что не могло не изумлять.

Янь Уши затеял этот поединок, поскольку жаждал озарения, благодаря которому сможет постичь саму суть «Сочинения о Киноварном Ян», после чего сумеет добиться в своем боевом искусстве полного совершенства. Вот отчего он то и дело вызывал Шэнь Цяо на бой, ведь его ток ци претерпел влияние положений, выведенных самим Тао Хунцзином. И чем сильнее становился Шэнь Цяо, тем больше радовался Янь Уши.

Что до Шэнь Цяо, то в его сердце царили покой и умиротворение. Он постиг «намерение меча» и тем самым вступил в совершенно новый мир – непостижимо чистый и ясный, неописуемо глубокий и таинственный. Этот мир раскинулся широко и просторно, точно океан, вмещающий сотни рек, или горы, что высятся на тысячи жэней. Но вместе с тем он был неописуемо тесен: ни на цунь не шагнуть ни вперед, ни назад, и даже опереться не на что. Но там, где рождается «намерение меча», рождается и намерение Дао.

Одно рождает два, два рождают три, а три рождают все существа. Если некуда ступить, сделай шаг – и обрящешь землю. Пусть перед глазами стоит кромешная тьма, но сердце твое видит свет.

Достигнув совершенного спокойствия и равновесия, Шэнь Цяо, пусть и был слеп, внутренним взором явственно видел все движения противника. А потому он невозмутимо выжидал, когда сможет своевременно ответить на атаку.

Между тем Янь Уши нацелил свой палец на точку между бровями Шэнь Цяо. Тот, почувствовав его намерения, решил не отступать, а принять удар. Вскинув правую руку, он развернул ладонь и тем самым закрылся от пальца Янь Уши.

Они сошлись, и от столкновения поднялась такая волна, что все камни в округе брызнули осколками. От удара во все стороны разлетелись искры, подобные проносящимся звездам на черном полотне неба.

Невообразимый грохот накрыл Шэнь Цяо, и тут же из его рта и носа хлынула кровь. Не выдержав удара, он отлетел далеко назад, пока не угодил спиной в ствол большого дерева. Ударившись об него, Шэнь Цяо тяжело рухнул наземь. Янь Уши в изумлении воскликнул: видно, ответ противника его впечатлил, тем более сам он, ничуть не щадя Шэнь Цяо, вложил в три удара никак не меньше половины своей мощи.

Янь Уши и подумать не мог, что Шэнь Цяо выстоит, ведь тот был слаб и болен. Но даос выдержал и даже сумел перейти на ступень «намерение меча». Впрочем, на большее ему не хватило сил, ведь Шэнь Цяо повредил само ядро владения ци, и восстановить его – дело не одного дня. Однако уже то, что Шэнь Цяо заприметил движения Янь Уши, а после принял его три удара и притом не умер на месте, было достойно похвалы. Тем самым праведник в который раз показал, как велико его природное дарование. Преданный, покалеченный, лишенный прежних сил, он, вопреки всему, постиг «намерение меча»! Неудивительно, что Ци Фэнгэ избрал его своим преемником.

И тем не менее пускай Шэнь Цяо не умер от удара Янь Уши, но остался еле жив и теперь едва дышал. Ему изначально не следовало отвечать на атаку Демонического Владыки, особенно после того, как истратил все силы в сражении с Юй Аем на горе Сюаньду, и все же он не стал спасаться бегством.

Дойдя до крайнего истощения, Шэнь Цяо лишился чувств.

Увидев, что с ним, Янь Уши подошел ближе, наклонился и, схватив за подбородок, вскинул голову Шэнь Цяо. Пальцами он чувствовал, что несчастный холоден как лед. На лице – ни кровинки, губы белее снега – вот-вот испустит дух.

Справедливости ради, следует сказать, что нездоровая бледность Шэнь Цяо не покидала его с тех самых пор, как он рухнул с пика Полушага, и всюду он бродил живым мертвецом. Однако никогда прежде он не выглядел так худо. И все же в этой мрачной бледности, в плотно сомкнутых веках и длинных, что птичьи перья, ресницах крылась хрупкая, болезненно робкая красота. В руках Янь Уши был вовсе не зрелый мужчина, а, скорее, кроткий очаровательный юноша. И этот уязвимый образ уже сыграл с Му Типо дурную шутку: глупец не распознал в полевой травке цветок-людоед.

Впрочем, этот цветок отличался добрым сердцем и мягким нравом, оттого и попадал раз за разом в беду. Можно подумать, он сам навлекал на себя несчастья и горести, однако извечно оказывалось, что он готов встретить любые испытания грудью, как будто предвидел, к чему эти мягкость и доброта ведут. Только совершенный глупец или слепец не разглядел бы, что за отзывчивостью и мягкостью Шэнь Цяо таятся сила и мастерство.

Поглядев на Шэнь Цяо, Янь Уши вдруг наклонился к нему и принялся с нежностью шептать:

– До чего же жалкая у тебя судьба! Наставник умер, с поста настоятеля согнали, братья по учению, с которыми ты рос, без зазрения совести предали тебя, а то и отвернулись, презирая твой образ мыслей и желаемый путь совершенствования. Теперь ты один, покалечен, изгнан с горы Сюаньду. Ничего-то у тебя не осталось… К чему влачить столь жалкое существование? Присоединяйся к Чистой Луне, освой «Основной Канон Феникса и Цилиня», а после я передам тебе те цзюани «Сочинения о Киноварном Ян», с которыми ознакомился сам. Тогда твои навыки не просто вернутся – ты перейдешь на совершенно новую ступень, и твое владение мечом станет несравненным. Нужно лишь время! Сам ты потратишь никак не меньше трех-пяти лет, дабы вернуть себе лишь тень былого величия, но я обещаю тебе гораздо меньший срок. И когда ты окрепнешь, наберешься сил, уже будет не столь важно, чего ты желаешь: отомстить ли Юй Аю, убить ли его, вернуть ли себе пост настоятеля горы Сюаньду – ты всего добьешься с легкостью. Ну? Что скажешь?

Янь Уши был не из тех, кто бросает слова на ветер. Он решил воспользоваться тем, что Шэнь Цяо лишился чувств, а значит, его сознание не может дать достойный отпор. Лучшего времени, чтобы вторгнуться в чужой разум и навязать свою волю, и не придумаешь. Кроме того, Янь Уши использовал особое умение, названное «Демоническая песнь», которое позволяло любым словам западать в душу. Искушающие речи лились прямо в уши Шэнь Цяо, заполняли пустоту в его груди, трогали до самых глубин, и от каждого слова, усиленного ци, сотрясалось его сердце Дао.

Однако эти речи не успокоили его. Напротив, Шэнь Цяо нахмурился, лицо его исказила гримаса страдания. Тело задрожало, пытаясь сопротивляться, но Янь Уши не умолкал. Он с завидным упорством нашептывал ему:

– Юй Ай сговорился с Кунье погубить тебя, помог сбросить с горы, лишил тебя всех боевых умений. Ты должен ненавидеть его, должен желать его убить! Ты всё потерял: свое положение, навыки – всё! И даже такие глупцы и кривляки, как Чэнь Гун и Му Типо, издеваются и смеются над тобой, смеют напускать на себя важный вид! Неужели в твоем сердце нет ни капли ненависти? Разве ты не жаждешь расправы над ними? А ведь я могу помочь тебе…

Случайный прохожий, взглянув на них в тот момент, непременно счел бы, что эти двое ведут задушевную беседу, а то и вовсе подумал бы, что их связывают весьма особые отношения, но на самом деле ни о чем подобном речь не шла.

Пальцы Янь Уши все крепче и крепче стискивали подбородок Шэнь Цяо, безжалостно, до красных следов на белоснежной коже. Назавтра следы от этой хватки превратятся в черные синяки. Но вовсе не это мучило Шэнь Цяо, а «Демоническая песнь», что лилась ему медом в уши, и от нее нельзя было ни спрятаться, ни отгородиться.

Он не мог прийти в себя, но даже так крепко-накрепко стиснул зубы, стараясь всеми силами удержать язык, чтобы как-нибудь не проговориться, не согласиться на посулы Янь Уши. Даже будучи бессильным и беспомощным, одурманенным сладкими речами, Шэнь Цяо не позволял себе перейти черту. Если он хоть немного сдаст и поведется на эти уговоры, то раз и навсегда утратит свою суть.

– Что же ты не соглашаешься? От тебя ведь нужно лишь одно слово! Прошепчи «да», и я все для тебя сделаю! – нетерпеливо повторил Янь Уши, стараясь в своих речах надавить побольнее.

Шэнь Цяо, не имея возможности возразить ему вслух, про себя подумал: «Таким я быть не желаю! И если вздумаю что-либо сделать, то совершу это сам и когда мне будет угодно!»

Янь Уши уловил его возражения и принялся допытываться дальше:

– А каким ты желаешь быть? Что дурного в радости от возмездия? Убей их всех, ведь ты им ничем не обязан. Они первыми предали тебя!

Не приходя в себя, Шэнь Цяо упрямо помотал головой, отчего из уголка его рта побежала струйка крови. Лицо его скривилось, как от мучительной боли. Любой бы на его месте давно бы уже сдался, уступив искусству «Демонической песни», лишь бы избавиться от этой нескончаемой пытки, но Шэнь Цяо твердо решил терпеть и сносить все до самого конца. Янь Уши не мог из него ни слова вытянуть.

Как известно, весьма многие не ведают всего коварства и опасностей мира, отчего слепо растрачивают свою доброту на горе себе и другим. Иные же видят добро и зло во всех проявлениях, а все же остаются добры и ласковы, следуя своему первоначальному намерению.

Да только человек от природы зол. Кто в силах претерпеть все испытания на свете, все неудачи и горести и сохранить изначальное добро? И как не сбиться с первоначального намерения?

Янь Уши усмехнулся: он верил, что все равно добьется своего. Стерев с губ Шэнь Цяо кровь, он подхватил того под мышки, взял на руки и направился к ближайшему городку.