II. В Ирландии

Даже во время долгого путешествия из Индии в Англию Аделина не страдала так, как когда она пересекала Ирландское море. Волны были невысокие, но порывистые и сильные. Иногда Аделине казалось, что судно совсем не движется и никогда не сдвинется с места, а будет только барахтаться в мучительных серых бурных водах, пока не погибнет. Лицо няни пугающе позеленело. Гасси, не мучившаяся морской болезнью во время первого путешествия, теперь ужасно страдала. Вид свежего, румяного и, как всегда, бодрого Филиппа, с влажными от брызг щеками, весьма раздражал. Впрочем, он мог ухаживать за Аделиной, и это служило утешением. По правде говоря, он поддерживал всех, кто находился с ним рядом.

Ирландский поезд был грязным и дымным, железнодорожное полотно неровным, но после Ирландского моря оно показалось раем. Один за другим страдальцы поднимали головы к небу и смотрели на него с новым интересом к жизни. Гасси взяла в крошечную ручку печеньице и предприняла слабую попытку его погрызть, но по халату няни рассыпалось больше крошек, чем попало в рот девочки.

На станции их встретил экипаж, запряженный парой прекрасных серых лошадей под водительством Пэтси О’Флинна, который всю жизнь служил семье Корт, – превосходного кучера.

Легкий ветерок обдувал холмы, покрытые нежной зеленью, почки раскрывались прямо на глазах. Вдали висел легкий туман, солнце окутала дымка. Гогот гусей, крики осла, крики играющих детей заставили Аделину прослезиться.

– Ах, как хорошо дома! – воскликнула она.

– Да и я рад видеть вашу честь, мисс, – ответил Пэтси. – Да нехорошо, что вы думаете так скоро опять нас покинуть.

– Я устрою хороший визит. Мне так много нужно показать мужу и навестить всю семью. Я полагала, отец встретит меня на станции. Он нездоров?

– Вполне здоров и подает жалобу на сэра Джона Лафферти за то, что тот затопил нашу землю, превратив ее в болото, и скотина одичала, словно волки.

– А мать здорова?

– Да, и уж не знает, что и придумать, бедняжка, чтобы подготовить дом и для вас, и для вашей черной служанки, и для попугая, и для всех остальных.

– А мои братья дома?

– Этих пареньков ваша мать отослала в английскую школу, чтобы их научили говорить с акцентом, как джентльменов, но там они набросились на учителя и его поколотили. Вот их и выгнали, и теперь они сидят дома, пока сами не решат, что с ними делать. И, конечно, мастер Тим дома. Он просто молодец!

Аделина и Пэтси болтали, к радости и удивлению Филиппа. На фоне юности он видел ее в новом свете. После дождя и наводнения дорога утопала в такой грязи, что колеса проваливались почти до осей, но, по всей видимости, Пэтси это нисколько не волновало. Он щелкал кнутом по холеным бокам лошадей и погонял их потоком колоритной брани. Несколько раз в дверях низких соломенных домиков по обеим сторонам дороги появлялись женщины и, завидев Аделину, показывали ей своих детей, а птицы рылись вокруг них и что-то клевали в хижинах и снаружи. Повсюду царила атмосфера беззаботного благополучия, а дети были упитанными, хотя и далекими от чистоты. Аделина, казалось, рада была видеть и матерей, и детей. Она окликала их и обещала навестить позднее.

Поля вокруг были голубовато-зеленоватыми, как море, и трава слегка колыхалась на ветру. Стада стояли по колено в траве. Аделина смотрела вдаль. Над деревьями парка, где паслись олени, показалась крыша ее дома.

– А вот и мой дом, Филипп! – закричала она. – Господи, подумать только, я не видела его почти пять лет. И ничего прекраснее с тех пор не встречала. Взгляни на него! Разве он не великолепен, Филипп?

– Он рассыпается на части, – сказал через плечо Пэтси. – И на его восстановление потратят дай бог если пять фунтов.

Это действительно был прекрасный старый дом, хоть не такой красивый, как казалось Филиппу по рассказам Аделины. Хотя он и не был знатоком архитектуры, тем не менее он видел, что в разное время к оригиналу были добавлены еще несколько стилей. Теперь все это слилось во вполне приятное целое. Но дом не был благородной громадой, которую описывала Аделина, и с первого взгляда отмечались признаки ветхости. Даже роскошное покрывало плюща не скрывало осыпавшейся каменной кладки.

Аделина восторженно вытянула шею, чтобы разглядеть каждую мелочь.

– Ах, Филипп! – вскричала она. – Чудесный дом?

– Да, так и есть.

– Маленький домик твоей сестры ничто по сравнению с ним.

– Дом Августы был построен во времена королевы Анны.

– Кому есть дело до королевы Анны! – рассмеялась Аделина. – Королева Анна умерла, как и этот душный кафедральный город. О, моя родина! Моя Ирландия! Мой старый родной дом! – По ее щекам градом полились слезы.

– Если ты не будешь держать себя в руках, я дам тебе пощечину. Неудивительно, что ты такая худая, – сказал Филипп.

– Ах, почему я вышла замуж за флегматичного англичанина!

Они остановились у дверей, и полдюжины ручных оленей подошли посмотреть, как они вылезают из коляски. Аделина заявила, что она узнает каждого и что они тоже ее помнят.

Лакей, открывший им дверь, был в красивой, тесноватой ему ливрее. Он радостно поздоровался с Аделиной:

– Благослови вас бог, мисс Аделина! Как славно, что вы вернулись. Боже мой, как же вы исхудали! Что с вами делали? А этот милый джентльмен – ваш муж? Добро пожаловать, сэр, ваша честь. Проходите. Пэтси, пригляди за их багажом, да поживее.

Он повернулся и прикрикнул на трех собак, залаявших на прибывших.

Филипп вдруг почувствовал себя неловко. Он не понимал, как знакомиться с семьей жены. Все, что она о них рассказывала, делало их не вполне реальными. Он был готов к тому, что они ему не понравятся, что они начнут его критиковать, но высокий джентльмен, торопливо спустившийся по лестнице, протянул ему руку с радушной улыбкой.

– Приветствую вас, капитан Уайток, – сказал он, слабо сжав Филиппу пальцы. – Добро пожаловать в Ирландию. Очень рад вас видеть, сэр. Простите, что лично не встретил вас на станции, но должен был присутствовать в здании суда по одному утомительному делу, которое требовалось уладить… А теперь, моя девочка, дай-ка на тебя взглянуть.

Он обнял Аделину и поцеловал ее. Теперь Филипп мог рассмотреть его.

Аделина рассказывала о своем отце, Ренни Корте, как о мужчине прекрасного телосложения, но, по мнению Филиппа, его спина была слишком худой, плечи недостаточно широки, а ноги не очень стройны. Было забавно наблюдать прелестные черты Аделины на костистом мужском лице с орлиным носом. Волосы у него тоже некогда были рыжими, судя по ржавому оттенку седины. И глаза, конечно, были ее.

Филипп заметил, что в холл вошли несколько человек – женщина чуть старше средних лет и три молодых человека.

– А, мама, вот и я! – Аделина повернулась от отца и обняла мать.

Филипп был официально представлен. Леди Гонория Корт все еще хранила ту красоту испанского типа, что передавалась в ее семье со времен Армады^[5], когда испанский дон остался в Ирландии, чтобы жениться на прародительнице ее рода. Леди Гонория была дочерью старого маркиза Киликеггана, который вместе со знаменитым маркизом Уотерфордом развил скачки с препятствиями от не очень респектабельного вида спорта до нынешних высот.

Одна из собак, ирландская гончая, поднялась на задние лапы, чтобы заглянуть в лицо Гасси. И няня, и девочка в ужасе вскрикнули. Ренни Корт пробежал через холл, схватил пса за ошейник с большими шипами и, оттащив прочь, дал пинка.

– Вы когда-нибудь видели такую собаку? – воскликнула леди Гонория. – Он так любит детей! Что за милое дитя! У нас в городе есть человек, который изготовляет совершенно чудные дагеротипы. Пока вы здесь, Аделина, вам нужно сделать ее портрет!

Леди Гонория широко улыбнулась. К несчастью, у нее не хватало переднего зуба, и каждый раз, когда она улыбалась, поспешно прикрывала указательным пальцем губы, чтобы скрыть дыру. У нее были красивые руки, унаследованные Аделиной, и заразительный веселый смех. Первые два дня Филипп считал, что она опасается своего вспыльчивого мужа, но много раз видел, как она обыгрывала его и сбивала с толку. При этом она принимала вид триумфатора, а он настороженно смотрел, будто бы ожидая очереди отомстить. Часто они не разговаривали друг с другом целыми днями, но поскольку оба имели тонкое чувство юмора и находили друг друга забавными, их размолвки прерывались внезапным смехом, с помощью которого они избавлялись от огорчений. У леди Гонории было одиннадцать детей, четверо из которых умерли в младенчестве, но она по-прежнему оставалась быстрой и грациозной в движениях и выглядела способной приумножить семью.

Аделина по очереди обняла троих своих младших братьев. Разрумянившаяся, с блестящими от радостной встречи глазами, она подвела их к Филиппу.

– Вот они! – воскликнула она. – Трое самых младших! Конвей, Шолто и Тимоти, подойдите и пожмите руку своему новому брату.

Все трое протянули Филиппу руки, первые двое смущенно, а третий – чересчур живо. Филипп решил, что в нем есть что-то необычное. Между братьями имелось замечательное сходство. Волосы у всех были светло-рыжие, глаза зеленые, лица вытянутые, с острыми чертами, а носы удивительно правильной формы с тонкими надменными ноздрями. Старший, Конвей мучил Филиппа своим сходством с кем-то уже знакомым, пока тот не сообразил, что Конвей похож на бубнового валета из его любимой колоды игральных карт.

– Поглядите на них, – Ренни Корт презрительно махнул рукой на старших. – Безобразная парочка, скажу я вам. Они опозорили меня, их выслали домой из английской школы за нападение на учителя. Я уже дал им за это по шее, но сейчас они на моем попечении, и бог знает, что мне с ними делать. Пусть работают в конюшне или на поле – только на это они и пригодны! Должен сказать, у меня есть еще два сына, славные парни. Но моей жене следовало бы остановиться прежде, чем завести этих.

Конвей и Шолто виновато ухмыльнулись, а юный Тимоти снова бросился к Аделине и ее обнял.

– Ах, как же замечательно, что ты снова дома! – выпалил он. – Я запоминал то, что хотел тебе рассказать, но все это вылетело у меня из головы, и теперь я могу только радоваться.

– Тебе не о чем рассказывать, кроме озорства, – заметил отец. – Проделки и лукавство с утра до вечера. У вас один ребенок, капитан Уайток. Остановитесь на этом, больше не нужно! Именно дети приносят скорби, что превратили мою рыжую голову в седую.

Леди Гонория прервала его, чтобы позаботиться о путешественниках. Она сама провела их в приготовленные для них комнаты. Они приняли ванну, сняли запыленное дорожное платье и спустились в гостиную.

К обеду прибыл женатый сын хозяев, живший в некотором отдалении. Это был смуглый красивый молодой человек, приехавший верхом на лошади, которую купил в тот же день и намеревался затем участвовать в Дублинских скачках. Все столпились, чтобы посмотреть на новую скаковую лошадь, и остались в восхищении от ее вида.

В столовой царила соответствующая моменту торжественность, обед подавали два лакея в ливреях. Еда и вино оказались хороши, и чем дольше длилась трапеза, тем большую легкость в общении с новыми родственниками чувствовал Филипп. Они много говорили и смеялись. Даже оба юнца забыли о своем позоре и принялись что-то азартно выкрикивать. Но когда отец бросил на них пронзительный взгляд, они тотчас же умолкли и на некоторое время замолчали.

Ренни Корт не был отсутствующим землевладельцем, живущим в Англии на ренту от заброшенных арендаторов. Он не нанимал бессердечного управляющего, а сам занимался делами в имении и знал в нем всех мужчин, женщин и детей.

Визит семьи Уайток проходил дружески, если не считать нескольких пылких стычек Аделины и ее отца. Она была единственной из детей, кто его не боялся. И все же она любила его меньше, чем другие. Она была привязана к матери и страшилась разлуки с ней. Леди Гонория не могла говорить об отъезде в Канаду без слез. Что же до Ренни Корта, то он высказался о поездке в Канаду со всем презрением.

– Что там за жизнь для джентльмена? – воскликнул он. – Что вы там найдете? Ничего, кроме лишений и неудобств. Разве там место для такой прекрасной девушки, как Аделина!

– Я готова к поездке, – прервала она. – Я думаю, что там будет великолепно.

– Что ты об этом знаешь?

– Больше, чем ты, руку даю на отсечение, – возразила она. – Филипп получил письмо от своего дяди, где тот описывает жизнь в Квебеке, и он знает полковника Вона, который живет в провинции Онтарио в центральной части Канады, и ему там нравится.

– Живет в Онтарио, и ему там нравится! – повторил отец, пристально на нее посмотрев. – А полковник Вон из Онтарио рассказал Филиппу, какие там дороги? Рассказывал о змеях, москитах и диких животных, жаждущих вашей крови? А вот я знаю человека, который останавливался там в одной из лучших гостиниц. Там была грязная лужа, и в углу его кровати квакала всю ночь лягушка. А жена этого человека так напугалась, что у их следующего ребенка оказалось лицо как у лягушки. Что ты на это скажешь, Аделина?

Он торжествующе усмехнулся.

– Скажу, что если ты говоришь о мистере Маккреди, – возразила она, – то его жене не нужно ехать в Онтарио, чтобы родить ребенка с лицом лягушки. У самого мистера Маккреди…

– Была лучшая мужская фигура в графстве Мит.

– Папа, я хотела сказать, что у него самого было лицо лягушки.

– Мы с Аделиной направляемся в Новый Свет, и никакими доводами невозможно нас отговорить, – вставил Филипп. – Как вы знаете, дядя оставил мне в наследство очень неплохое поместье в Квебеке. Я должен выехать, чтобы присматривать за ним, и если он сказал правду, то в городе имеется весьма респектабельное общество. А в округе – такие прекрасные охота и рыбалка, что вы и представить себе не можете.

– Вы вернетесь через год, – заявил Ренни.

– Посмотрим, – упрямо ответил Филипп.

Конвей и Шолто загорелись желанием сопровождать Уайтоков в Канаду. Мысль о вольной жизни в новой стране, вдали от родительской власти приводила их в восторг. Они только об этом и говорили. Мальчишки вцепились в Аделину с обеих сторон, умоляя ее позволить им поехать. Ей же идея понравилась. Если с ней будут братья, Канада не покажется такой далекой. Мать испытала из-за них столько огорчений, что не особенно расстроится из-за разлуки. Они обещали вернуться в течение года. Ренни Корт был не прочь от них избавиться. Филиппу не нравилась мысль об ответственности, но, чтобы угодить Аделине, он согласился. Он чувствовал себя способным контролировать Конвея и Шолто куда эффективнее, чем их родители.

Маленький Тимоти и тот говорил об эмиграции в Новый Свет, но об этом не могло быть и речи. Тимоти говорил с сильным ирландским акцентом, потому что много времени проводил со своей старой няней, воспитывавшей его с раннего детства. У него было красивое, но странное лицо, и он был настолько ласков напоказ, что Филиппа это смущало. Суровое слово, вероятно, его пугало, но в следующий миг он уже смеялся. Тимоти был русоволос, все лицо покрывали веснушки, и, как обнаружил Филипп, явно нечист на руку.

Филипп грустил по своим золотым запонкам, лучшим шелковым галстукам, пистолетам, инкрустированным перламутром, и по золотому перочинному ножу. Все эти вещи Аделина по очереди изъяла из спальни Тимоти. К происшествию она отнеслась легкомысленно: заявила, что Тим ничего не может с этим поделать. Филипп разозлился, а затем ему стало неудобно.

По правде говоря, чем больше времени он проводил в семье Аделины, тем менее ему нравились ее члены, за исключением леди Гонории. Он чувствовал, что Ренни Корт, при всей его преданности земле и арендаторам, плохо управлял и тем, и другим. Тратил слишком много денег и времени на скачки с препятствиями. Что же до политики, то они не осмеливались затрагивать эту тему, столь резко противоположны были их взгляды. Чем больше проходило времени, те более напряженной становилась обстановка.

Филипп и Аделина приняли приглашение нанести краткий визит Корригану Корту, кузену, жившему в десяти милях от дома, и одним прекрасным весенним утром, оставив Августу, ее няню и Бонапарта на попечение леди Гонории, отправились к нему. Ренни Корт сопровождал их на норовистой серой кобыле.

Длинная аллея, обрамленная двойным рядом лип, вела к довольно впечатляющему дому кузена с башенкой, увитой плющом. Корриган Корт с женой ждали их на террасе. Пара была кузенами, но совершенно непохожими друг на друга. Он был брюнетом с изогнутыми бровями, вальяжным и высокомерным, она – румяной красавицей, полной сил. Они были женаты несколько лет, но все еще не имели детей, Бриджит Корт тепло обняла спешившуюся Аделину.

– Боже, Аделина, дорогая, как я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Это твой муж? Вы идеальная пара! Добро пожаловать, добро пожаловать.

– Ах, Бидди Корт, как я рада нашей встрече!

Аделина так же радушно обняла ее, но Филиппу показалось, что между кузинами не было особой любви.

Вечером за ужином появился еще один гость – старый лорд Киликегган, дед Аделины. Это был красивый старик, и Филиппа позабавило, что Аделина, стоявшая между дедом и отцом, была похожа на обоих. «Как она прелестна в своем желтом атласном вечернем платье, – подумал Филипп. – Никто из женщин не может с ней сравниться».