Глава 2. Свежее известие

Через несколько минут Илдани добрался до знаменитого Зала Явлений: в это помещение он имел полное право входить, являясь не просто учеником, а единственным учеником. Дверь была закрыта, хотя обычно служитель оставлял её открытой, когда ждал ученика. Это дополнительно насторожило Илдани. Он постучался. «Интересно, – напряжённо подумал он, – услышит ли кто-нибудь мой стук. Зал имеет много ответвлений».

Действительно, Зал был скорее неким муравейником, испещрённым ходами. В самом начале находилось большое сплошное пространство, где и присутствовали люди. Из него выходили три двери, ведущие к разным комнатам и коридорам. Они выводили в настоящий лабиринт из личных комнат, складов, комнат для уединения и библиотек. Если углубиться особенно сильно, можно найти переход под землёй куда-то во дворец или, наоборот, из него: Илдани не знал об этом, так как ему дозволялось заходить только в некоторые комнаты, находившиеся в начале. Дальние и не представляли для него никакого интереса, ведь библиотеки и знаменитые комнаты уединения были как раз ближе всего.

На стук никто не ответил. Если его учитель сейчас где-то в закоулках, то он может не услышать. Обычно в это время в Зале либо никого не было, кроме учителя, либо были те, кто вышел по своим делам из комнаты. Но суть была не в этом: почему закрыта дверь? Ведь Илдани почти каждый день приходил сюда и совершенствовал свои познания, чтобы однажды войти в Зал уже не как ученик, а как один из служителей. И всегда в это время дверь была открыта.

Илдани постучал снова, уже сильнее. Круг, вырезанный на двери, словно сверкнул, подмигнув ему. На этот раз послышались шаги. По звуку походки Илдани сразу узнал учителя. Походка была тяжёлая и шаркающая, потому что годы давили на него всей своей тяжестью. В скважине провернулся ключ, и дверь открылась. Взору предстал Зал. Он был выложен из дерева, серебра и бронзы с редкими вкраплениями позолоты. На стенах висели стилизованные изображения людей, наиболее тесно взаимодействовавших с силами Закона, и людей, которые достигли высот в развитии теории о Законе. Также в Зале располагалось много нужной атрибутики, полное перечисление которой было бы скучно почти для любого человека.

Глядя на учителя, Илдани понял, что с ним всё в порядке. Более того, всё складывалось лучше, чем обычно, ведь тот улыбался так радостно, как не улыбался никогда.

– Ах, Илдани, это ты! – счастливо сказал он и потрепал ученика по волосам. – Проходи. Я забыл о твоём приходе: слишком радостный сегодня день; я отвлёкся. Мы разговаривали, писали и читали письма. В общем, жизнь теперь пойдёт совсем другая!

Удивлённый Илдани вошёл в дверь и прикрыл её за собой. Все три двери, ведущие в ответвления, были настежь открыты. Где-то в глубине проходов слышались голоса других служителей.

– Служитель Тальми, – обратился Илдани к своему учителю, – а что же произошло? Надеюсь, занятия сегодня будут?

– Разумеется, – ответил ему Тальми. – Я, как и ты, не хочу терять времени напрасно. Сейчас я возьму себя в руки, и мы приступим. Мы с тобой уже порядком прошлись по «Книге Явлений». Я давно тебе собирался сказать, но именно сегодня настроение позволяет мне это сделать: ты делаешь большие успехи. Эх, как же быстро мы прошли многие места из Книги и подкрепили их девятью Великими Дополнениями. Далеко пойдёшь. Кстати, я надеюсь, ты выучил то, что было задано?

– Да, разумеется, – кивнул Илдани.

– Всякий служитель, – многозначительно сказал Тальми, – хочет развивать учение о Законе. Вернее, хотел.

– Хотел? – удивился Илдани. – А сейчас почему все расхотели? Я вот и сейчас мечтаю об этом.

– Мечтать тебе никто не запретит, а вот хотеть не советую, – весело подмигнул ему Тальми. – Ладно, садись за стол. Я тебе расскажу о нашей радости, а потом приступим к уроку.

Заинтригованный Илдани направился к небольшому столу в углу Зала, за которым могли уместиться человек пять. Там уже были заготовлены листы бумаги и чёрная сверкающая перьевая ручка. Рядом находилась и чернильница. Пока Илдани усаживался и наводил на столе порядок, откладывая исписанные кем-то бумаги в сторону и пододвигая к себе чистую снежно-белую бумагу, служитель Тальми спросил у него:

– Ты выучил стихотворное обращение к отказавшемуся от дуэли зачинщику?

– Да, – кратко ответил Илдани.

– А к обеим отказавшимся от дуэли сторонам?

– Выучил.

– А слово-благодарение по случаю увеличения числа жизней с четырёх до пяти?

– Да, но это было труднее, – признался Илдани.

– Труднее, – согласился с ним Тальми. – Восемьдесят две строки – не шутка! Автор излил всю благодарность, какую только мог. Да, много же я задал! Но ничего не поделаешь: Книга сама себя не выучит, а наша жизнь не так длинна. Да и тебе самому хочется поскорее окончить курс и войти в Зал на равных.

– Очень, – признался Илдани. – Когда я победил в отборочных испытаниях и прошёл собеседования, а потом получил приглашение к вам, то очень обрадовался и даже не сразу поверил. Не думал, что в мире так много справедливости и можно добиться такого места своими силами.

– Мало где можно, – мрачно согласился Тальми, но тут же снова повеселел от новости, которая Илдани была пока неизвестна. – Однако здесь всегда будет царить справедливость: люди боятся Закона и не хотят его злить. Кстати, я ещё задавал выучить прозаический вариант слова – восхождения на трон.

– Я недоучил, – смущённо ответил Илдани. – Выучить-то выучил, но с запинками. Иногда слова путаются и меняются местами. Но меня больше всего пугает другое: я не могу удержать в голове столько стихотворных и прозаических фрагментов. Да к тому же это надо учить на древнем языке…

– Ты знал, куда шёл, – сделал ему замечание учитель.

– Да, знал. И не жалею об этом, просто говорю, что забываю некоторые тексты.

– Это не беда, – успокоил его служитель. – Наша память несовершенна. Мы все что-то да забываем. Главное, когда станешь служителем, перед службами повторяй то, что должен будешь читать наизусть. Это будет полезно.

– Я просто другого в толк не возьму, – вздохнул Илдани. – В последнее время я всё чаще думал об этом, но только сегодня у меня с вами возникла такая неформальная обстановка, что я решаюсь спросить…

– Ты бы мог спросить и раньше, – улыбнулся Тальми. – Не надо держать гнетущие мысли при себе. Ты должен доверять мне и всем служителям как самому себе, ведь мы – твоя духовная семья. А другой, сам знаешь, у тебя не будет. Может, тебя это и волнует? Меня, к примеру, в твоём возрасте немного заботило. А временами, – он мечтательно улыбнулся, – а временами «о мире мысли, что нас отвлекают от изученья Правил и Явлений», как это сказано в четвёртом томе Дополнений, просто не давали мне сосредоточиться.

Илдани странно посмотрел на учителя: неужели по нему можно сказать, что он не сосредоточен? Ведь он же сосредоточен всегда.

– Нет, дело тут совсем в другом. Когда я шёл сюда учиться, то думал, что стану ближе к пониманию Закона, смогу приблизиться к пониманию сути. Словом, смогу стать мудрее.

– А разве ты не становишься мудрее? – удивился Тальми. – Ты – самый талантливый ученик из всех, кого я знал лично. Уж кто-кто, а ты-то как раз приобщаешься к мудрости, не беспокойся.

– Мне очень приятно слышать от вас эти слова, – поблагодарил Илдани, – и они меня успокаивают: ведь ваше мнение мне дорого. Но всё-таки мне продолжает казаться, что это не так…

– Почему же? – ещё сильнее удивился служитель и, подойдя к книжному шкафу, достал из него две книги. Разумеется, это были сама Книга и какой-то том Великих Дополнений.

– Видите ли, – замялся Илдани. – Почти всё время, что я здесь учусь, я занимаюсь заучиванием разных текстов, причём каждый текст учу в трёх вариантах: в прозе на современном языке, а ещё два стихотворных варианта – на современном языке и на древнем. Древний язык очень сложен, вы и сами это понимаете!

– А раньше учиться было труднее, – вставил Тальми, – раньше надо было учить ещё и древний прозаический вариант! Ну, так продолжай.

– Изучаю последовательность действий при проведении ритуалов и мистерий, изучаю множество текстов, которые составлены весьма хаотично, повторяют друг друга и говорят зачастую об очевидном. Учу много однотипных случаев проявления Закона, изучаю жизнь авторов этих книг и многое, многое другое. И сам древний язык, который очень сложен. Без его знания можно было бы обойтись: «Книга Явлений» хоть и написана на нём, но уже давно переведена лучшими переводчиками мира. У меня складывается ощущение, что я изучаю не столько Закон, сколько жизнь людей, которые изучали Закон до меня. И за всей историей, лингвистикой и изучением символических действий и слов при ритуалах я совсем не изучаю сам Закон. Я и не понимаю, что это такое.

– Ох, – вздохнул Тальми и положил увесистые книги на стол. – Отчасти ты, конечно, прав. Но плохо, что ты пускаешь в голову такие мысли: они мешают изучать науки, которые тебе необходимо знать как будущему служителю. Чтобы они тебя не отвлекали, я быстро развею все твои сомнения. Дело тут вот в чём. Закон для нас недосягаем: он слишком высок. Только избранные могут понять его. Да и к тому же Закон и так открылся нам во всей своей полноте в виде Явлений. Остаётся постигнуть их смысл, но и это уже сделали мудрецы, жившие до нас. Наша цель – систематизировать то, что они поняли.

– Но эта систематизация выливается в хождения вокруг одних и тех же мыслей, и притом очевидных. Например, автор пятого Дополнения – Ориенс – рассуждает о том, как Закон дарует нам жизни при повышении звания. А дальше он тридцать девять страниц рассуждает о том, как же хорошо получить ещё одну жизнь. Но ведь это ж так долго читать, притом что и так ясно, насколько хорошо получить жизнь. Однако я был бы готов восхищаться и этим текстом, хотя бы из уважения к его автору, – но насколько же этот текст однообразен: первая страница по смыслу ничем не отличается от любой другой. То он рассуждает о том, как, имея жизнь, можно путешествовать, то говорит о пользе приятного горного воздуха, то приводит в пример пчёл, живущих совсем не долго. Что тут можно почерпнуть? Ориенс говорит очевидные вещи.

– Жаль, что ты об этом задумался, – повторил Тальми, – урок придётся ненадолго отложить, чтобы я мог разубедить тебя. Это называется максимализм. То, что написал Ориенс, – абсолютная правда.

– Да, но это также и совершенная очевидность!

– Нет повода, чтобы не читать правду, – отрезал Тальми. – Кроме того, это очень красивый текст. Наши учёные до сих пор спорят: является этот текст стихами в прозе или прозой.

– Но ответ на этот вопрос не приблизит нас к пониманию Закона. Он только расскажет чуть больше об авторе.

– И хотя бы из уважения к автору нам и надо ответить на него.

– Но авторов за сотни лет накопилось так много, что всю жизнь можно ломать над вопросами об их жизни голову – из уважения – и не начать думать о самом Законе. Уважение губит весь прогресс: авторам было бы это не очень приятно, я думаю.

– Pea oteaceéri memólo iveeváol Ermólo na gubasiúo zeelóio!^[3] – прошептал Тальми.

– Érmo, olóin^[4], – уныло ответил Илдани чисто по привычке.

Потом они некоторое время сидели молча. Учитель уставился в книги, а ученик – в чистый лист бумаги. Первым заговорил учитель, потому что Илдани стеснялся продолжить беседу, полагая, что и так сказал лишнего. Лишнего – по мнению учителя, а не по его собственному мнению, ведь мнение Тальми обладало для него большой ценностью.

– Пусть и вся жизнь, – сказал наконец служитель. – Однако нельзя забывать об уважении. Тот, кто его забудет, перестанет быть человеком!

– Но перестать изучать их, чтобы начать изучать сам Закон, – это не значит забыть об уважении! – робко возмутился Илдани. «Это значит проявить здравый смысл», – добавил он мысленно.

– Нет, читать произведения данных авторов очень полезно: это дисциплинирует, развивает ум и повышает эрудицию.

– Но авторы писали, в частности, что можно самому войти в контакт с Законом, ощутить его великолепие, получить частичку нового знания или лучше усвоить старое. Почему же мы не пытаемся обратиться к Закону?