Глава II. Дом старосты

…но пришла беда с полунощи^[8]. Полчища ведьм, выживших после кровавой расправы, объединились и подошли к Каменну. Седые космы их развевались на ветру, точно стяги боевые, а лица бледные щерились^[9] в тумане. Сам Чёрт во главе этого войска стоял. И никто не обладал силою достаточно, чтобы победить их.

Но вышли из города двенадцать атаманов. Двенадцать ворожейников буестных^[10]. Как они могли с многими тысячами ведьм сразиться? Были же те атаманы самыми искусными колдунами. Не было никого, кто мог бы с ними в мастерстве сравниться. Даже Чёрт их силе завидовал. Но ещё слыли те атаманы хоробрами^[11], коих Свет Белый доселе не видывал. Много своей крови пролили они на поле ратном, но обратили ведьм окаянных в золу.

Речи о Северном кряже.

Хутор Пеплицы боязливо примостился у подножья трёх гор, которые все величали Венцом королевы. Они отделяли границы Северного кряжа от конца Света. Ни один живой человек не переходил горы. А те, которые пытались, там же и сгинули. Сосновая, Ледяной удел и Ведьмина метла испокон веков стояли на страже северных границ.

Пеплицы были единственным поселением в этих местах. Ближайший хутор располагался в трёх неделях пути. Лес, горы и озеро окружали Пеплицы, словно оберегая от всех невзгод. Большую часть года жителям приходилось сражаться с холодом и дождями. Весной-Холодницей да Летом Звонким каждый день трудились люди, чтобы запасы заготовить. А как приходили две сестрицы Осень-Туманница да Зима-Лютыня, начиналась другая жизнь. Обрядами и песнями пытались задобрить пеплицкие сестёр хладных, а вечерами собирались у очагов тёплых, рассказывали предания и сказки разные.

Сейчас в Пеплицах госпожой гуляла Весна-Холодница. Зелёная листва на осинах и берёзах распускалась, травы расцветали. Птицы всё чаще пением своим радовали, Солнышко на небе дольше задержаться могло. Но всё ж не сильно оно ещё грело. Ждать же тепла люди не могли. И только снега таять начинали, как сразу за работу и принимались. Всё в Пеплицах было строго, у каждого свои обязанности и заботы.

Первыми просыпались рыбаки. Ещё темно в округе, Луна на небе хозяйничает, да птица ночная сурово ухает, а рыбаки уж на ногах. Собирали они свои снасти да тихо уходили из хутора.

Вот и сегодня, ещё задолго до рассвета, отправились трое рыболовов на озеро. Путь их лежал через весь хутор, потом мимо леса дремучего и прямо к горе Ведьмина метла. Вся она была покрыта островерхими елями, что раньше ведьмы для своих мётел использовали. А стоило пару шагов по склону сделать, как открывался вид на озеро. О том, как оно появилось, много историй было сложено. Но все пеплицкие верили, будто это сам Чёрт проделал огромный котёл, в котором ведьмы какое-то страшное зелье сварить должны были. Да только проведал о том Созидатель Света Белого и наполнил котёл водой чистейшей, пока Чёрт спал. Озеро так и стали называть – Катла. Это на древнем языке, значит. А вода в Катле и впрям чудесная. Иной раз, кажется, что каменья драгоценные по ней разбросали – так на солнышке сияет. И рыбы там обильно. А на дне – ил да глина целебные, аптекарь из них свои настои варит. У берегов трав лекарственных много – опять же, для целительства хорошо. Знатное озеро в Пеплицах!

Но сегодня неспокойно оно было. Ветер тревожил макушки елей да осин редких, пыль в глаза швырял. По воде рябь пробегала, а сама водица на берег выплёскивалась. Лодочки, на берег вытащенные да к стволам привязанные, в озере барахтались – вот какой силы ветер разыгрался. А лодки у пеплицких рыбаков тоже знатные были. Плотник каждую по особому заказу мастерил. Узоры по бортам вились, слова обережные. На носу голова птицы, али зверя лесного вырезана, – это чтобы рыба людей за своих приняла. Мол, увидит над рекой птица какая парит, так чего волноваться?

Взялись рыболовы за верёвки, начали вытаскивать лодки свои чудесные на берег. А ветер судёнышки швыряет туда-сюда, будто забавляется. Не хочет рыбакам отдавать. Но кое-как сдюжили мужики, вытащили лодки. Разошлись каждый к своей, начали осматривать, не повредилось ли чего, и тут вдруг один над лодкой своей и замер. Звали его Хаврун. Сорок вёсен он уже встретил, опытный рыбак, а тут и кровь вся с лица схлынула, белее мертвеца стал.

– Эй, мужики! Подите-ка сюда.

Рыбаки к Хавруну подошли, смотрят с удивлением, дескать, что не так? Тот головой мотнул, взглядом на лодку указал. Остальные тоже в судёнышко заглянули.

А там не иначе призрак лежит. Кожа белая-белая, почти синяя. Вены голубые реками растянулись по лицу. Грязь да кровь спёкшаяся на щеках и лбу, губы липкой паутиной спутаны. В волосах длинных ветки и листья запутались, жук какой-то копошится. Девица… Сверху плащом прикрыта из ткани богатой, серебряная застёжка с камнем голубым хитро так сияет, будто спрашивает рыбаков: «Ну что, испугались?»

А они и впрямь от страха дрожат. Откуда умертвие это появилось? И вдруг губы у неё разомкнулись и тихо-тихо она что-то прошептала. Рыбаки отскочили, молить Созидателя о пощаде начали. Видать, Чёрт с ведьмой забавляются!

– Парни! Да это ж дочка старостына! – Хаврун уже осмелел, к лодке снова приблизился. – Жива, видать, ещё… В хутор её надо!

Другие тоже присмотрелись – и впрямь дочка. Втроём из лодчонки её достали, плащ соскользнул. И снова рыбаки от страха реже задышали. Под плащом сорочка исподняя – изорвана вся, в грязи и крови. У живота кровь, на ногах – запеклась уже, бурая. Кто ж это с ней такое сотворил? Побежал озноб по коже у мужиков, пот холодный прошиб. А ветер ещё пуще разыгрался, толкает рыбаков в спины. И послышалось им, как злые ели, что ведьмам издавна прислужничали, заскрипели: «Быстрее… Бегите… Спасайте…» Ещё больший страх мужиков льдом сковал. Недоброе что-то нависло над озером. Сова злобно так заухала, ворона ей вторила.

Но Хаврун крепко обхватил грудное^[12] тело и понёс в хутор. Товарищи его молча пошли следом. А сова с вороной всё громче кричали, беду накликивали.

* * *

В Пеплицы дружинные прибыли под вечер. Ветер разыгрался такой, что лошади с трудом передвигались. Антипке даже шапку пришлось снять да за пояс засунуть, чтобы ветрище окаянный её не унёс.

Могучие кмети и те сгибались под порывами ветра, чтобы удержаться. Воевода вон к самой гриве прижался, низко-низко наклонился. Одному Чернявому, кажется, всё нипочём было. Ни ведьма, ни укус змиев его не волновали. Не ветер – ураганище деревца к земле гнёт, а атаман в седле сидит, будто на троне, ещё и Тучку Антипкину умудряется вести за собой. Ох, колдун! Ворожейник лютый! Не будет от него добра – нутром Антипка чуял. И хоть спас давеча атаман торговца, а всё равно муторно на душе, боязно.

Наконец, в хутор въехали. Ветер туч нагнал, темным-темно сделалось, будто ночь глубокая. Все дома заперты, на улице никого, даже огоньков в окошках не видно. Поскрипывают на ветру деревянные заборы, ещё чуть-чуть и поборет их ветер. Антипка по сторонам оглядывается: вымерли все, что ль? Аль беда какая приключилась, пока его не было?! Дома вроде все на месте стоят, лавки торговые тоже.

– Куда теперь, заполошный? – Воевода к Антипке наклонился, ветер перекрикивает.

А Антипка-то что? Ему велено было подмогу привести. Он и привёл. Что ж это все попрятались? Торговец плечи опустил. На воеводу глаза поднять боится.

– Кто у вас тут главный? – Это Чернявый уже на Антипку смотрит. Пристально так, словно в душу заглянуть пытается.

А ведь точно! Кто послал, к тому и ехать надо.

– Староста! Староста Багумил главный. У него дом в конце хутора стоит. Там, небось, и натоплено уже, и есть сготовили.

– Так показывай дорогу. – Воевода весело улыбнулся.

До дома старосты добрались быстро и без происшествий. Ветер как будто решил над путниками сжалиться, утихомирился. Кмети у старого колодца спешились, а Антипка к старосте поспешил. Крепкий дом выглядел неуютно, словно и не рад гостям был. Серый камень кладки суровым казался, холодным, а деревянные доски чердака и крыши вдруг напомнили Антипке гроб. В окне мелькали чьи-то фигуры, и казалось, что повсюду призраки. Страшно.

Антипка вздрогнул, задрожал, но пошёл дальше. До двери дошёл, постучал. Как-то тихо вышло, неуверенно. Он ещё раз стукнул, громче. За дверью послышались голоса, потом чьи-то шаги, потом всё стихло. Кто-то глухо прокричал:

– Кто?

– Антип это! Вернулся я. – И чтоб уж наверняка пустили добавил. – С подмогой!

Дверь тут же распахнулась, едва не стукнув торговца по лбу.

– Антипка?! Неужто ты? А мы уж думали, сгинул!

Вдова Злотична втащила Антипка в тёплое нутро дома и начала придирчиво осматривать, бормоча что-то себе под нос. Антипу даже дурно сделалось от такого мельтешения. Отодвинувшись от Злотичны, он оправил одежонку свою и заглянул вдове за плечо.

– Со мной кмети господаревы. Ведьму искать прибыли. Надо бы со старостой свидеться.

Злотична вмиг посерьезнела, прищурилась и странно как-то на Антипку посмотрела, словно и не рада была этой новости. Только рот открыла, как появился и сам староста. Выглядел он ещё суровее, чем обычно. Глаза злобно из-под седых бровей вокруг зыркали.

– Кто явился? – Голос трескучий такой, как дерево под ветром гнётся.

– Антип это! Вернулся. Кметей, говорит, привёл.

Староста, наконец, разглядел в дверях Антипку. Постоял, помолчал, а потом развернулся и пошёл обратно, только обронил едва слышно:

– Раз пришёл, пущай заходит, неча холод напускать.

Антипка осмелел, шею вытянул:

– А дружина господарева как же? Пристроить на ночлег надо бы.

Староста остановился, обернулся. Снова недобро глаза сверкнули.

– Ну, раз надо, зови. Пристроим.

* * *

В доме у старосты Багумила и вправду тепло было, но скорее не из-за растопки, а количества люда, там сидевшего. Злотична суетилась по хозяйству, туда-сюда горшки переставляла и больше шума создавала, чем пользы. Хаврун – глава всех рыбаков – тут же сидел, перепуганный какой-то, бледный. Аптекарь и целитель местный, Грас, у окошка примостился, вид у него был несчастный. Бергрун, судья пеплицкий, с суровым лицом подле старосты сидел.

Что за сбор такой? Ведьма опять дел натворила? Антипка только рот открыл, собираясь поведать, как в Каменн пришёл, да как король дружину свою в подмогу дал, но судья его опередил:

– Это хорошо, что вы приехали. Вовремя подоспели. Дела у нас тут совсем лютые творятся.

– Осади, Бергрун. Не видишь – с дороги хоробры, устали, небось. Мы им о своих бедах завтра расскажем. – Староста тяжело опустился на скамью. – Сперва пущай отдохнут. Злотична, накрой на стол. И что же за воев нам король прислал? Как величать вас?

Воевода вперёд выступил:

– Меня Сальбьёргом звать, воевода каменнецкий. А это дружина моя: Лейвюр, Гирдир, Хотовит, Ягин, Вигарт. И атаман – Лютовид.

Все кмети поклонились старосте и вслед за воеводой опустились на длинную лавку. Злотична начала расставлять перед ними миски, не стесняясь рассматривать.

– Так что за беда приключилась? – Сальбьёрг пристально посмотрел на старосту своими глазами-льдинками.

Староста и судья переглянулись. Второй тяжело вздохнул:

– Вчера дочка Багумила пропала. Ну, думали, в лесу заплутала али перед свадьбой волнуется. Но сегодня… Сегодня… – Судья Бергрун сглотнул, голос сорвался.

– Мы с мужиками её на ловище^[13] сегодня нашли, – это бледный Хаврун подал голос. – На рассвете на озеро пошли. А она в лодке моей лежит… Синяя вся, в крови, в плащ завёрнута. Окоченела почти.

– Как так?! – Антипка подскочил с лавки.

Все головы повернулись к нему.

– Мельца? Жива ли?

– Жива. Да недолго ей осталось. К утру… – Аптекарь Грас вздохнул и уставился в окно, за которым вновь разбушевался ветер.

– К утру отмучается. – Староста Багумил осушил кружку. – Мать её сгинула, и ей, видать, так суждено было.

– И что же, нельзя ничем помочь? – Антипка заметался из стороны в сторону.

Мельца хоть и странной была, да к нему всегда с лаской обращалась, с добротой.

– Да чем?! Чем помочь? Даже зелья Грасовы на неё не действуют! – Багумил зло ударил ладонью по столу, аж посуда звякнула.

Аптекарь виновато вздрогнул и ещё пуще в окно глядеть стал.

– Грас наверняка знатный зельевар, – Воевода Сальбьёрг, до этого молчавший, нарушил тяжёлую тишину. – Но пусть теперь наш атаман посмотрит, что там за немочь такая. Вдруг помочь сможет.

Воевода кивнул в сторону атамана, а тот уже у дверей стоит, кожаный мешок на плечо повесил.

– Куда идти? – Голос у него тихий, вкрадчивый.

– Я покажу! – Злотична молнией метнулась к Чернявому, взгляд хищным сделался, глаза, как у кошки, загорелись, словно добычу заветную почуяла.

Антипка аж передёрнулся.

– Я тоже пойду, – Он подобрался к Чернявому и стал подле него.

Злотична бросила на Антипку злобный сердитый взгляд, глаза сощурила. Но торговец и не подумал отступиться. Мало ли, что Злотична надумает, с неё станется. Она баба видная, ладная, вон полхутора на неё заглядываются – хороша так! Вдруг и атаман на её прелести падким окажется. Будет на Злотичну глазеть вместо того, чтобы дочке Багумиловой помогать.