Я долго не могу проснуться, веки всё тяжёлые и тяжёлые, и никак это не проходит. А потом дверь хлопает и…:
– Проснись и пой, солнце моё! – окончательно вырывает меня из тягучего сна голос незабвенного Стужева. – Как тебе феназепамчик животворящий? Получше?
– Мне и не было плохо, любимый, – охаю я и чувствую насколько сухо во рту. – Пить хочу.
– Всё для тебя, – он протягивает мне стакан воды, и я выхлёбываю его за несколько секунд. – Ещё?
Я только киваю и жду нового стакана. И только потом, уже почти готовая вести переговоры, спрашиваю:
– Сколько я спала?
– Около суток, – улыбается мне сногсшибательный мужчина.
– Скажи мне, что нужно сделать, чтоб ты не колол больше меня всякой гадостью? – страдальчески смотрю я на него.
– Да бог с тобой, милая, – всплеснул руками психиатр. – Где ж тут гадость?
– Степан… как там тебя?.. Василич, я тебя очень прошу, давай договоримся без уколов, – умоляю я.
– Хорошо, красота моя, – он придвигается ближе, опираясь локтями на колени и обдавая меня ароматом своего одеколона. – Давай так, ты мне историю, а я тебе отсутствие уколов. Лады?
– Да я тебе хоть “Войну и мир” расскажу по томам, хочешь? – радостно соглашаюсь я.
– “Войну и мир” не хочу, – вздыхает он.
– А что хочешь?
– Познать твои глубины, – улыбается он.
– Это очень двусмысленно звучит, Степан Василич, – со вздохом говорю я.
– Так и задумывалось, – вдруг подмигивает он мне.
– Ты флиртуешь, что ли? – уточняю я, ибо последние пятнадцать лет никто со мной не флиртовал, и чувство сейчас очень двоякое. С одной стороны, чувствуется как опасность, с другой – приятненько так-то.
– Ты не отвлекайся от глубин, Ангел мой, – одёргивает меня он. – Как ты пришла к мысли покончить с собой?
– Да тьфу на тебя, – я спускаю ноги с кровати. – Дай разомнусь. Затекло всё.
Я поднимаюсь на нетвёрдые ноги перед Стужевым, головокружение тут же догоняет меня, и я хватаюсь за его плечи, чтобы не свалиться.
– Ой-йой, – щупаю я мускулистые плечи. – Чем же ты меня обколол, окаянный?
– Должен тебя предупредить, нахождение моих глаз напротив твоей груди не добавляет мне скорости мышления, – говорит мой психиатр, придерживая меня за талию обеими руками.
– О, я ещё и не такое могу, – бравирую я.
В голове уже немного просветлело, но мне нравится держаться за него и нравится, когда он меня держит.
– Итак, когда ты меня выпишешь? – посмотрела я ему в лицо, думая о том, что хотела бы на него не смотреть, а сесть.
Ну а что, я женщина неожиданно свободная, могу себе позволить такое думать. Да и вообще, мне просто необходимо с кем-то переспать, чтобы не чувствовать себя совсем уж никчёмной брошенкой.
– Когда ты мне расскажешь, почему ты… – заводит он свою шарманку.
– Да не прыгала я, сотый раз говорю, – вздыхаю я, в раздражении запрокидываю голову и снова ловлю головокружение. – Я просто курила на подоконнике.
– А зачем ты курила на подоконнике? – любопытствует Стужев.
– А где ещё я должна курить?
– Ну обычно люди курят в более безопасных местах, – его ладони едва ощутимо шевелятся на моей талии, словно он поглаживает меня большими пальцами.
– Так, ладно, – вздыхаю я. – Мой муж подал на развод. Сказал, что последние пять лет у него была любовница. Я плакала на кухне, там же и решила покурить.
– То есть, ты приняла это решение, после болезненного расставания с мужем?
– Ты издеваешься, Степан Василич? – искренне спрашиваю я у бессовестного врача, шлёпнув его по плечу. – Да не прыгала я. Как бы я прыгнула, ни разу не переспав с кем-нибудь в отместку этой суке мужского рода? Если ты так считаешь, то ты ни черта не понимаешь в женской душе, дорогой мой. Ни одна женщина не отпустит бывшего, не сделав ему гадости. Пусть даже тайной.
– Самоубийство тоже неплохая гадость, – задумчиво протягивает врач.
– Ну что ты заладил? Сам больной какой-то, и мысли у тебя навязчивые.
– О да, боюсь теперь, я подвержен навязчивым мыслям, – вздыхает красавчик.
– Кстати, ты женат? Если нет, то тебе не нужна ли любовница? – решаю подойти я к вопросу по-деловому. Ну а что? Действительно же, нет лучше кандидата для мстительного секса.
– Ангел мой, тебе не кажется, что ты спешишь? – шумно сглатывает Стужев.
– Если ты не женат, то нисколько, – говорю я и решаю пояснить: – Мне тридцать пять лет, меня только что бросил муж, с которым я недавно отпраздновала пятнадцатую годовщину, ушёл к любовнице, меня “мудрые” врачи по ошибке запихнули в дурку, и мой лечащий врач, который лечит у меня то, чего нет, невероятно сексуален. Я хочу максимально прочувствовать свободу. Так что, ты женат?
– Нет, – сдаётся под моим напором крепость под названием Степан Васильевич. – Но я должен отметить, что есть ряд заболеваний, при которых характерна сексуальная активность…
– Какие болезни, Стужев? – восклицаю я. – Я просто обиженная женщина. Не придумывай то, чего нет.
– Так, всё, красавица, – встаёт он, вмиг оказываясь выше меня. – Мне пора работать.
– Так что, ты меня выпишешь? – с надеждой спрашиваю я.
– Пока нет, – качает головой он.
– Ну хоть колоть не будешь?
– Колоть не буду, – соглашается психиатр. – Присмотрюсь пока.
– Присмотрись, да, – разрешаю я. – Но недолго. А то у меня развод. Сам понимаешь, дело хлопотное.
– Не знаю, не разводился, – хмыкает он.
– Поверь мне на слово.
– Верю.
Я нехотя отстраняюсь от мужчины, которым я решила заткнуть дыру, оставшуюся от мужа. Красив как бог. Лучше не придумаешь. А потом разойдёмся, как в море корабли и всё. Мне кажется, идеальный план. А то, что он мне не прописал всякую дрянь, это уже плюс, я считаю.
– Ладно, мозгоправ, иди работай, – вздыхаю я. – А я буду вести себя хорошо.
Нет, не буду.
Отхожу к окну, гляжу во двор больнички и думаю, что это самый масштабный мой косяк. Увлекаюсь своими мыслями и не сразу замечаю, что он подходит ко мне, останавливается за моей спиной.
– Ты тоже безумно сексуальная, – выдаёт он мне на ухо низким шёпотом, и каждый микроскопический волосок на моём теле встаёт дыбом.
– Тогда прямо сейчас закрой эту дверь, и поговорим в другой плоскости, – не оборачиваясь делаю полшага назад, сталкиваюсь с ним.
– Похоже, ты очень обижена, – его ладони проскальзывают на мои тазовые косточки. – Настолько, чтобы вот так играть с огнём.
– Ты здесь огонь? – усмехаюсь я и толкаюсь в него попкой, чувствуя, что он и без этого вполне заведён.
– М-м-м… Ты тоже, да? – его пальцы жёстче впиваются в моё тело.
– Давай ты не пойдёшь работать? – предлагаю я.
– Давай ты будешь здесь до тех пор, пока у меня не закончится рабочий день?
– Да куда же я от тебя денусь? – смеюсь я.
– Никуда, Ангел мой, никуда, – также смеётся он, и вдруг его ладони приходят в движение.
Левая ладонь проскальзывает выше, сжимает мою грудь. Правая одновременно проскальзывает на мой лобок и между ног.
– Ах! – хватаю воздух я, не ожидая прям такого напора. Кажется, в напоре мы можем поспорить.
– До вечера, – прикусывает он мочку моего уха, а потом отпускает меня и спешно выходит за дверь.
Когда Стужев уходит, я ещё какое-то время стою у окна, поражаясь себе и тому, что я творю. Не то чтобы я была такой уж скромницей, но никогда и в мыслях не было так себя вести. Вот так вот просто навязываться мужчине… Хотя мужчина-то тоже хорош. Но когда это всё происходило: наша перепалка и его руки на моём теле, мне было почти спокойно. Боль предательства на время улеглась, стала менее ощутимой.
А сейчас в одиночестве она снова подняла голову, снова взмахнула крыльями и начала клевать мою душу огромным чёрным клювом.
Столько лет, Боже… Столько лет и всё впустую. Столько лет я старалась изо всех сил быть хорошей женой, даже смотреть ни в чью сторону не смела, а у него пять лет была другая баба. Пять лет, понимаете? Не пять месяцев, а пять, сука, лет!
Только что было всё хорошо: и страсть, и огонь, и обнимашки после… А потом бах! “Ангелина, я подал на развод”. Невозможно. Неправильно. Самый страшный кошмар вдруг взял и сбылся.
И теперь он там развлекается со своей любовницей, а я заперта в дурке. За что мне такое?
– Уборка! – рявкает с порога женщина, нет пятидесяти так, что я подпрыгиваю. – Пойди погуляй.
– А можно? – уточняю я.
Как бы я и так собиралась, но лучше всё же спросить – тогда будет, на кого переложить ответственность за побег.
– Иди уже отсюдова, – отмахивается женщина и подгоняет меня шваброй.
– Ладно, ладно, – я выхожу в коридор в одной больничной пижаме и явно с чужой ноги тапках.
Всё верно, мне даже некому привезти шмотки. Вот и хожу, как оборванка. Не даю себе опять провалиться в депрессивные мысли и просто иду по коридору. Надо признать, с опаской иду. Больницу-то хоть и отремонтировали, и всё тут беленько и чистенько, но это всё же дурка, мало ли что!
Опасения оказались ненапрасными.
– Милочка! – окликает меня бабуля в запахнутом под самое горло халатике.
– Вы мне? – глупо спрашиваю я оглядываясь.
– Тебе, тебе, – кивает она, благостно мне улыбаясь. – Поди сюда.
– Э-э-э… Я, вообще-то, спешу, – пытаюсь отбрыкаться я от такого общения.
– Я ненадолго.
– Ладно… – опасливо подхожу к ней, сажусь рядом на кресло. – Что вы хотели?
– Мою кошку хотят забрать инопланетяне, – со вздохом говорит бабуля.
– Да вы что! – восклицаю я.
– Да, – подтверждает она. – Я куда только не обращалась. И в горгаз, и в водоканал, и президенту писала…
Президент выпадет как-то из этого списка, но я слушаю не перебивая.
– А они всё травят и травят, – доверчиво сообщает она.
– Кто травит? – теряю нить рассуждения я.
– Соседи, – её блуждающий взгляд, наконец, фокусируется на мне.
– Кого травят?
– Меня, милочка, меня! – причитает бабуля. – Я и в горгаз писала, и в водоканал, и…
– Президенту? – подсказываю я.
– Да, а кошку-то так и не нашли, – вновь вздыхает она.
– Не нашли? – совсем потерялась я.
– Нет. А они всё травят и травят…
Я понимаю, что наш диалог выходит на второй круг, и решаю всё же уйти.
– Мне пора, – говорю я поднимаясь.
– А ты кошку мою найдёшь? – вдруг хватает меня за руку она. – Найди, пожалуйста. Они же её заберут. И где потом искать? Президенту только писать… Найди, пожалуйста.
– Я найду, – беру её за руку, жалею по сухонькой ладошке. – Обязательно найду и покажу её вам.
– Хорошо, милочка…
Я поднимаюсь, оборачиваюсь и вижу Стужева. Он стоит, прислонившись к углу, сложив руки на груди.
– Ничего, что я с ней говорила? – спрашиваю я, подходя к нему.
– Ничего, – глядит на меня как-то странно он. – Она давно одна. Дети к ней не приходят. Отпускать отсюда её нельзя. Она в последний раз газ открыла, хотела с соседями бороться. А кошка уже давно умерла. Старая была. У меня доживала.
– Мне так жаль её, – сдерживая всхлип, зажимаю рот рукой.
Как-то вмиг все мои проблемы не то что поблекли, а просто перестали существовать. Разве важно, что тебя бросил какой-то мужик, если тебя бросили дети? Разве важно, кто тебя предал, если ты всю жизнь будешь искать давно мёртвую кошку, потому что она единственное твоё близкое существо?
О проекте
О подписке
Другие проекты