Цитаты из книги «Хорошенькие не умирают (сборник)»

Сейчас у меня в шкафу штук двадцать платьев, некоторые из них были куплены задним числом, уже после встреч X. Но до сих пор, когда вдруг что, я прибегаю, запутавшись в неправильных тряпках, с ненакрашенными ногтями на ногах, не в тех туфлях и не вовремя. Не устраиваю безупречное антре, не беру своего там, где увижу своё, никого не сбиваю с ног, кроме себя самой.

хорошее я могу и сама додумать, а фигни всякой и даром не надо. Но кто мог знать, что тревожность напрямую зависит от объёма поступающей информации – чего я не слышу, того и на свете нет. Прозреваю, что, если отобьёт обоняние, я стану буддой.

А главное – в одну из таких ночей мне продуло ушко, и я стала глуха, как Аделаида Герцык. В изумлении поняла, что в таком виде жить гораздо легче. Я всегда знала, что близорукость оберегает меня от лишних подробностей жизни – что-то

Собираюсь сидеть на берегу – самое близкое к Богу место в этом городе, – и просить, чтобы в Книгу Жизни на следующий год меня записали с +1.

опыта линейной жизни – день за днём, месяц за месяцем встречать один и тот же свет из окна.

Кажется, время увидело меня, оно теперь знает, где меня найти.

Им не нужны гарантии – ни верности, ни общего будущего, ни детей, – им только нужно, чтобы кто-то разделил и удвоил их радость жизни.

Лучший наркотик этой страны – морская соль, слизанная с юного загорелого плеча. Лучший вид на этот город – на берегу, где носятся мальчики с тонкими сухими мышцами, сформированными не многочасовым потением в спортзале, а просто жизнью – бегом, плаванием, работой, хорошей едой и любовью

и я понимаю, что так, видимо, выглядит френдзона.

И он мне, значит, написал, а я ответила: «Дурацкая получилась жизнь без тебя». Запредельной банальностью ответила, если быть абсолютно честной, но все мы знаем из русской классики: пошлость иногда заходит так далеко, что возвращается с другой стороны и становится чистой правдой.