Глава 5
Улей контрабандистов

То место рядом с портом, под мостом, где всегда дурно пахнет человеческим телом и разложением, называлось Улей. Отчего? Ортанс никогда не пытался понять. Клички и прозвища прилипают к маргинальным местам так же крепко, как и к их обитателям.

Ботинки скользили по грязи, идти было тяжело, местами – неприятно, потому что грязь эта состояла из навоза и испражнений больше, чем любая другая улица Лунденбурха.

– Что бы ни случилось – не лезьте в драку, – негромко сказал Ортанс. – Помните, что вы ранены. Вы со мной только как наблюдатель.

– Позволю себе не согласиться с вами, – так же тихо отозвался Цзиянь. – Когда я готов и предупрежден, я могу за себя постоять.

– Опять вы за старое, – закатил глаза Ортанс. – Друг мой, никак не хочу больше спорить об этом. Вы пошли со мной? Ваше право. Но позвольте мне диктовать свои условия. Эти места мне знакомы. И эти люди. И, поверьте, я предпочел бы до конца жизни не водить подобных знакомств.

Юй Цзиянь кивнул, соглашаясь.

– Кого мы ищем? – решил он сменить тему.

– Кое-кого по имени Шершень, – ответил Ортанс. – Тот еще пройдоха, зато может и снег летом достать. И у него точно есть выходы на ханьцев, торгующих из-под полы.

– Но почему? В смысле, у Хань налаженные торговые связи. Контрабанду прикрыли еще при моем… Еще когда я был на родине.

– Это вам сказали, что ее прикрыли, – вздохнул Ортанс. – Вы иногда кажетесь не по годам мудрым, а иногда – настолько же наивным. Контрабанда процветает тем больше, чем симльнее монополия на торговлю сжимает свои тиски. Человек всегда ищет где выгоднее. Или где быстрее – как мы с вами. Разве мы не за этим пришли?

– Когда я жил в Хань, я боролся с преступностью, – помолчав, сказал Цзиянь. – А теперь, выходит, сам становлюсь на путь беззакония?

– Ну… – Ортанс почесал бороду. – Выходит, что так! Но вы не волнуйтесь, мой друг. Как я уже сказал, вся плата с меня.

– Я все равно рядом. И мы все делим надвое.

Когда Юй Цзиянь волновался, ханьский акцент в его речи становился заметнее.

– Я бы предпочел…

Он не договорил, оборвал сам себя и осекся, прислушиваясь к чему-то за спиной.

– Мы не одни, – проговорил он.

Ортанс резко развернулся, выкидывая вперед руку с небольшим револьвером. Такие были в ходу у торговцев и моряков: небольшие, легко прятавшиеся в подкладке сюртука или за голенищем сапога. Ортанс давно понял, что простым механиком с его связями и интересами ему не быть.

– Кто здесь?..

Когда спускаешься в маргинальные слои города, стоит быть готовым ко всему. И разговаривать уметь на их языке. Темные закоулки Лунденбурха были подобны Холмам фаэ: тоже легко заблудиться и потеряться, и самого себя забыть на добрую сотню лет.

Меньше всего Ортанс хотел бы угодить в Холмы или расстаться с жизнью в грязных переулках, пропахших тухлым мясом, потом и испражнениями. Особенно когда рядом с ним был неугомонный Юй Цзиянь, свалившийся на него как снег на голову.

* * *

Ортанс вряд ли мог бы сказать, сколько Цзияню лет. Знал только самое основное – он прибыл из Хань (был ли он беженцем или приезд его был обусловлен дипломатическими причинами, он также не знал), уже больше трех лет снимал одну и ту же квартиру на Ризен-стрит и регулярно попадал в неприятности. Выправка и манеры выдавали в нем дипломата – из тех, кто так настойчиво учил лунденбурхский язык, чтобы говорить на нем спокойно и свободно с представителями Бриттских островов в Хань. Между странами соблюдался условный нейтралитет, но душа ханьцев – потемки. Не зря же ходили слухи, что принц Джеймс не погиб во время Призыва Просвещения, а отправился именно в Хань, где успешно скрылся от преследования новых властей.

Как-то Цзиянь обронил, что не желает учиться драться потому, что убежден во вреде насилия.

– Насилие лишь множит насилие, – убежденно говорил он, разливая по маленьким чашкам прозрачный зеленый чай.

– Одной дипломатией не добиться нужного результата, – качал головой Ортанс.

– Посмотрим, посмотрим… – только и улыбался Цзиянь.

Ортанс знал, что Цзиянь должен был активно действовать в то время, когда Блюбеллы пытались превратить Хань в свою колонию – и приложить руку к тому, чтобы идея оказалась совершенно провальной. Сложно представить, каким был бы мир, расширь Бриттские острова свое влияние не только на Инд Сингху, но и на Хань.

Возможно, Цзиянь приложил руку к тому, чтобы этого не произошло. Или к предполагаемому бегству выживших Блюбеллов в Хань. Или же к тому, что после просочившихся слухов и превентивных военных действий между Хань и Бриттскими островами не разверзлась кровопролитная война.

Правды Ортанс не знал.

Цзиянь рассказывал то, что хотел, и тогда, когда хотел. Попытки расспросить его подробнее никогда не увенчивались успехом. Вот ведь невыносимый человек! Ортансу до дрожи в кончиках пальцев хотелось понять, как в одном человеке может сочетаться несочетаемое: упертый пацифизм и военная выправка, мягкость характера и стальная решимость, умение находить неприятности на свою голову и умение заводить друзей, привязывая к себе так крепко, что деться-то уже некуда. В противном случае Ортанс не потащился бы в эту яму среди ночи.

К услугам мастеров Улья он прибегал крайне редко – во‐первых, для его работы хватало в основном официальных поставок, достаточно было своевременно поддерживать подобающие отношения с парой достаточно алчных поставщиков. А во‐вторых, в Улье шутить не любили – нажить здесь проблем на всю жизнь было парой пустяков.

Но Цзияневы протезы держались на честном слове, а без них… Ортанс не был уверен, сможет ли Цзиянь нормально существовать без них – и без постоянной боли, которую должны причинять непроходящие раны.

Ортанс знал, что Юй Цзиянь жил затворником, увлекался ботаникой, разводил в своей небольшой квартирке на Ризен-стрит редкие виды растений, до сих пор не вступил ни в один джентльменский клуб и не проявлял никакого интереса к так называемому наращиванию связей. В каком-то смысле Ортанс, дни напролет проводящий в мастерской, его понимал. Однако не мог не расстраиваться замкнутости и отшельничеству друга: ведь это Лунденбурх, шумная столица, живущая знакомствами и разговорами. Отшельнику здесь сложно. Почему Цзиянь не уехал дальше, вглубь, в принципе, было понятно: в глухих деревнях Каледонии его экзотическая внешность, дополненная протезами, делала бы его еще более приметным. Там бы ему житья не дали.

В большом городе затеряться проще.

Но Ортанс до сих пор не мог понять: хочет Цзиянь затеряться или наоборот – чтобы его нашли.

В любом случае, он радовался дружбе с ним хотя бы потому, что мог разделить одиночество Цзияня, выпить бокал-другой бренди и подлатать его вечные раны. Когда он перестанет искать себе врагов и будет искать друзей? Явно не сегодня и не внутри Улья. Брать его с собой было худшим решением. Однако Ортанс уже не мог ничего переиграть.

* * *

– Так-так-так… – из темноты выступил человек.

Поношенный сюртук его был небрежно распахнут, картуз на голове заломлен назад, а в смуглых пальцах плясал тонкий острый стилет.

– Так-так-так и кто тут у нас? – он широко ухмыльнулся, и кривые зубы блеснули в свете единственного тусклого фонаря, освещающего переулок именно в том месте, где стояли Цзиянь и Ортанс.

– Оставь свои штучки, Бэйкон, – посоветовал Ортанс, шагая вперед, невольно заслоняя плечом Цзияня.

– Оп-па! Кого я вижу! Неужели сам Джон Ортанс пожаловал к нерукопожатным нам! А что случи-илось? Проблемки? А мы поговорили, что будут проблемки-то, рано или поздно, а будут! Как в воду смотрел, ты посмотри! Потому что нельзя-а к друзьям поворачиваться задом! Друзья-то обидеться могут!

– Мы не друзья, Бэйкон. И задом я ни к кому не поворачивался, – как можно невозмутимее ответил Ортанс. – Я здесь по делу, и не к тебе. Не мешай.

– А я, может, свои процентики хочу? Ты раньше здорово тут отоварился, а теперь денежки наши пускаешь по ветру?

– Во-первых, мои деньги. Не наши. Во-вторых, твое ли дело, чем я занимаюсь? Пропусти. Драться я сегодня не в настроении.

– А что так, а-а-а? Трусишь, Ортанс?

– Да нет, – пожал плечами механик. – Просто друга обижать не хочу. Он у меня мирный, крови не любит.

– Друга? Этого дрища, что ли? – сплюнул Бэйкон, подходя ближе.

– Сам дрищ, – нелюбезно ответил Ортанс и шагнул вперед. – Пройти дай. По делу пришел. Не было бы дела – ноги моей бы тут не было.

– Говорю же, зря, зря к друзьям с презрением! Мы-то со всей душой к тебе! А был бы добрее, то я б к тебе со всей душой! Я б тебе сказал, как важно доверять друзьям!

Ортанс на мгновение прикрыл глаза и сосчитал до пяти. Бэйкон начинал его не на шутку раздражать, но начинать драку здесь, в самом начале Улья, было бы верхом недальновидности – при условии, что он хочет еще провернуть хоть какую-то сделку.

– Мне до тебя нет дела, Бэйкон, – наконец сказал он. – До тебя и твоих игр. Мне нужен Шершень. И только.

– О, что ж… Удачи тебе добраться до Шершня! Тут многие на тебя точат зуб, знаешь ли. Тут предателей не любят. У меня-то на тебя обидка маленькая, могу на время и глаза закрыть – чтобы дружок твой не плакал, а? Как тебе доброта моя? А другие не будут такими же добренькими!

– В толк не возьму, что я им сделал! – развел руками Ортанс.

– Да не нравится тут никому, что ты с ханьцами связался и что деньги уходят желтомордым, – честно пояснил Бэйкон. – И чем мы тебе не угодили, а-а-а?

Ортан промолчал.

Любой ответ был бы неправильным.

Бэйкон как будто и не ждал ответа. Обошел вокруг, осмотрел Цзияня с головы до ног и сплюнул:

– Ты что ж, сюда желтомордого притащил? Ханьца калечного? Для ханьцев ничего нет у нас.

– У тебя нет, – подчеркнул Ортанс. – А за весь Улей не говори.

– Нет, ну ты совсем уже наглеешь! – развел руками Бэйкон. – Я к тебе со всей душой, а ты…

– Мне кажется, он хочет, чтобы мы заплатили за вход, – тихо проронил Цзиянь на ухо Ортансу.

– Но ничего не получит, – так же тихо отозвался Ортанс.

Это было одно из правил Улья – вход свободен для любого нуждающегося. С выходом был уже свой вопрос.

Поэтому Ортанс шагнул вперед и коротко, быстро ударил Бэйкона в нос. Тот охнул и упал, хватаясь за лицо.

– Я тебя!!! – гнусаво заорал он. – Да я ж тебя! Эй, ребятки, вы посмотрите, вы посмотрите, кто тут распускает руки!..

– Цзиянь, – коротко скомандовал Ортанс. – К стене!

Цзиянь послушно отошел в тень.

В ту же минуту несколько человек весьма потрепанной наружности с двух сторон налетели на Ортанса.

* * *

Цзиянь смотрел на драку с каким-то восхищенным любопытством: не каждый день классический бриттский бокс встречается с уличными подлыми приемами. И тем не менее Ортанс держался неплохо. Видимо, не впервой ему сталкиваться с бесчестными ублюдками, решившими, что им все можно только потому, что они обзавелись крохами физической силы и огромным количеством ненависти к окружающим – а может, просто потерявшим голову от нищеты и безнаказанности.

– Взять с меня все равно нечего, – прохрипел Ортанс, применяя болевой прием.

Один из нападавших взвыл.

– А дел у меня тут… полно.

Второй нападавший отправился следом за первым.

Ортанс развернулся к третьему, уже занесшему тонкий, похожий на шило, нож над его головой и толкнул ногой в пах. Шило упало на землю. Ортанс склонился над скрючившимся бандитом и сказал:

– Давайте без шуток. Мне нужен Шершень. И только он. У меня к нему дело. Так и передайте. Идемте, Цзиянь.

Цзиянь осторожно обошел распростершихся на земле бандитов и вопросительно посмотрел на друга.

– И здесь каждый раз так?