Нет, северянин не шутил. В комнате стремительно темнело, а мы так и лежали на узкой твёрдой койке. Вглядываясь в моё лицо, пленник постоянно улыбался, но при этом его глаза оставались холодными и жестокими. Словно лёд.
Это настораживало и сбивало с толку.
– Как вас зовут? – прохрипела я.
Горло саднило, но мой шёпот легко можно было разобрать.
– Я рад, что ты, наконец, спросила меня об этом. Значит, начинаю быть тебе интересным. Я вардиган Лассе Бессон, правитель этих земель. Этот храм теперь часть нового вардана клана Бессон, но так уж получилось, что хоть я и прихожусь правнуком жрицы Танука, но бога не почитаю. Я служу Стуже, как и любой Иной. Так что храму здесь не место, как и всему, что связано с проклятым богом. Надеюсь, я тебя хоть немного, но впечатлил, – слегка склонив голову, произнёс он.
Впечатлил, и не то слово, но верить ли ему?!
Слишком много в этом храме безумцев, и я знаю, как порой правдоподобно звучат их слова. Потому как они сами верят в тот бред, что срывается с их уст.
Но Лассе?..
Мне нравилось, как звучит его имя. Мягкое, и не подумаешь, что принадлежит оно такому огромному сильному воину.
Лассе… Я улыбнулась и тут же нахмурилась, взглянув на его шею.
– Если я сниму ошейник, вы сможете сбежать? – протянув руку, я коснулась исчерченного рунами металлического кольца. Он слабо засветился, что уже было странным.
– Я сам его сниму, – усмехнулся пленник, – но для этого мне нужно ещё немного времени. Совсем чуть-чуть.
Внизу под окнами что-то загремело, и послышались голоса.
Поднявшись, северянин подошёл к оконному проёму и замер за кем-то наблюдая.
– Она сбежала! – завопила кто-то из жриц. – Соньи нет в комнате.
Осознав услышанное, я вскочила и быстро вынула ключ из кармана. Не успел северянин обернуться, как я стремительно понеслась к решётке.
Щелчок, и я провернула ключ, оставляя мужчину внутри. Одного.
– Сонья, – крикнув мне вдогонку, Лассе ухватился за прутья решётки и с силой дёрнул её. – Вернись немедленно, девочка. Не зли меня.
Покачав головой, сжала руки в кулаки. Он продолжал выламывать дверь, сверху ссыпались куски глины.
– Они поднимут всех послушниц и заставят искать, – попыталась объясниться, но, закалившись, вновь увидела брызги крови. – Я должна вернуться в комнату. Должна, Лассе! Ради спокойствия и безопасности остальных.
За моей спиной послышались громкие шаги. Дверь, ведущая на верхний ярус, скрипнула, и кто-то резко ухватил меня за руку.
Развернувшись, я встретилась взглядом со Светлой. Прижав палец к губам, она потащила меня вниз.
– Сонья, вернись!!! – голос северянина сотрясал стены.
Казалось, он бился в камере от бессилия.
Спустившись на первый этаж, Светла провела меня через левое крыло. Пока мы шагали мимо тёмных комнат, я успела успокоиться. Ухватившись за ручку двери, Светла впилась в меня взглядом.
– Скажем, что была у тебя? – произнесла я губами.
Она уверенно кивнула. Дружба между послушницами не поощрялась, но и не наказывалась.
Выйдя из храма через чёрный выход, мы поспешили к жрицам, которые, громко стуча по железной тарелке, поднимали на уши весь храм. Заметя меня, звон прекратили.
Подняв голову, я заметила в окне северянина с перекошенным гневом лицом. Ошейник на его шее горел алым пламенем. Руки до того крепко сжимали раму, что вниз посыпались мелкие камешки.
– Где ты была? – холодно поинтересовалась Верховная.
Светла открыла было рот, но карга жестом приказала ей отойти.
«У Светлы, – чётко произнесла я губами, – я узнала, что случилось с пленным и расстроилась».
– Доброта, – сплюнула старуха, – когда только ты поймёшь, что это самое жалкое и глупое чувство.
Стоя на месте, я невольно бросала взгляд наверх. Тот, кто назвал себя хозяином этих земель, следил за каждым нашим движением и ловил каждое слово.
Нежность?! Теперь я думала, что мне она привиделась. Нет, этот мужчина словно ледяной: жёсткий, колючий.
И мне было страшно. Таким Лассе меня пугал даже больше, чем Верховная и Туман.
– Ну что мне делать с тобой, Сонья? – Верховная обошла меня по кругу. – Последние дни ты ведёшь себя просто отвратительно. Дерзишь и кидаешься на жриц, на тех, кто кормит тебя и заботиться о тебе.
Услышав такое, я не сдержалась и хрюкнула со смеху. Это не осталось незамеченным. Верховная остановилась.
– Розги не помогают. Работы на нижнем ярусе тоже. Упрямая. Как же тебя вразумить, лютая? Может выгнать из храма? Поживёшь на улице, проголодаешься да и поймёшь, что была неправа.
Я тихо сглотнула. Пару раз я уже оставалась на ночь за дверями храма. Холод и голод здесь не самое страшное, ведь часто захаживают и мёртвые. А ночь – это их время.
И тени…
– Да, так мы и поступим, – Верховная усмехнулась, – привязать её к столбу!
Повторять ей не пришлось, жрицы, схватив меня, скрутили руки и потащили к ненавистному куску подгнившего дерева, что стоял посреди двора между вратами в храм и кромкой воды.
– Я надеюсь, этой ночью ты обдумаешь своё поведение, Сонья, и вспомнишь, кто твоя семья и что другой у тебя никогда не было и не будет.
Я засмеялась. Эта старая жаба так и не поняла, что «печать забвения» не сработала, и я прекрасно в деталях помню, как умирал мой отец и в чьих руках был факел.
– Когда-нибудь я расскажу тебе о том, что такое семья, – чётко хрипя и плюясь собственной кровью, выдавила из себя я и расплылась в немного безумной улыбке.
– Голос вернулся, – оскалилась верховная карга, – ну ничего, это я исправлю. Завтра с утра в туман её, пусть делает то, что положено. Вернётся без улова – выпороть! А вечером мы подправим твой голос.
Развернувшись, карга величественно удалилась в храм.
Я не сопротивлялась, когда на мне проверяли крепость верёвок. Молчала, когда Тлара зашла мне за спину.
– Не смей, – раздался рычащий полный ненависти и злобы крик сверху. Вскинув голову, я увидела северянина. Только на себя он не был похож – в окне застыла чёрная тень, и только ошейник сдерживал её, просто пылая алым светом.
Тень клубилась и меняла форму.
– Что он такое? – испугались жрицы и, не сговариваясь, отошли от меня на шаг.
– Не знаю, – Тлара и вовсе отбежала подальше, – Верховная сказала, что он для Соньи и никому лучше к нему не приближаться.
Женщины переглянулись, а потом разом уставились на меня. Первый раз в их глазах я заметила что-то отдалённо напоминающее жалость.
Но нет, развернувшись, они спешно забежали в храм, оставляя меня снаружи на всю ночь.
Оставалась надежда на послушниц. Когда подземелье закроется, может, им удастся выручить меня.
Холодало. С воды потянулась белесая дымка, устилая землю и скрывая под собой увядшую почерневшую траву. Скрипели деревья. Порывы пронзительного ветра гнули толстые ветви.
Всплески воды настораживали и вынуждали постоянно оглядываться на чернеющую во тьме воду.
Страшно.
Чтобы отвлечь себя, я вспоминала рассказы отца о том, какой бывает зима и лето, как солнце играет в кронах деревьев. А порой с неба падают капли воды.
Дождь. Облака. Чистое синее небо.
Пустые для меня слова. Я не могла себе представить всего этого.
– Сонья, – голос северянина вывел меня из тяжелых воспоминаний, – никогда больше не смей так делать. Ты должна слушаться меня и подчиняться.
Вскинув голову, я уставилась на него. Подчиняться! Это слово снова выбило меня из равновесия.
– Я не хочу никому подчиняться! Понимаешь?! – мой хрип причинял мне боль, но молчать было страшнее. – Я хочу узнать, что такое свобода. И ты не отберешь её у меня. Снег, какой он? Что такое метель? Я хочу увидеть это, потрогать и ощутить себя действительно живой. А вы отнимаете у меня это… Вы все! Ломаете. Приказываете быть невольницей.
Устав сопротивляться тяжести в ногах, я опустилась на колени, руки затекли от неудобного положения, но я ничего не могла с этим поделать.
Только терпеть.
Темнота становилась всё гуще. В комнатах послушниц зажигались лучины, они ставили их на подоконник, освещая пространство перед храмом.
Никто не выйдет, им запретили.
Я потеряла всякую надежду провести эту ночь за надежными стенами.
Северянин молчал, но не сводил с меня глаз. Я видела, как ярко в них горят лиловые огоньки.
Да отец часто говорил о таких, как он. Варды. Иные. Сильные воины севера, в чьей крови кипит магия.
Склонив голову на плечо, я закрыла глаза. Холод пробирал до костей.
– Сонья, не спи, – послышалось сверху, – потерпи немного, слышишь. Сейчас будет одеяло. А потом я сниму этот ошейник, Стужа его дери.
– Не нужно, – прохрипела я. – Я много раз ночевала вот так. Главное, чтобы мертвые не пришли. Мертвые – это страшно.
Кровь стекала по моему подбородку и капала вниз на серый подол платья. Представив, что завтра у меня снова отберут голос, сжалась от страха. Я не хотела снова умолкнуть.
В ночи вспыхнула оранжевым светом полоса – ошейник. Иной пытался снять его.
– Сонья, потерпи, – прорычал он.
Дверь в храм тихо скрипнула, кто-то шел ко мне, держа перед собой факел. Фигура Иного замерла в окне, тяжелая цепь ударилась о подоконник.
– Светла? – шепнула я, но ошиблась.
Передо мной стояла безумная Смэка. Раскачиваясь, как тростинка на ветру, она бросила факел на землю. Огонек встрепенулся, но не погас. На мои плечи легло теплое одеяло, ещё одно она подсунула под мои колени.
– Смэка, тебя кто-то прислал? – шепнула я, но послушница меня не слышала, она находилась в своем особенном мире. С каждым днем она всё меньше осознавала, что происходит вокруг нее.
– Кто тебя прислал? – повторила я вопрос. – Кто сказал принести одеяла?
– Папа, – выдавила она из себя еле слышный шепот.
– Папа? – не поняла я.
– Мой папа, – повторила девушка и, развернувшись, подобрала факел и отправилась в храм, оставляя меня гадать, насколько глубоко её безумие.
Сидя закутанная в одеяла, тихо отогревалась.
– Сонья, – голос иного стал спокойнее.
– Она уже не понимает, где реальность, – выдохнула я. – Мы все потерялись в этом тумане. Потеряли голос, себя, память. Многие даже имена.
– Я это знаю, но всё изменится завтра. Я обещаю тебе.
Улыбнувшись, я попыталась устроиться поудобнее.
– Расскажи мне о снеге, северянин. Какой он? – мне было страшно, но его голос немного успокаивал. Слыша его, я понимала, что не одна.
– Лассе, – донеслось до меня, – для тебя я Лассе. Снег? Мой дядя часто рассказывал, как однажды вез в телеге маленькую худенькую седовласую девушку. Она пришла из Тумана. Огромными голубыми глазами она смотрела на мир Севера и радовалась всему. А когда с неба повалил густой снег, девушка ловила крупные снежинки и рассматривала их рисунок. Снег, Сонья, он пушистый и мокрый. Холодный, а порой бывает, что теплый. Когда с неба сыплет большими хлопьями, то становится теплее. Всегда. Снег бывает колючим, когда ветер бросает в лицо крохотные льдинки.
Закрыв глаза, я попыталась представить себе снег, но видела почему-то ту девушку.
– А что с ней случилось?
– С кем? – не понял он.
– С седовласой девушкой? Если она из тумана, то послушница, так ведь?
– Она стала избранной вардигана, его любимой женой и родила троих детей.
– Детей, – протянула я медленно. – Об этом можно только мечтать.
– Она и мечтала, Сонья. Годами сидя в подземельях гурон надеялась и верила.
– Откуда тебе знать? – я ощутила некий подвох в его словах.
– Эта послушница с седыми волосами моя мать. И у меня её глаза. И я знаю, Сонья, что ты пережила. Знаю, поверь. И обещаю, завтра всё изменится навсегда.
– Завтра, Лассе, я уплыву в туман, – я покосилась в сторону воды, – и моя жизнь уже никогда не изменится.
– Нет, ты никуда не поплывешь.
– Они заставят, – вздохнула я обреченно.
– Значит, молча, сядешь в лодку и будешь держаться у самого берега.
Я лишь кивнула ему.
Поверила ли?
Нет.
О проекте
О подписке
Другие проекты