Глава 7

Дождь превратился в мелкую морось, и стало на порядок холоднее.

Несмотря на то что моя одежда просохла, холодный воздух пробирается под нее. Стелется по коже. Я обнимаю себя руками.

Илья оборачивается, поднося к губам сигарету. Видит меня и, сделав затяжку, выпускает дым вверх, откинув назад голову.

Обернувшись, я осматриваюсь.

Люди снуют туда-сюда. И дверь за моей спиной хлопает. Смех. Голоса. И никому нет ни до кого дела.

Когда вновь смотрю на Илью, он тушит сигарету об урну.

С… того… нашего дня мы и не разговаривали толком…

Я не говорила ему о своих чувствах. Может, я должна была сказать?! Может, во всем виновата недосказанность?

За спиной снова хлопает дверь, но я не реагирую. Не оборачиваюсь. Не хочу терять нить своей решительности. Не хочу думать дважды. Не хочу взвешивать, анализировать. Может, иногда просто нужно сделать то, что нужно?!

Скрипнув каблуками, я делаю медленные шаги.

Правда в том, что мне очень холодно. Еще немного – и зубы начнут стучать, вероятно, поэтому все происходящее видится особенно четким, несмотря на то что я все же пьяна. Все кажется настоящим. Каждая черта лица стоящего передо мной парня, каждое его движение.

– Привет, – произносит он хрипло.

Мы уже здоровались, но это приветствие сугубо личное между нами.

– Привет, – улыбнувшись, смотрю на носы своих босоножек.

– Как твои дела? – спрашивает Илья.

– Супер, а твои? – поднимаю на него глаза.

Он исследует взглядом мое лицо. Напрягает челюсть. Смотрит в глаза, не опуская свои ниже моего подбородка.

– Мои тоже, – отвечает. – Слушай, Яна… – говорит, проведя по волосам рукой. – У меня не было времени с тобой поговорить. Все получилось как получилось. Но, я думаю, мы друзья, так? Если нет, предлагаю ими стать.

– А если я не хочу? – спрашиваю с вызовом.

– Яна…

Он запускает руки в волосы и смотрит в потолок козырька.

Слова выливаются из меня потоком. Сумбурным, ведь я не готовилась. Не знала, что хочу ему сказать еще каких-то два часа назад, а сейчас вываливаю все:

– Я… знаю, я тебе не написала потом. И не позвонила. Сглупила. Знаешь, не хотела навязываться. Я дура, да? Я… ты мне очень понравился. Я, может, даже влюбилась…

– Блядь… – бормочет.

– Илья…

– Слушай… – обрывает он меня. – Ты потрясающая. Я… честно, отлично провел с тобой время. Просто офигенно, Яна. Незабываемо. Но так вышло, что я теперь с Бо.

– Давай переиграем, – выпаливаю.

Он смотрит на меня тяжелым взглядом. Серьезным и вдумчивым. Спустя секунду говорит:

– Я думаю, нам обоим это не нужно.

Меня захлестывает эмоциями.

Горечью, которая копится в горле. И в то же время пониманием, что я… возможно, взглянула бы на него другими глазами, согласись он на мое отвратительное предложение. Но он не согласился, и от этого мои чувства к нему, кажется, только еще сильнее…

Сделав ко мне шаг, он касается ладонью моего плеча. Склонившись надо мной, заглядывает в глаза.

Я сглатываю. Крылья его носа раздуваются.

– Давай оставим все как есть, – говорит. – Дело не в тебе. Просто так сложилось…

Я не хочу спорить, разве я не сказала достаточно?!

Дверь хлопает. Голубые глаза Ильи быстро взлетают вверх. Он убирает руку так молниеносно, что я тоже оборачиваюсь.

Это Божена.

Ее взгляд мечется по нашим лицам. Глаза круглые и полные тревоги. Она переминается на каблуках, сияющая в своем платье. Складывает под грудью руки, и если надеется найти на моем лице стыд, то этого не будет!

– Вот вы где… – произносит хрипло.

Отвернувшись, я окончательно и бесповоротно перестаю ломать перед ней комедию. Мы больше не подруги. Никогда не будем!

– Да, – отвечает Илья. – Давайте внутрь, холодно, – говорит, обходя меня и направляясь к своей девушке.

Порывом ветра меня встряхивает с головы до ног, но даже тогда я не следую его совету. Не оборачиваюсь, не двигаюсь с места. Еще минуту, а потом переставляю ноги и безвольно прижимаюсь спиной к стене. Опустив лицо, прячу его в волосах. Зло утираю скатившуюся по щеке слезу, глядя на плитку крыльца под ногами.

Минуту, две, три.

В голове пустота. В ней было так много всего еще недавно, а теперь пусто. Ничего!

На полу перед глазами возникают мужские кипенно-белые кеды, и я поднимаю голову, врезаясь взглядом в лицо Артура Палачова.

Сердце по привычке замирает. Дурацкая-дурацкая реакция, которая преследует меня всегда, когда вижу этого человека.

Теперь я не сомневаюсь, что именно его у барной стойки и видела.

Что ему нужно? Он давно здесь, поблизости?! Он же не мог видеть… или слышать?..

На его лице нейтральное выражение, но взгляд такой пристальный, что мне становится не по себе. Он буравит им мое лицо, стоя напротив. Чуть расставив ноги и засунув руки в карманы легкого бомбера цвета хаки, под которым на нем белая футболка с какой-то аппликацией.

Я веду плечами от холода, и Палач опускает взгляд на мою грудь. Даже не сомневаюсь, что у меня соски торчат. Я складываю руки так, чтобы максимально закрыться. За этим движением он тоже наблюдает.

– Плохой день? – интересуется, исподлобья посмотрев в лицо.

Произнеся это, он ведет широким плечом и сбрасывает с него бомбер. Сначала с одного, потом с другого. Тряхнув куртку, накидывает на меня. Неторопливо и без суеты, но, даже несмотря на это, мне не хватает времени, чтобы возразить или хоть как-то отреагировать, ведь я словно язык проглотила.

– Отличный… – отзываюсь, мечась по его лицу глазами.

Тепло от куртки такое головокружительное, что подгибаются колени. Она хранит тепло его тела и запах, который щекочет мой нос, просачивается в горло.

Бомбер доходит мне до середины бедра, рукава вообще до колен болтаются.

Я делаю шаг назад, снова влипая в стену.

Палач не из тех парней, с которыми я привыкла общаться.

Он слишком взрослый. Слишком… тяжелый? Тот, кто не станет спрашивать у девушки разрешения, прежде чем ее потрогать. Это не мой уровень! Перед ним я робею, может, дело в том, что для меня он навсегда остался старшеклассником из другой вселенной?

Его глаза из-под прямых черных бровей за мной наблюдают.

Почему он так смотрит?!

Меня пугает его взгляд. Волнует дико и пугает.

События двухдневной давности сделали меня опасливой, я только сейчас это поняла. Что страх засел где-то глубоко во мне. И сейчас он проснулся.

Оставшись в одной футболке и тех самых потертых джинсах, кладет руки на талию и спрашивает:

– Хочешь со мной поехать?

– Куда? – отзываюсь хрипло.

– Весело провести время, – поясняет, мотнув головой на только что припарковавшийся у бордюра джип без крыши.

Из него грохочет музыка, внутри шумная компания.

Ни секунды не раздумывая, отвечаю:

– Нет. Спасибо.

Не меняясь в лице, произносит:

– Тогда давай отвезу тебя домой. Для «Веспы» погоды неважная.

Помедлив, отвечаю:

– Я приехала на такси…

– Окей. Подвезти тебя?

Он предлагает отвезти меня домой?! Палач?

Смотрю на него во все глаза. Он чуть выгибает брови, и даже за шумом дождя слышу его дыхание, пока молчим.

Мой ответ – нет.

Нет. Ни за что. Я не хочу оставаться с ним наедине. Я даже не знаю, как себя с ним вести, несмотря на то что знаю о нем предостаточно. Все мои инстинкты бесятся. И внутренности тоже…

– Спасибо, нет… – говорю, сжимая в кулаке ворот его бомбера. – Я сама…

Его взгляд делает круг по моему лицу и касается губ. Кажется, не дышу, пока длится его ответное молчание.

– Окей, – произносит наконец-то. – Тогда хорошего вечера…

– И тебе…

Он сбегает по ступенькам, и я вижу, что его «Ауди» припаркована прямо за тем джипом. Пока обе машины отъезжают, сердце молотит по ребрам и под бомбером мне становится жарко.

Глава 8

Я пялюсь на удаляющиеся в ночь фары до тех пор, пока они не растворяются в пелене дождя окончательно. Мысль о том, что я должна вернуть ему куртку, вспыхивает в голове с катастрофической задержкой, и я растерянно бегаю по опустевшему пространству взглядом.

Он что, ее мне оставил?!

Нашивка на рукаве определяет стоимость бомбера как ни черта не бюджетную, по крайней мере для меня, и я не думаю, что этот шеврон Палач купил в интернет-магазине.

Теперь не знаю, отчего меня колотит: то ли от последствий переохлаждения, про которое успела позабыть, то ли оттого, что в ушах все еще стоят заданные хрипловатым низким голосом вопросы.

Все мысли в кучу, и я не знаю, как быть дальше: вернуться в клуб или отправиться домой; уверена, именно последнее устроило бы Божену больше всего.

Какая разница, если я все еще с места не могу сдвинуться. Стою как приклеенная!

По щеке ударяет ветер вперемешку с моросью.

Закусив губу, засовываю руку в один из карманов и обнаруживаю в нем пустоту, а во втором – пластиковый коробок мятной жвачки.

Эта находка кажется мне такой личной, что я снова кусаю губы, бросая взгляд на опустевший подъезд к клубу.

Я даже близко не представляю, где он и его друзья тусуются. Зато знаю, что его родители погибли, когда он был маленьким. Его воспитывал дядя, какой-то адвокат. В шестнадцать Палач сделал татуировку, кажется, надпись на плече, и опекун заставил ее свести, сказав, что тот может делать с собой все, что захочет, но только после совершеннолетия.

Говорили, на память о том случае у него остался шрам.

Не знаю, правда ли это. Его голый бицепс мне видеть не доводилось, и я понятия не имею, воспользовался он своим правом, когда ему стукнуло восемнадцать, или нет, ведь на открытых и доступных участках его тела никаких тату я не заметила.

На самом деле узнать, где он тусуется, никакой проблемы не составляет, достаточно поискать в соцсетях, но мне такое раньше в голову не приходило, да и сейчас не нужно!

Я не жалею.

Я ведь не из его лиги. Уверена, любое свидание с девушкой, короткое или длинное, заканчивается у Палача сексом, а я представить себя на месте этой девушки просто не в состоянии. Он и сам должен это понимать. Это же очевидно. Тогда чего он от меня хочет?!

Вся моя чертова вселенная словно свихнулась из-за внимания парня, которого я не просила.

Запах его парфюма терпкий, но такой съедобный, что хочется ткнуться носом в подкладку. Из чертового транса меня вытряхивает появление Киры.

Она выходит на улицу, осматривается. Меня находит почти моментально. Развернувшись, бросает взгляд на бомбер, в который я завернута, но вместо того, чтобы повести себя ожидаемо – прокомментировать как-то, молча останавливается рядом.

Ее брови чуть сведены, и мне это не нравится. Не нравится, как она на меня смотрит, будто осуждает за то, что еще не успела высказать.

У меня в спине словно появляется металлический штырь. Я выпрямляюсь и под курткой до боли сжимаю пальцы.

– Волгина… – шикает подруга, оказавшись рядом. – Ты чего устроила?!

Посмотрев на нее исподлобья, спрашиваю:

– Что я устроила?

Она поджимает губы. Хмурит, хмурит, хмурит их…

– Знаешь… – говорит. – Это некрасиво. Я все понимаю, но, Ян… они встречаются. Зачем ты мутишь воду?

Я вспыхиваю.

Не от стыда за то, что сделала, а оттого, что новости опять разлетелись как пожар. И кто его раздул? Илья не мог.

– Кто сказал, что я ее мучу? – спрашиваю трескуче.

– Да и так понятно, – пеняет Кира. – Все отлично было, теперь как кошка черная между ними пробежала.

Я защищаюсь как могу, это инстинкт, рефлекс. Взвившись, говорю:

– Почему ты отчитываешь меня?! Я одна во всем виновата?

Она наседает, продолжая:

– У нее сегодня день рождения. Это по крайней мере нужно уважать. Вот знала же она, что ты не угомонишься. Всю жизнь ты так! На рожон.

Ее слова для меня как пощечина, и я рычу:

– Тогда зачем она меня позвала?!

– Но ведь она попросила прощения! Чего ты еще хочешь?

– Ничего. Ничего я не хочу, – выпаливаю в сердцах. – Будем считать, что теперь и мне тоже есть за что извиняться. Один – один!

– Волгина, – рычит. – Ты же не сука злопамятная. Чего ты добиваешься? Он ее уже со всеми друзьями познакомил. С родителями познакомил. Смирись. Вы же лучшими подругами были. Просто извинись, и все. И проехали!

Эти откровения как гром среди ясного неба.

С родителями?