сказал в одном фильме персонаж Сергея Маковецкого.
Алексей Октябринович Балабанов не относится к числу режиссеров, фильмы которого я смотрю с охотой, испытывая при этом восторг и радость. К "черноте" я отношусь не столько с позиции ознакомления, как Ольга Птицева открывает двери шкафа и удивляется тому, каким, оказывается, шкаф может быть и глубоким и любопытным может быть его содержимое, сколько с позиции усталого признания: и шкаф, скособоченный шифоньер из восьмидесятых, и скрипучие его петли, и Череповец за окном, и несменяемость насилия - все это не интересно мне, потому что я в этом живу. И наклейка "режиссер Алексей Балабанов" у меня есть, подарили на день рождение. И вид за окном, и само окно, и подоконник, и вся моя квартира, и жизнь, что в этой квартире проистекает - все это не только от Балабанова, но Балабанов бы понял, и поэтому он - и ещё Алексей Юрьевич Герман - являются главными русскими режиссерами. Но Гайдай с его сатирой, ни Рязанов с его интеллигентным снобизмом, ни Алов и Наумов... может быть, ещё Элем Климов и Лариса Шепитько, но эти два героя - это герои из другого времени, каких-то других глубин, мне там - страшно. С Балабановым не страшно, потому что все, что он создал - знакомо.
И от этого книга о нем - вроде как и биографическая, но что-то похожее уже было - Святослав Иванов делал на своем Ютуб - канале часовой монолог о фильмах Балабанова - и рассчет был на молодых.
Как и эта книга - не столько глубокое размышление о кинематографисте Балабанове, его времени и творчестве, а как обычный комментарий к биографии без биографии.
И примером слабости сторителлинга - в книге - является ориентация не на внутреннем мире художника, это не имеет ни веса, ни значения, а фильмография.
И если начало - "Веселые дни" и "Замок" ещё дышат авторским интересом к фигуре и обращу, то дальше начинается лень: снял это так-то, это снял так-то, потом это снял так-то... а потом умер.
Список использованной литературы? Нет. Посмотреть что есть о режиссёре? Нет.
Лень? Ещё какая лень, на уровне смертного греха.
И что? Чем фильм "Морфий" отличается от других фильмов на тему революции в отдельно взятой селе? Ничем.
Автору книги не нужно копаться, задача у нее - рассказать двадцатилетним, что вот был такой Алексей Балабанов, снимал кино. У него есть фильм "Брат", есть "Война", есть "Груз 200". Что в них особенного? Автор не скажет, ему не до этого. Ему важно другое: растянуть жизнь на книгу, и чтобы книга выглядела прилично, и чтобы стоила дорого. Стоит дорого, выглядит прилично, читать не хочется.
Это - тенденция. В годы советской власти книга рассматривалась как средство пропаганды в одном случае или как средство борьбы с режимом в другом... тут не столько что зависло от автора, сколько от содержания книги. В восьмидесятые тенденция изменилась, книга из орудия превратилась в зеркало: изображение действительности в своем уродливом развитии помогла в создании "Нормы" В. Сорокина.
Время авторских высказываний сменилось временем смакования вариантов насилия - любовь, кровь и смерть стали лучшими авторами.... кровавая волна смела все, но оборвалась, столкнувшись в капитализмом - Юлий Дубов показал вид сверху, Виктор Пелевин - вид изнутри. Мутная книжная жижа растеклась по рабочим окраинам - да и сгинула. Люди сменили рваные клеёнки на белые скатерти, деревянные табуретки на удобные стулья, пустыри между руин заполнили огромные дома, а руины стали предметами искусства.
И сытые люди занялись рефлексией: кто мы и что мы. Главной темой становится не реальность с ее Айфонами и Ипотеками, а История (одним из самых популярных жанров сетевой литературы становится "Попаданцы", где чудом какой-нибудь десантник оказывается в теле стрельца перед стрелецкой казнью, но популярность этого жанра вызвана - в первую очередь - разрушением инструментов для самоидентификации).
История становится Современностью, потому что февраля Того года никакой современности и не было... а после февраля Того года реальность стала невозможной для описания, как невозможен для описания цемент или пыль.
С развитием социальных сетей книга перестала быть источником знаний и средством самовыражения, книга - в том числе и благодаря школам креативного письма, где больше говорят о том, КАК писать, а не о том, ЧТО писать - из категории "самодостаточности" перешла категорию "атрибутика", почти реквизита.
Под любым постом любой человек может оставить комментарий. Короткий комментарий - частное мнение частного человека, очень развернутый комментарий становится книгой.
Биография Балабанова с такой позиции - это развернутый комментарий к его биографии. То есть нам не с
рассказывают историю, нам ее описывают и поясняют.
Рассказать историю и описать историю - это очень разное действо, и одно другим подменяется быстро и ловко.
Социальные сети не создали ничего нового, они всего лишь раздвинули границы, позволив процессу познания не останавливаться, но вместо "Божественной комедии" с ее медленным опусканием к озеру Коцит и подъемом к вершине Рая нам предлагают вертикальный вне стилистический срез: языком, которая написана эта книга, можно писать сотни других книг, и нет в этом ничего сложного: комментарий не обладает авторской особенностью на уровне языка, только по содержанию, но и в позиции "содержания" все делится на "признаю" или "не признаю".
Хороша или плоха эта книга?
Как автор книги относится к ее герою?
А как герой воспринимает сам себя в разные периоды своей жизни? А что семья?
Ничего лишнего.
"Лишним" здесь является сама биография.
Остаются только слова. С таким же успехом я мог бы посмотреть все фильмы Балабанова, о каждом написать текст о том, что я увидел, что понял, собрать тексты в кучу, и балет книга - "Алексей Балабанов: время рек".
Павел Руднев в своей книге про новую драму так и поступил: увидел, понял, написал.
Собрание комментариев к увиденному - и этого достаточно.
Наступило время вот такой вот литературы.
Найди своих и успокойся.