Глава 5

Глаза Нины быстро бежали по строчкам письма, часто облизывая пересохшие от волнения губы, она пыталась осознать смысл прочитанного. «Уважаемая Нина Александровна! Сообщаю вам, что вы являетесь наследницей Прасковьи Андреевны Косиновой-Майер, скончавшейся 03.05.1888 года в имении Нагорское, Опушковского уезда, Псковской губернии, похороненной на кладбище города Доронич. По завещанию П. А. Косиновой-Майер вы являетесь наследницей усадьбы Свитино, Тверской области, Торжковского района. Для вступления в права наследницы Вам необходимо подать документы о правах вступления в наследство, обратившись к нотариусу по месту жительства. С уважением, помощник нотариуса Беляев Константин Георгиевич».

Далее шел перечень необходимых документов. На автомате дочитав последние строчки, Нина потерла виски. «Какое наследство? Какая Прасковья Андреевна?» Взяв телефон и набрав номер мамы, Елены Владимировны, Нина была готова выслушать очередную тираду о том, как она, Нина, «скучно живет», и «где же очередь кавалеров?». Сама Елена Владимировна, благополучно выйдя замуж в семнадцать лет, превыше всего ценила семью, а особенно комфорт, который ей обеспечивал ее муж, Нинин папа – Александр Григорьевич. Но в этот вечер на небесах кто-то решил, что в жизни специалиста по социальной работе Ниночки Зайцевой очень мало приключений и чудес, и необходимо подкинуть еще парочку.

– Привет, мам как дела? Все хорошо? – протараторила Нина.

– Здравствуй, Нинулька, да, все прекрасно! Что-то случилось? – ощущалось ее хорошее настроение.

– Скажи, ты знаешь кто такая Прасковья Андреевна Косинова-Майер?

Молчание в трубке затянулось, и Нина почувствовала то ли напряжение, то ли волнение, которое она хорошо считывала с мамы, находясь даже на расстоянии.

– А почему ты спрашиваешь? Откуда ты вообще взяла это имя?! – нотки металла, так привычные для Нины с детства, проскользнули в голосе матери.

– Мне прислали письмо, где говорится, что я являюсь ее единственной наследницей. Мам, зря я тебя, наверное, побеспокоила, скорее всего, это чей-то глупый розыгрыш… – договорить Нина не успела.

– Все правильно… Седьмая девочка на веточке… – Елена Владимировна бормотала что-то несвязное.

– Мама! Какая девочка на веточке?! О чем ты? – неожиданно для себя Нина повысила голос.

– Не по телефону, я сейчас к тебе приеду, никуда не уходи!!! – в непривычном возбуждении крикнула мама и отсоединилась.

– Куда я могу пойти, двенадцатый час ночи? – но трубка уже противно запищала.

– Ты одна? – на ходу скидывая куртку, спросила мама. Модная стрижка и умело наложенный макияж в полумраке комнаты делали ее ровесницей дочери, ну, максимум старшей сестрой, – я останусь у тебя, папа все равно в командировке.

– Конечно! Как будто… – но Елена Владимировна ее перебила.

– Дай письмо, которое ты получила! – выхватив из рук дочери конверт и достав послание, она несколько раз перечитала его. Затем медленно опустилась на кресло и, кажется, стала вести внутренней диалог. Молчание затягивалось, в комнате как будто появился кто-то еще, невидимый, но опасности не представляющий, скорее, он просто был еще одним участником беседы.

– Может быть, ты все объяснишь, наконец! – Нина прервала ставшее невыносимым для нее молчание.

Поправив без того прекрасно уложенные волосы и расправив невидимые складки на не в меру короткой юбке, Елена Владимировна начала рассказ, и чем дальше он длился, тем большее удивление вызывал у Нины.

– Прасковья Андреевна действительно наша родственница. Ты ее прапрапра… внучка, ну, в общем, ты поняла! Эту сказку о седьмой девочке я слышала не раз. Мне её успела рассказать твоя прабабушка – Татьяна Андреевна, а той – её прабабушка – Наталья Петровна, которая и была дочерью Прасковьи Андреевны. Понятно? – Елена Владимировна выжидательно посмотрела на дочь.

– Да… то есть, нет, ничего пока не понятно! Причем здесь я?

– Ты и есть та самая седьмая девочка на седьмой веточке!

– Мама, пожалуйста, расскажи все по порядку! – Нина с мольбой в голосе обратилась к Елене Владимировне.

– Сейчас… Значит так! Прасковья Андреевна жила в усадьбе в Свитино, которая была приданым, полученным от отца, когда она вышла за немца Фридриха Майера – архитектора. На момент случившихся событий у них были две дочери-близняшки – Наталья и Елена, им, кажется, было лет десять. Как-то осенью в дождь к ним в дверь постучала женщина и попросилась переночевать. В руках у нее был сверток с ребенком. Но Прасковья, отличавшаяся на редкость твердым и жестким характером, прогнала незнакомку с ребенком ночью. Тогда непрошенная гостья сказала: «Все, кто в доме – выйдут отсюда и больше никогда не зайдут. Все, что в доме – останется в нем. Ключник в нем отныне сидит, никому войти не велит. Одна из двух останется в нем навсегда. Открыть и войти в дом сможет только девочка, которая будет сидеть на седьмой веточке. Будь по-моему!». Женщина бросила на порог мешочек и ушла.

Как не искали потом её, найти не смогли. А в доме стала твориться чертовщина. К следующему вечеру двери дома закрылись, и никто из домашних не мог войти внутрь. Но не это самое страшное: внутри дома осталась Елена, дочь Прасковьи и Фридриха. Кузнец, работавший в усадьбе, попытался сломать замок, но ничего не получилось, а через несколько дней он умер. Семья переехала в другой дом. Также говорили, что Прасковью стали мучать виденья: будто к ней приходила эта мертвая женщина с младенцем, и Елена, которая просит выпустить её из дома. Майер стала обращаться к местным бабкам-знахаркам. Те, поначалу, привлеченные большим вознаграждением, охотно шли снимать заговор, что-то шептали, брызгали водой, читали молитвы, но все было зря. Несколько крепостных еще раз попытались открыть дом, но их постигла та же участь, что и кузнеца. К дому стали бояться подходить. Прасковья стала часто ходить в церковь, просила совета у настоятельницы. Она посоветовала ей пригреть сироту, возможно, тогда станет легче. И правда, семья взяла себе на воспитание осиротевшего мальчика. Как-то гуляя с ним по лесу, Прасковья встретила старуху, которая сказала, что предсказание вспять не повернуть, что за её грех расплачивается её дочь, душа которой останется в доме с ключником. Но освободить душу Елены сможет девочка, родившаяся в седьмом поколении. И что дом очистить от проклятья сможет только она, а до этого времени дом для всех будет закрыт. И ни в коем случае никто из потомков до седьмого колена не должен подходить к усадьбе. Так Прасковья Андреевна составила завещание, надеясь, что девочка на седьмой веточке поможет её дочери обрести покой.

– Какой ужас, неужели все это правда? – Нина не могла поверить рассказу матери.

– Нинуль, прошло сто с лишним лет, возможно, историю могли исказить, но факт остается фактом – завещание существует. И ты – наследница Прасковьи. Честно, я никогда не верила в эту сказку до сегодняшнего дня. Разумеется, я не видела усадьбу, так как по преданию старуха из леса запретила туда подходить.

– Ну, допустим, в порядке бреда, что все это правда! Как, как я смогу освободить душу Елены? Я не медиум, не экстрасенс, я обычный специалист по социальной работе. Из всего сверхмогущественного, я знаю сто двадцатый федеральный закон о беспризорности и безнадзорности, и Отче наш, и то, не до конца! – Нина уставилась на мать.

– Честно? Я не знаю и не представляю. Но считаю, что тебе необходимо хотя бы просто съездить и посмотреть на этот дом! – Елена Владимировна улыбнулась и лукаво подмигнула дочери, – а теперь давай спать. Как там говорят? Утро вечера мудренее!

– Да, завтра все обдумаю на свежую голову, – проговорила Нина, потягиваясь и ощущая во всем теле непонятно откуда взявшуюся энергию.

Глава 6

«Надо же, – думала Нина – как я оказалась на концерте Земфиры? Вроде билет не покупала, и Таньки рядом нет, и поет она как-то странно, как будто только один куплет повторяет, и все громче и громче…»

– Нинуля, возьми трубку! – голос мамы ворвался в голову.

Резко открыв глаза и сев на кровати, она наконец-то сообразила, что звонит ее телефон. Из всех людей, которых ей не хотелось видеть и слышать с утра, Иннокентий Харитонович, безусловно, занимал лидирующие позиции.

– Зайцева! Придешь на работу, сразу ко мне! Опоздаешь хоть на минуту, можешь сразу писать заявление: на твое место быстро замена найдется! – визгливый голос директора ввинтился в голову острым шурупом. Нина на всякий случай отодвинула трубку, помня о том, как в порыве гнева у шефа обычно в разные стороны летят слюни. Девочки шутили, что, скорее всего, они ядовиты.

– И вам доброго утра, Харитон Иннокентьевич, – Нина сообразила, что поменяла имя-отчество шефа местами, и попыталась исправить ситуацию, но директор её перебил.

– Разговор будет серьезный, Зайцева! – провизжала трубка и жалобно запищала.

Наспех выпив кофе, Нина попросила маму, если ей не трудно, купить им с Семеном продуктов, так как сама она была уверена, что обязательно про это забудет.

– Беги уже, а то опоздаешь к вашему Властелину кружков! – улыбнулась мама, когда Нина чмокнула её в щеку.

При упоминании прозвища Нина улыбнулась и сразу вспомнила, как оно появилось. Прозвище Властелин кружков приклеилось к директору после того, как случилось два события, казалось бы, не связанные между собой абсолютно. В прошлом году Министерство социальной защиты решило, что у специалистов очень мало работы, и они день-деньской скучают в праздности будней. В светлые головы начальства пришла мысль озадачить директоров «Центров Семья» и «придумать что-то полезное». Так, на бумаге появились множество кружков, которые никто не посещал, министерство «забыло» порешать вопрос финансирования. Сославшись на то, что «и самим вам не мешало бы подумать и проявить креативность», а они (начальство) «и так уже все за нас проделали», министерство умыло руки. А каждый специалист стал разрабатывать тематику будущего кружка. Так, на свет появились «Веселые шашки», совершенно не имевшие элемента веселья, «Увлекательное домино» без всякого увлечения, «Умные шахматы», ну, понятно без чего. Все настольные игры были торжественно принесены из дома; программы с целями и задачами прописаны; уговорами и угрозами, что никогда не снимут с учета как хулиганов, записаны в кружки подростки. Осталось защитить и утвердить программы. На защиту должны были приехать важные дамы из САМОГО МИНИСТЕРСТВА, которых Иннокентий Харитонович баловал в своем кабинете морепродуктами и сырокопченой колбасой, а чиновницы жеманно хихикали над его тухлыми шутками. Настал день икс! И на чем же подъезжает Иннокентий к работе? На автомобиле Ауди, выпущенном в восьмидесятых годах, а если вспомнить логотип марки, то это – четыре пересекающихся кольца. Увидев новое авто шефа, Регина Устегова закричала на весь кабинет:

– Девчонки, он приехал на какой-то развалюхе с кружками!

На что Лена Замаляева, невозмутима сказала: «Это не кружки, а скорее кольца, а вообще, какие кружки – такая и машина. Властелин, кружков, блин!»

С тех пор прозвище Властелин кружков, намертво приклеилось к Иннокентию Харитоновичу.

Подбегая к работе, Нина в мыслях перебирала все возможные грехи в работе. «О чем он пронюхал? Может, увидел не заполненный журнал посещений кружков? Или забыла заполнить документы на семью? А может, не отправила горящее по срокам письмо? Да черт его знает! Ладно, сейчас все равно уже ничего не исправить, лишь бы недолго бушевал!» – рассуждала Нина.

– Доброе утро, Иннокентий Харитонович! Можно? – Нина заглянула в кабинет директора.

– Зайцева! Ты, похоже, вообще хорошего отношения к себе не помнишь? – начиная багроветь, директор перешел в диапазон ультразвука.

– А что случилось? – еще Нине очень хотелось задать вопрос, про какое хорошее отношение он говорит, но решила благоразумно промолчать.

– Ты почему вчера не пришла вымыть пол на цокольном этаже, а? Или ты думаешь, тебе просто так два процента надбавки к окладу придёт? – маленькие глазки шефа уперлись в Нину. Она с облегчением выдохнула: «Иннокентий Харитонович, я уже сказала вам, что не нужна мне эта прибавка, и пол я мыть не буду. Мы вам до этого говорили, что можно оформить Свету и платить ей одной, но нормальную доплату, она не против такой подработки. Вы ведь знаете, что её недавно муж бросил, она одна с ребенком, и с деньгами у нее швах.

– Я, я здесь директор! И я буду решать: кому мыть пол, и сколько, и кому платить! А если тебя Зайцева что-то не устраивает, то я тебя не держу! – последняя стадия гнева не заставила себя ждать, и слюни полетели в разные стороны.

– Отлично, значит, я увольняюсь! Это лучше, чем терпеть ваш климакс, и противные слюни, которые летят во все стороны! Достали! – Нина быстро схватила бумагу, и пока не пришло сожаление о сказанном, написала заявление. Бросив бумагу на стол шефа, отправилась собирать вещи.

– Да что ты о себе возомнила! Кому ты нужна… – вопли шефа летели по коридору, но для Нины они уже значили не больше, чем скрип двери.

– Доброе утро, девочки! Я уволилась! – проговорила Нина, все еще не веря в то, что сделала.