– Я же не закончил свою прежнюю историю. А батюшка ваш…, – крикнул он вслед проворно пробирающейся по завалам склада Глаше.

– Пожарной инспекции на вас нет! – Злобно зашипела Глафира, больно ударившись о валяющийся шкаф.

В эту минуту девушка увидела, что Нефёдова уже почти открыла пищавшую застарелым деревом раму. Женщина рванула створку, с каким-то диким лицом обернулась на Глафиру, преодолевавшую преграду в виде табуретки, и в одно мгновение перепрыгнула через подоконник.

В этот момент Визгликов стоял на улице, что-то мрачно долдонил в трубку. Но он даже замер на месте, когда увидел, что из окна, которое располагалась на первом этаже, выпрыгивает их потерпевшая и прямо в халате несётся сквозь свежие посадки цветов, а за ней, переваливается через окно Глаша, оставив кусок своей юбки на каком-то гвозде. Польская бежала во весь дух, а женщина, не снижая темпа, срывала цветы и бросалась ими в Глафиру, при этом что-то нечленораздельно крича.

– Дурдом какой-то! – Визгликов пару секунд печально созерцал эту картину, потом обратился к подошедшему Латунину. – Ром, ну ты сбе́гай поймай, что ли, эту неугомонную, а то все посадки перетопчут. – Стас пожал плечами. – Жалко же, люди старались, сажали.

Когда Нефёдову наконец утихомирили и водворили в палату, то Визгликов взял стул и сел прямо перед ней. Он долго смотрел на растрёпанную и угрюмо глядящую в пол женщину, потом вздохнул и изрёк.

– А бежали-то вы куда?

– Подальше отсюда. Разве неясно, что они за мной приходили? – Резко с вызовом ответила она.

– Ну, мне положим вообще пока ничего неясно. А кто они-то? – Стас раздражённо почесал ладонь. – О, левая чешется, к новым знакомствам! – Заметил он походя.

– Вы что клоун? – Женщина впилась в него глазами.

– Нет, а вы? – Спокойно спросил Визгликов. – А то у меня такое впечатление, что вы мне цирк здесь устраиваете! Дочь не моя, они за мной пришли, куда бегу не знаю. Либо сейчас всё рассказывайте, либо вас перевозят в психиатрическую клинику. Но если в ваших словах есть хоть капля здравого смысла, то мы теряем драгоценное время.

– Пусть все выйдут!

– Нет! Это моя команда. Мы все уже который день бьёмся над делом, устраиваем вокруг вас танцы с бубнами, а вы дурочку валяете! Вон человека убили, между прочим, заслуженного педагога! А если бы мы что-то понимали, то могли перевезти вас раньше и избежали этой трагедии.

– Да не знаю я ничего, он мне ничего не рассказывал! Просто пришёл в один день и сказал! – Женщина вдруг резко побледнела, губы стали синеть и она, закатив глаза, повалилась навзничь.

– Мать честная! – Выругался Визгликов. – Чё стоите? Срочно врача!

Спустя полчаса к Визгликову и окружавшим его коллегам вышел доктор.

– Инфаркт! Хорошо, что она уже была в больнице. – Он шумно выдохнул. – Сейчас только в реанимацию, там уж решите что-то с охраной сами.

– Безусловно. Когда её можно допросить? – Спросил Визгликов.

– Молодой человек! – Сказал доктор, потряхивая белоснежно-седеющей шевелюрой. – Дайте хоть до утра нам всем дожить, там посмотрим. Я врач, а не Эскулап! Всего доброго!

Визгликов постоял минуту, смотря в спину удаляющемуся мужчине.

– А жаль!  Решайте, кто с ней останется, но вообще я бы кого-то менее занятого вызывал. Но ответственного. – Визгликов оглядел Глашу, которой сердобольные санитарки выдали медицинский халат, чтобы прикрыть рваную юбку. – Ну, давай тебя домой забросим, ты что-то на себя оденешь, а то меня уже тошнит от этой медицинской атрибутики. Не терплю больницы! – Визгликов смешно тряхнул телом и побрёл на выход.

Подъехав со стороны улицы к своему дому, Глафира выскочила из машины и побежала во двор. Стайка бабушек, принимавшая воздушные ванны на скамейке, удивлённо воззрилась на неё.

– Не понравилось в полиции, пошла в медики! – Не дожидаясь расспросов, пошутила Глаша.

– Ой милая, так ты вечерком-то забеги ко мне, давление смерить! – Прошлёпала губами одна из компании.

– Вы что не видите Лилия Андреевна, она издевается над нами? – Надменно спросила Наталья Юрьевна.

– Вы думаете? – Нахмурилась Лилия.

– Определённо!

– Ну, всё равно зашла бы. Я белым халатам как-то больше доверяю. – Покачала седой головой старушка.

Взлетев по ступеням, девушка быстро ретировалась в квартиру, на ходу снимая странное облачение. Глафира открыла шкаф и застыла.

– Мама! – Раздался чуть ли не рёв на всю квартиру.

– Глаша, что ты так рано? И что ты кричишь, как иерихонская труба? – Неслышно появилась мать.

– Где мои костюмы? – Подбоченясь, спросила девушка.

– А что с твоей юбкой? – В свою очередь, спросила мать, изумлённо подбирая лоскуты разорванной до бедра ткани.

– Порвала. – Быстро ответила Глаша. – Мам, меня люди ждут!

– Костюмы твои в чистке. Но на улице вот-вот распогодиться, поэтому ты можешь надеть жёлтое платье и белый жакет. Очень красиво будет и по-деловому! – Подмигнула женщина.

– Видно, делать нечего. Тогда туфли белые давай, что я в этих пойду, что ли? – Расстроенно сказала Глаша, понимая, какие реплики понесутся от Визгликова.

Когда Глафира подошла к машине, Стас окинул её взглядом и сказал.

– Что белый халат решила оставить? Хотя если ты к своему гардеробу добавишь зелёную сумку, то будет крутой лук, – хохотнул Визгликов, – ну я в том смысле, что на яичницу с луком точно была бы похожа. – Он громко рассмеялся.

– Очень смешно! – Тихо процедила сквозь зубы Глаша, помещаясь рядом с Латуниным, и машина тронулась в сторону управления.

– Про яичницу вспомнил и жрать что-то захотелось. С этой беготнёй так и зачерствели там твои бутерброды. Стёпа, – обратился он к водителю, – а давай в кафе зарулим.

Через несколько минут они окунулись в радушное гостеприимство небольшого ресторанчика. Визгликов устало полистал меню, потыкал в названия блюд и обвёл взглядом своих подчинённых.

– Значит, так! Давайте всё структурируем! И каждый возьмёт свою зону ответственности. Что она там лепетала? – Спросил Стас.

– Что он пришёл и что-то ей сказал. – Роман уже вовсю орудовал ложкой в супе из набора ко́мплексного обеда.

– Глаша делай запрос в тот город, откуда они приехали! Кто такие, где работали, глядишь, кто-нибудь что-нибудь про них знает. – Визгликов вяло подцепил на вилку кусок зелёного салата. – Говорят, что здоровое питание основа процветания, а я вот кроме раздражения и опустошения ничего не чувствую. – Он задумался.

Глафира поболтала трубочкой в ярко-синей массе смузи и сказала.

– А если они по прописке не жили, как я узна́ю, откуда они приехали. Вы же её опрашивали? Что она говорила? – Девушка посмотрела на Визгликова.

– Для того чтобы твоя неумная голова впитала хоть какую-то частичку знаний о следственной работе, ты в материалы дела загляни ради разнообразия. Слушай, а что ты жрёшь такое странное? – Визгликов кивнул на смесь в стакане Глаши.

– Я не жру, а ем! Это смузи с чёрной смородиной, бананом и спирулиной. Очень вкусно! И для мозгов тоже! – Покачала головой Глафира.

– Смородину и банан вроде знаю, а третье что? – Скривился Стас.

– Интернет вам в помощь! – Резко ответила Глаша. – Простите. Но давайте поработаем, а то я не знаю, вам отвечать или про дело думать. Кстати, сбежала она после того, как я нечаянно обмолвилась, что женщину в соседней палате убили.

– Понятное дело, Нефёдова на лыжи встала. – Латунин расправился с супом и наворачивал салат. – А они оба эти, архитекторы, да? И муж и она?

– Да. Ну исходя из её и его слов. – Визгликов почесал затылок. – Польская, а у тебя телефон дружбана твоего есть?

– Какого дружбана? – Теперь Глаше принесли в небольшой глиняной мисочке ярко-жёлтый суп с каплями белого соуса, плавающими на поверхности.

– Польская, ты просто разноцветную еду любишь, что ли? – Визгликов с подозрением посмотрел на суп. – Чё это?

– Суп тыквенный со сливками. – Глаша пресекла попытку Стаса есть из её тарелки. – У вас вон своя порция есть, там и копайтесь. Кому позвонить надо?

– Осмелела, нахалка! Эмигранту, который родителей забрал, а квартиру этой троице продал.

– Точно! Вы гений! – Хлопнула в ладоши Глаша.

– Я знаю! – Передразнил её Визгликов.

– Я ему ночью по скайпу звякну. Круто! – Сказала обрадованная девушка.

Вслед за её улыбкой из-за туч наконец выглянуло солнце, прокатило свои лучи по пасмурным улицам Петроградки и разукрасило настроение прохожих. Вскоре расправившись с обедом, сытые, но до сих пор озабоченные нараставшими проблемами люди вышли на улицу. Визгликов пожал плечами, о чём-то общаясь с самим собой и позвал всех в машину. И хотя на улице снова веселилась весна, в отделе было всё так же пасмурно, Лопатин-младший, как казалось Глаше, не менял своего положения уже дня два. Он сидел ко всем спиной и что-то вычитывал.

– Мишаня, ну что есть по мужику из квартиры Нефёдовой инфа? Удалось пробить?

– Да. Был он рецидивистом, но не у нас, пожаловал из Ярославля. В основном промышлял кражами и грабежами, а также сидел за убийство. Его в Питере ещё год назад срисовали, причём совершенно случайно.

– У нас, по-моему, всё случайно. – Вздохнул Визгликов. – Так, а почивший Зарянский? Что там с картой по болячкам?

– Да нормально с ним всё было! Никаких хронов или чего-то ещё, он за эти годы ни разу в больницу-то не попадал. – Лопатин-младший задумался. – А вот про него-то интересного пока не знаю. Уже все доклады перечитал, не понимаю, как моему другу удалось так быстро всё это собрать, но пока ничего не вижу.

– Мне Витя другую историю своей жизни рассказал. – Задумался Стас. – Какую-то хрень ты мне городишь здесь. Короче, Миша бери билет и дуй в колонию. Ничего на расстоянии дельного ты всё одно не узнаешь! Вон, можешь для ознакомительной экскурсии прихватить с собой Глафиру Константиновну. Благо не так далеко пилить!

– Есть пилить в колонию. – Миша задумался. – А Глафире Константиновне-то зачем?

– Я с радостью! – Просветлела лицом Глаша. – Это же интересно! Давайте я билетами займусь.

– Вот, все бы так! В тюрьму, как на праздник! – Язвительно заметил Визгликов. – Глаша ты его не слушай, он парень стеснительный. Только сначала визит свой согласуйте, так чтобы вам там не сидеть кучу времени и не ждать встречи.

– А куда заключённые уйдут-то? – Глаша пожала плечами.

– Глафира Константиновна, вот наш подопечный Зарянский ещё неделю назад тоже, наверное, не думал, что будет сейчас лежать в прохладе и отдыхать от своей земной, грешной жизни.

– Зачем вы так? – Грустно сказала Глафира. – Человек всё-таки умер.

– Учись Глафира цинизму! – Визгликов встал из-за стола. – И вот человеком Витю Зарю я бы не назвал. Воровал он знатно, причём без разбора. Мать-одиночка, богатый фраер или священник, всё в ход! Ладно я к начальству!

***

Подойдя к кабинету Скорякова, Стас остановился, выдохнул и взялся за ручку двери. Он любил расставлять все точки над своей жизнью сам, а сейчас казалось, что это делает кто-то другой.

– Разрешите? – Следователь быстро вошёл в просторный кабинет.

Василий Степанович разговаривал по телефону и призывно помахал рукой Стасу, указывая на стул напротив себя. Визгликов рассматривал строгую симметрию графических картин, серые стены, полоску всё ещё синевшего тучами неба.

– Что хотел, Стас? – Наконец спросил Скоряков, освободившись от разговора.

– Василий Степанович, мы с вами оба в курсе, что меня мутузить как слепого котёнка бесполезно! Говорите как есть. – С места в карьер начал Визгликов.

Мужчина задумался, потом откинулся на спинку кожаного кресла и ответил.

– Говорю как есть! Нечего тебе штаны просиживать в районном эСКа, – Скоряков вздохнул, – Стас, следователей много, но таких, как ты – единицы! Закопать тебя в отчёты, значит, сковать тебе руки кандалами, но без этого руководство отделом дать не могу. А держать тебя на бытовухе не смешно. Откровенно говоря, мне просто жаль твоего таланта следователя. – Скоряков снова глубоко вздохнул. – Да и время удачное. Морсякина перевели куда-то на Сахалин.

У Визгликова заходили скулы, кулаки невольно сжались так, что побелели костяшки, он усилием воли сдержал себя, чтобы не выйти из кабинета немедленно. Хотя сразу пришло решение убраться не только отсюда, но и из следствия. Именно Морсякин послал его дочь на то губительное задание, и Морсякину он сломал несколько рёбер, пока его обезумевшего от горя не оттащили от окровавленной туши этого человека. И если бы не Скоряков, то Визгликов сейчас вместе с другими заключёнными проводил бы свою жизнь за железной сеткой с несмываемым клеймом, которое никогда не позволило бы вернуться к любимой работе.

– Стас, не психуй! Он своё получит! У него сильные покровители, я не знаю кто, но пока бодаться бессмысленно. Он тебя не трогает, ты его тоже. Но мы найдём момент. Кстати, там куда его перевели, мой однокашник в прокуратуре трудится!

– Василь Степанович, пойду я? – Визгликов встал. – Наверное, пора мне со следствием завязывать. Слишком много личного привношу. – С каким-то нажимом сказал он.

– Сядь! Не для этого просил зайти, – Скоряков взглянул на часы и в этот же момент раскрылась дверь и в кабинет вошла женщина, которую Визгликов окрестил бы тёткой.

– Здравствуйте, Василь Степанович. – Радушно поздоровалась блондинка с неопрятной кичкой на голове, замотанная в серую юбку, которая делала её талию ещё толще. – Хорошо у вас, прохладно. На улице жара!

– Я пошёл? – Скривился Визгликов, не ответив на приветствие гостьи.

– Никуда ты не пошёл! Знакомься, Анна Михайловна.

Женщина протянула Визгликову руку, тот привстал активно покивал, пожал ей руку и снова повернулся к Скорякову.

– Польщен, очарован, растроган! Теперь пойду?

– Из местного драмкружка? – Анна присела напротив и воззрилась на Стаса.

– Это Визгликов Станислав Михайлович. Я про него рассказывал. – Скоряков по селектору попросил секретаршу принести чай.

– Понятно. – Анна Михайловна посмотрела на Стаса. – Меня зовут Лисицына Анна Михайловна, я подполковник, не так давно Василий Степанович предложил мне возглавить специальный отдел, который сформирован под его руководством. Я согласилась на эту должность! Но мне бы хотелось, чтобы между нами не было никаких недомолвок! Василий Степанович считает, что хребтом этого отдела должны стать вы! Ознакомившись с вашим личным делом, я склоняюсь к тому же мнению! Но вот точно скажу одно! Я не буду вас уговаривать и сыпать дорогу в отдел лепестками роз. Мне интересно работать с профессионалами, которые ценят себя и своё время, а также уважают работу коллег!

– Лисицына, – нахмурился Визгликов, – это же дело о маньяке, как он бишь себя называл? «Рыцарь дороги»?

– Тропы, – отозвалась женщина, глаза её потемнели, и она невольно поправила прядку, которая свисала и прикрывала шрам, который пересекал её лицо от середины скулы до уха.