Пустые дни ползли по башне Безумной Анны вереницей тусклых слизняков, медленно и неостановимо. Илка сбился со счета. К голоду и тошнотворной вони добавился холод. Золотая осень кончилась. На захваченный Липовец пала жестокая пора предзимья. Одеты все были почти по-летнему, но топить в покоях Безумной Анны никто не собирался. Как видно, это считалось излишней роскошью, такой же, как лишняя кружка воды или свет длинными темными вечерами. Выход нашла практичная Фамка. В спальне и гостиной имелись огромные камины. Правда, тяги совсем не было, трубы оказались чем-то завалены. Но зато в гостиной было огромное окно с множеством разбитых стекол. Нижние дырки заткнули чем попало, а в верхние прекрасно вытягивало дым. Кресало нашлось у запасливого Петки. Топили сначала мебелью, потом в ход пошел старинный паркет. Вся жизнь сосредоточилась вокруг камина.
Почти две недели плена превратили их в тихих бессловесных животных. Поесть, пробраться поближе к огню, закутаться в старые тряпки и спать или цепенеть в полной бессмысленной неподвижности. Илке уже не было страшно, да и вообще стало на все наплевать. Шевелиться не хотелось, не хотелось даже есть, хотелось только, чтобы его оставили в покое.
С вялым недоумением он наблюдал, как еле различимый в вечернем полумраке Варка ковыряется, отдирая очередную паркетную плаху. В последнее время камин топили только Варка и Жданка. Как у них до сих пор хватает сил двигаться, Илка решительно не понимал. Серые смрадные сумерки висели в королевской гостиной. Серая стылая мгла колыхалась за окнами. Ветер нашел какую-то щель и ныл в ней, будто у него разболелись зубы. От особенно резкого порыва задребезжали оставшиеся стекла. С грохотом распахнулась двустворчатая балконная дверь.
Илка лениво поднял глаза, и взгляд уперся в потертые бриджи, заправленные в обшарпанные остроносые сапоги. Сзади раздался стук. Варка выронил паркетные плашки. На перилах балкона стоял Крыса, прямой и тонкий, как восклицательный знак. Полураскрытые крылья за плечами нетерпеливо трепетали, тянули хозяина вверх.
– Встаньте, – четко, как на уроке, произнес он.
Их подняло точно ветром. Встали все, даже вконец ослабевшая Светанка, даже Андрес, которого постоянно лихорадило.
– Подойдите сюда. – На них он, как всегда, не смотрел. Острый подбородок сверлил воздух высоко над их головами.
Все двинулись вперед покорным заморенным стадом. Никому и в голову не пришло ослушаться или задать какой-то вопрос. Вяло толкаясь, проходили в широкую дверь, ежась от холода, выползали на балкон.
– Быстрее, – приказал Крыса. Крылья дрогнули, раскинулись, накрыли балкон огромным шатром.
Варка потянулся вслед за всеми. Но тут ему вспомнились рыжие шершни, покорно сползавшиеся в подставленные ладони. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие. Ну нет. Никакой летучей нечисти он собой управлять не позволит. Варка сделал вид, что движется в общей толпе, но в последний миг нырнул вниз, под прикрытие заткнутых оконных квадратов, и шустро пополз в угол между стеной и широкой рамой, где Крыса никак не мог его видеть. За собой он решительно потянул мелкую Жданку, которая кстати попалась ему на глаза.
– Ты чего, – упираясь, зашептала Жданка, – он же велел идти…
– А я велю остаться, – прошипел Варка, для верности покрепче прижав к себе ее голову, так чтобы закрыть глаза и заодно заткнуть уши.
– Все? – спросил Крыса.
– Все, – хрипло ответил Илка, считавший, что он тут вроде как за старшего.
Крыса медленно поднял и развел в стороны длинные тощие руки. Варка почему-то не мог отвести глаз от худых, хищно вытянутых пальцев. Руки резко опустились. Раздался громкий сухой треск, будто где-то рядом дали залп из пищалей. Доски вздыбились, и весь балкон со сгрудившимися на нем лицеистами с грохотом рухнул вниз.
Варка вдохнул, а выдохнуть позабыл. Так что крика не получилось. Жданка вывернулась из его объятий, не понимая, уставилась на Крысу, зависшего в воздухе над образовавшейся пустотой. Крылья дрожат, поднимая ветер, руки опущены, как после тяжелой работы, голова запрокинута. На тонких губах довольная улыбка сытого ящера.
Жданка с трудом перевела взгляд с Крысы на окаменевшего Варку. Но тот вдруг очнулся и торопливо втащил ее в пыльную щель между стеной и великолепным украшением вокруг камина. В распахнувшуюся дверь ворвался яростный Стефан во главе небольшого отряда из десятка солдат и четырех собак. Все они кинулись к тому, что осталось от балкона, и тоже уставились на Крысу.
– Что ты наделал, ты, нелюдь крылатая! – диким срывающимся голосом заорал Стефан.
Крыса приподнял левую бровь. Легкая улыбка сделалась шире и еще неприятнее.
– Исполнил приказ Его Величества об уничтожении заложников, – прямо-таки лоснясь от вежливости, разъяснил он.
Стефан схватился за голову.
– Может быть, я ослышался? Может быть, такого приказа не было? – с показной озабоченностью поинтересовался Крыса.
– Был! – рявкнул Стефан. – Но не ты… И не так… Они же теперь мертвы…
– Полагаю, да, – с глубоким удовлетворением подтвердил Крыса.
– А договор?! – взвизгнул Стефан. – Где мы теперь других найдем?! Теперь, когда все попрятались?!
Пока они пререкались, Варка обнаружил одно любопытное обстоятельство. Входная дверь осталась открытой. Очень тихо он потянул Жданку за руку и медленно, по шажочку двинулся вперед. Это была возможность спастись. Жалкая, слабенькая, но возможность. Варка хотел подойти к двери как можно ближе, а уж потом, не скрываясь, броситься со всех ног.
Когда он был на середине комнаты, то обнаружил, что на него смотрят собаки. В следующий миг они молча ринулись к нему. Жданка взвизгнула. Тут уж их заметили все. Даже Крыса снизошел до того, чтобы опустить взгляд.
С лязгом вылетели остатки стекол. В щепки разлетелись квадраты дубовых рам. Солдат разметало, прижало к стенам. Припав к полу, дико завыли собаки. Крайн ворвался в загаженную гостиную, сметая перед собой все, не щадя крыльев. Совсем близко Варка увидел искаженное яростью лицо с алыми следами свежих порезов, но тут его ухватили поперек живота как нашкодившего котенка.
Ухватили так крепко, что из легких вышибло весь воздух. Больше он ничего не видел. Кругом были крылья. Легкий сверкающий вихрь. Крылья тихонько гудели, как пчелы в огромном улье. От них пахло медом, укропом и чуть-чуть зелеными яблоками. Варка вдруг успокоился. Совсем. Хотя дышать по-прежнему было трудно.
Крылья торопились, спешили лететь, Варка летел вместе с ними, и это было настоящее счастье. Снаружи к нему пытались пробиться какие-то звуки, но они не имели никакого значения. Ни истошный крик «Руби его!», ни яростный вопль «Огонь!», ни противный свист и внезапный треск над самым ухом.
Они летели и вдруг начали падать. Варка почувствовал, что никто уже не мешает ему дышать, более того, падать тоже никто не мешает. Он заорал, попытался сам ухватиться за что-нибудь, под руку не попадалось ничего, кроме скользких перьев, а потом спина, плечо и затылок со всего маху врезались в нечто очень твердое.
В голове загудело, в спине хрустнуло, но сознание, как ни странно, осталось при нем. Варка сел, преодолевая головокружение. Было темно, потому что его по-прежнему окружали крылья, легкие, хрупкие, невесомые. Варка принялся торопливо раздвигать их. Упали… Вот это упали… Наверняка в ров. А может, и нет. Может, где-то в Садах грохнулись. Лучше бы в Садах. Из Садов сбежать проще.
Наконец голова и плечи выбрались на свободу. Варка чувствовал это, но по-прежнему ничего не видел. Вокруг висела глубокая тьма безлунной ночи. Он замер, озадаченный. Пять минут назад никакой ночи не было. Был вечер. Долгие осенние сумерки. Выходит, он все-таки потерял сознание и провалялся так несколько часов.
В темноте послышался плач. Плакали громко, отчаянно, с всхлипываниями и подвываниями.
– Эй, – осторожно позвал Варка. Далеко-далеко замаячило желтое пятно света. Оно росло, стремительно приближалось, превратилось в бледный дрожащий круг. В круге возникло белое лицо Ланки, окруженное светлыми распущенными волосами.
Варку пробила дрожь. «Выходит, я не сознание потерял, выходит, я просто помер. Ну еще бы, навернуться с такой высоты».
К рыданиям добавилась невнятная, неумелая ругань.
– Варочка, ты жив? – тонким голосом спросил дух любимой девушки. В руках дух держал самую обыкновенную масляную лампу, коптящую и давно не чищенную.
– Не знаю, – честно ответил Варка. – Где это мы?
– На кухне, – растерянно хлопая ресницами, сообщила Ланка.
– На какой еще кухне?
Ланка подняла лампу повыше. И вправду, грязноватая просторная кухня из тех, что еще сохранились в старых домах Гнезд. Слева плотно закрытое ставнями окно и заложенная засовом дверь черного хода. Справа холодный, давно не топленный очаг, два тяжелых табурета и широкий стол. На столе кувшин и какая-то снедь, прикрытая холстинкой. Кроме того, в кухне теснился весь его класс, двадцать три лицеиста в остатках школьной формы сидели и лежали на щербатых плитах кухонного пола. Светанка рыдала, свернувшись жалким комочком, Любава собиралась заняться тем же, Фионка валялась в обмороке, Андрес стоял на четвереньках и упорно ругался, Илка, сидя на корточках, с остервенением тер глаза.
– Песья кровь! – пробормотал Варка. – Как вы сюда попали?
– А-а-а, – задумчиво протянула Ланка, – все обрушилось…
– Ну да, я видел.
– И мы упали.
– Куда упали? – заорал выведенный из терпения Варка.
– Сюда, – разъяснила Ланка, – в кухню. Невысоко совсем. Все равно как со стула спрыгнуть.
– И давно вы здесь?
– Не-а. Я только заметила, что тебя нет, а тут как раз вы и свалились.
– Мы – это кто?
– Ну, ты и этот… который с крыльями.
– Откуда?
– Что откуда?
– Свалились откуда, горе мое?!
– Сверху, – сообщила Ланка и посмотрела на потолок.
Варка тоже уставился на потолок, ничего, кроме паутины, там не увидел и вдруг спохватился:
– Постой, а где Жданка? Со мной же Жданка была!
– Здесь я.
Из-под груды перьев на краю светового круга выбралась взъерошенная Жданка.
– Ай, – отшатнувшись, пискнула Ланка.
– Чего «ай», – проворчала Жданка, – я не кусаюсь.
– Да тебя саму вроде покусали. Ты же вся в крови.
Жданка подняла повыше подол рубахи. Пух и перья прилипли к кровавым пятнам на одежде, приклеились к пропитанным кровью волосам.
Варка, ахнув, вцепился в ее плечи, развернул к себе:
– Где болит?
– Нигде, – поразмыслив, ответила Жданка.
– А кровь откуда?
– Похоже, это его кровь, – заметил подошедший Илка.
Тут все зашевелились, подтянулись поближе, чтобы получше рассмотреть крайна. Это оказалось нелегко. Мешали крылья. Они громоздились почти до потолка черной беспорядочной грудой. Наконец, потянув за длинные маховые перья, Илке и Петке удалось оттащить в сторону какой-то кусок, и они увидели руку.
Длинная рука с костлявой кистью торчала среди сломанных перьев под немыслимым углом. Сразу стало ясно – живая рука так торчать не может. Потом открылось облепленное окровавленными волосами лицо. Изжелта-бледное, совершенно мертвое. Запрокинутая голова щекой прижималась к изгибу крыла. А тела не было. Казалось, там только кровь и приставшие к ней перья. Курицы дружно взвизгнули. Ланка вцепилась в подвернувшегося под руку Илку и едва не выронила лампу.
Лампу подхватила невозмутимая Фамка, и тут все увидели вторую руку. Выбравшись из-под остатков камзола, она медленно тянулась вверх, к горлу. Пальцы дрожали, стараясь нащупать нечто важное. Нащупали, сжались и вытащили из-под жесткого ворота круглый замшевый мешочек на потертом шнурке. Мертвое лицо дрогнуло, медленно поднялись тяжелые веки, и класс впервые увидел глаза ненавистного Крысы, прозрачные, почти слепые от боли. Растерянный взгляд скользнул по испуганным лицам и уперся в Варку. Рука дернула шнурок, тот оборвался, мешочек остался лежать на протянутой к Варке ладони.
– Все свободны и могут идти домой, – отчетливо выговорил Крыса, – Ивар Ясень, Илия Илм, Илана Град, Хелена Фам – останьтесь.
Глаза потухли и закатились, рука упала, но Варка успел подхватить пухлый мешочек.
– Как это свободны? Куда домой?
Илка бросился к окну, припал к вырезанному в ставнях сердечку.
– Колокольный переулок, – сообщил он, – прямо напротив – Птичий фонтан.
– Ну да, – вспомнила раздумавшая рыдать Светанка, – Крыса же живет в Колокольном. Я ему сюда как-то раз записку носила, от Главного мастера.
– Так это что же, мы правда можем идти домой? Вот так просто взять и идти? – заволновались слегка пришедшие в себя лицеисты.
Илка решительно шагнул к двери и, кряхтя, вытянул из пазов ржавый засов. Дверь приоткрылась. Косой Вильм выругался внезапно прорезавшимся глубоким басом.
– Вы как хотите, а я пошел, – заявил Андрес и действительно пошел к двери, цепляясь по пути за стены, стол и плечи одноклассников.
– Погодите, – Варка хотел крикнуть, но получилось что-то вроде хриплого шепота, – глядите, чего он мне дал! Фамка, свети сюда!
– Ну и чё?! – сунулся ближе Косой Вильм.
В раскрытом мешочке на Варкиной ладони лежали узкие продолговатые зернышки с маленькими раздвоенными хвостиками.
– Разрыв-трава, – благоговейно прошептал Варка, – у отца есть три семечка. Так он держит их под замком, в шкатулке с секретом, на особой подушечке.
– Семена разрыв-травы, – припомнил начитанный Илка, – даруют обладателю полную невидимость.
– Лучше, – отрезал Варка, – тебя все видят, но никто не замечает.
– Как это? – удивилась Жданка.
– Ну, не обращают внимания, что бы ты ни вытворял. Одно семечко за щеку, и полчаса можешь делать все что угодно. Кстати, запах они тоже отбивают. Ни одна собака твой след не возьмет. На, – пихнул он мешочек Илке, – раздай всем и дуйте по домам. Тут много, на всех хватит. Где он их раздобыл – ума не приложу.
– Выходит, он всех нас спас? – тонким голосом спросила Жданка.
Но Варка на глупые вопросы отвечать не стал. Бухнувшись на колени среди изломанных перьев, стараясь отгрести их от тела крайна, он лихорадочно бормотал себе под нос: «Кровь… первым делом унять кровь… его надо раздеть, а то здесь ничего не разберешь».
– Жданка, у тебя нож был? Иди сюда, режь все это к свиньям собачьим… камзол, рубашку, все, что на нем… и перья, перья как-нибудь уберите.
– Брось, – сказала Фамка, – не тревожь его… он или вот-вот помрет… или уже помер.
– Нет еще! – огрызнулся Варка. – Жданка, режь, шевелись давай! Я щас!
Он метнулся к дальней стене и, конечно, обнаружил маленькую дверь во внутренний дворик. На улице почти совсем стемнело, но колодец находился там, где ему полагалось быть во всех домах Гнезд. Почти разрушенная каменная ограда посреди двора под ветхим, покосившимся навесом. Варка закрутил ворот так, что сразу взмокла спина. Глаза застилали злые слезы. Девчонок не было, и он позволил себе пару раз всхлипнуть. Хитрый Крыса все продумал, все подготовил заранее. И все бы ему удалось, если бы не Варкино тупое упрямство. Сам весь изранен, а у Варки со Жданкой ни царапины. Все пули, предназначенные им, попали в крайна, в крайна и его крылья.
Ворвавшись в кухню с полным ведром, Варка обнаружил, что все уже ушли. Возле Крысы возились три курицы: Ланка, Фамка и мелкая Жданка.
– А вы чего остались? – Варка с маху поставил ведро так, что ледяная вода плеснула на башмаки. – Берите зерна и мотайте отсюда.
– Куда же я пойду? – беспечно возразила Жданка. – На Болото, под мостом ночевать? Здесь лучше. Все-таки крыша есть и затопить можно.
– Я без тебя боюсь, – заявила Ланка, – пойдем вместе, ладно?
– Вообще-то он велел остаться, – напомнила Фамка, – тебе, мне, ей и Илке. Мне показалось, он это серьезно.
– Ну, не знаю. Чего оставаться-то. Наверное, он бредил. А где Илка?
– Ушел, – разъяснила Ланка. – Сказал, что здесь не лицеум, чтобы всякая нечисть ему указывала. Меня с собой звал, но я не пошла.
– Всякая нечисть, – передразнил Варка, шмыгнув носом, и вновь опустился на колени.
Курицы справились, не постеснялись убрать одежду. Впрочем, в Норах стеснительных не бывает. Без залитой кровью одежды все выглядело не так страшно. Тощее жилистое тело Крысы уже не казалось сплошной раной. Варка сбросил куртку, содрал рубашку, цепляясь зубами, разорвал на полосы.
– Намочите все! – приказал он. – Фамка, свет пониже!
Фамка стала рядом на колени, опустила лампу.
– Что у него с рукой?
– С рукой – чепуха. Выбил из плеча, когда упал. Это вправить можно. И это чепуха. В мякоть, насквозь, – бормотал Варка, водя мокрым лоскутом, смывая кровь, – это вообще царапина, кровит только. А вот это хуже. Вот она, вся кровища-то откуда! Но тоже навылет. Жгут пока наложить… щас… – Он скручивал, прилаживал, затягивал, жалея, что у него нет третьей руки, то и дело пуская в ход зубы. Фамка, стиснув горячую лампу, следила, чтобы свет падал на его руки. Где-то сзади часто дышала Ланка.
Вдруг Варка съежился и со всего маху врезал себе кулаком по лбу:
– Дурак, болван, скотина упрямая!
– Чего там, Варка? – Ланка придвинулась, попыталась заглянуть через плечо.
– В живот, – тихонько ответила Фамка, – я же говорила, не надо его тревожить.
– Погоди, может, еще обойдется. Ты же не знаешь, чего у него там, – встряла неунывающая Жданка.
– Кусок свинца у него там! – рявкнул Варка. – Разворочено все, и выходного отверстия нету.
– Лучше бы он сразу помер, – устало вздохнула Фамка. Покойников она навидалась достаточно. Многие из них выглядели куда лучше.
– Так, – сказал Варка, поднимаясь, – щас я побегу, отца приведу. Или мать. Не побоитесь с ним остаться?
– Куда же мы пойдем? – фыркнула Жданка. – Говорено уже…
– Тогда вот что. Очнется, будет просить пить – не давать ни в коем случае. На раны – холодные компрессы и все время меняйте. Холод запирает кровь. Если не вернусь через полчаса, жгуты придется снимать вам. Ясно?
– Ясно, – послушно ответила Фамка.
– Варка, да ты же плачешь! – ахнула Ланка.
– Иди ты знаешь куда… – всхлипнул Варка и, сдернув со стола мешочек с остатком разрыв-травы, выскочил за дверь.
О проекте
О подписке