Восьмерка на боку

Количество абонентов – 8

Количество вариантов состояний – 8

Это я у завлаба в блокноте прочитал.

– Что-то подсказать?

Покупатель смотрит на меня, как на… как не скажу, на что.

Я сегодня телефоны продаю.

Вы не торопитесь мне сочувствовать, это еще хорошо, я вчера вообще киллером был.

Не похож, говорите, на киллера?

Да я и на продавца сотовых не очень-то смахиваю.

А что делать.

Им там виднее.

Кому им?

Я не знаю их имен, я про них ничего не знаю. Я могу только догадываться, мы все можем только догадываться. Неделю назад мне повезло, поставили меня в какой-то исследовательский центр работать, начал анализировать, с какой частотой та или иная судьба встречается.

– Я вот что заметил… чаще всего встречается судьба маленького клерка.

– И что? – завлаб смотрит на меня, как на… как не скажу, на что.

– А то. Какая буква алфавита чаще всего встречается?

– О вроде.

– Вот. Значит, судьба маленького клерка – это буква О.

– Парень, ты не рехнулся вообще?

– А что такое?

– А то. С чего ты взял, что они по-русски говорят?

– А по-каковски?

– Ну конечно, у нас вся вселенная по-русски шпарит, и за пределами вселенной тоже…

Хлопаю себя по лбу, идиотище я, идиотище…

Думаете, это вчера было, когда я ученым был?

А нет.

Это сегодня. В магазине. Завлаб молодец, выискал меня, зашел, вроде как покупатель, а сам мне кивает, рассказывай, что вчера вычислил…

Чтобы передать сигнал, они задают характеристики жизни каждого человека, люди живут жизнь, идет сигнал.

(Из записей)

Сегодня опять меня киллером назначили.

По привычке записываю в блокнот, позавчера киллер, вчера продавец, сегодня снова киллер…

К-П-К.

Понять бы еще, что это значит.

Выжидаю.

Жертва появляется на дорожке, мужчина средних лет, вроде проблем с ним не будет…

– Время не подскажете?

Оборачиваюсь.

Вижу завлаба. Говорю, сам не знаю, зачем:

– Э-э-э… мне вас велели… убить.

– Что-то ты частенько киллером работать стал.

Развожу руками, куда деваться, не я выбираю, кем быть…

Устраиваемся на скамейке, завлаб достает сигареты.

– Куришь?

Мотаю головой.

– Не-е, завязал.

– Молодец, парень, я вот все не могу…

– Чего не можете, я же не сам завязал, это же эти меня в состояние некурящего перевели. Захотят, обратно сделают…

– Тоже верно… как думаешь, их двое?

– Кого?

– Этих…

Он показывает куда-то вверх.

– Нет, больше, наверное.

– А сколько?

– Не знаю… сто… двести… тысяча…

– Обоснуй.

– М-м-м-м…

– Не знаешь? А в науке так нельзя, ляпнул чего ни попадя…

– Да ничего не попадя, дайте подумать… вот… потому что нас много.

– И что?

– Ну не может быть, чтобы этих… хозяев наших только двое было.

– Чего не может, что ты их с людьми сравниваешь…

– А вот почему они именно людей берут?

– А кого?

Пожимаю плечами.

– Не знаю…

– А ты посмотри, у электрона во флешке сколько состояний?

– М-м-м…

– Два. По ту и по эту сторону затвора. Эх ты… так вот, нам этого достаточно информацию записывать… да-нет, вкыл-выкл…

– Черное-белое.

– Вот-вот. А у судьбы человеческой сколько состояний?

Вздрагиваю.

– Да до фига.

– Именно. Вот человека и используют…

Темнеет.

– Ты меня убить должен, – вспоминает завлаб.

– Пофиг.

– Чего пофиг, не успеешь.

– И не успею. И не буду я этого делать.

Завлаб бледнеет еще больше.

– Чего не будешь, надо же!

– И пофиг, что надо.

– А этих не боишься?

– Чего они сделают… ну увидят, помеха где-то в передаче, ну что теперь…

– Что-что, сейчас весь мир наш перелопатит, вот будешь знать.

– Из-за одной помехи? Да быть не может… сильно мы им нужны…

Количество абонентов – 8

Количество вариантов состояний человеческой судьбы – 8

Это у завлаба в блокноте.

Всего восемь.

Это хорошо. Восемь абонентов… теперь бы их разговоры расшифровать…

Сегодня я был богачом.

Ну как богачом, сыном депутата какого-то.

Оказывается, и такие состояния человека тоже бывают. То есть, я знал, что они бывают, но как-то не ждал, что со мной такое будет.

Решил с утречка никуда не идти, в кровати поваляться, подумать, не каждый день такая удача выпадает, подумать. Там уже и оторваться можно будет по полной, главное, не забыть, а то вот так вечером спохвачусь, а день прошел уже, вот так сколько завидовал этим, у которых яхты-самолеты есть, и даже не покатаюсь ни на чем таком…

Стук в дверь. Так, началось.

– Войдите!

Входит немолодая женщина, думаю, кто она мне.

– Вадим Ваныч, там к вам гость…

Хочу сказать, что никого не принимаю, спохватываюсь:

– Счас… скажите, счас я приду…

Наскоро одеваюсь, черт, даже не спросил её, кто пришел, что надевать, а то там, чего доброго, Президент на огонек заглянул, а я тут в джинсах с футболкой вываливаюсь…

Вываливаюсь.

Смотрю.

Не Президент.

Завлаб. Бывший. Не знаю, кто он сейчас. Вроде не Президент.

– Ну, привет.

– Здрассьте.

– Ты меня убить должен был…

Вздрагиваю.

– И что? Х-хотите, чтобы я вас…

– Да нет. Ты хоть сам понял, что сделал, когда меня не убил?

– А что?

– А то… Они же теперь меня и не замечают… меня как будто и не существует вовсе…

– Так здорово же, теперь вся жизнь впереди сигналы расшифровывать…

– Это-то да, а кушать что? Зарплату мне теперь тоже никто не принесет…

– А, сию минуту… – хочу позвать служанку, чтобы принесла завтрак, понимаю, что не знаю, как её зовут, а вот уже сама катит тележку с полными тарелками, спасибо, большое спасибо…

Вспоминаю:

– Вы вроде записи какие-то делали… расчеты…

– Было дело.

Осторожно спрашиваю:

– А они… сохранились?

– Обижаешь, конечно сохранились… с собой ношу…

– Можно… взглянуть?

– Взгляните.

Открываю тетрадь.

Не понимаю.

Количество абонентов – 8

Количество вариантов состояний человеческой судьбы – 8

И всё.

– А чего у вас восьмерка набок свалилась?

– Какая восьмерка? Э-э-эх, сам ты восьмерка…

– А что?

– Что-что… знак бесконечности знаешь?

2016 г.

Я не отдам тебе память

Я плотнее закутываюсь в свою скорлупу и расправляю крылья

Понимаю, странно звучит – закутываюсь. В скорлупу. Но в голову пришло именно это – закутываюсь. В скорлупу.

И расправляю крылья.

Приближаюсь к шару, окутанному серым туманом, вращаюсь вокруг него – все ближе, ближе, ближе. Шар чувствует меня, шар хватает меня – на расстоянии, держит в поле гравитации, не отпускает.

Отбрасываю крылья – больше они не нужны.

Падаю.

Туман расступается, проглатывает меня, увлекает глубже, глубже, глубже, навстречу неизвестности.

Хочу выпустить парашют, не выпускаю, всё равно некуда падать, мягко парю в тумане.

Моя скорлупа касается почвы.

Еще раз проверяю всё от и до, еще раз взвешиваю все за и против – выхожу из скорлупы.

Это можно назвать вторым рождением.

Туман прикасается ко мне, думает, сжечь меня дочиста или нет. Наконец, осторожно обнимает, принюхивается, чуть расступается, когда я делаю шаг вперед.

Это моя память.

Только моя.

Я тебе её не дам.

Ты входишь в комнату, ты видишь, что я перебираю память, свою память, до которой тебе не добраться.

– Смотришь? – спрашиваешь ты.

Пожимаю плечами – как видишь.

Спрашиваю:

– Хочешь посмотреть?

Ты осторожно киваешь:

– Не откажусь.

Я вывожу память на экран. Это неудобно, память движется медленно, ужасно медленно.

– А то давай… объединим, – предлагаешь ты.

– Ладно, и так видно.

Я не хочу объединять наши сознания.

Я не хочу становиться тобой.

Я просыпаюсь.

Вернее, не так.

Я выхожу из небытия.

Оглядываюсь.

Голубоватое сияние Фомальгаута смотрит на меня единственным глазом. Датчики услужливо подсказывают мне, что это Фомальгаут Бэ, я не понимаю, как Бэ, если Фомальгаут Бэ должен светиться желтым.

Датчики уверяют, что не ошиблись, что все так и есть.

Пожимаю плечами.

Навигатор ведет меня к единственной планете.

Плотнее закутываюсь в свою скорлупу и расправляю крылья.

Ты говоришь:

– Пойдем.

Мы с тобой выходим на улицу. Ты боишься отпускать меня одного, ты боишься, что я буду сам по себе.

Оглядываю улицу, отчаянно вспоминаю, как идти, по тротуарам, или по середине улицы, нет, кажется, все-таки по тротуарам…

Шагаю на тротуар, ты хватаешь меня, тащишь на середину улицы, шепчешь мне в лицо:

– Идиот.

Даже не возражаю. Идиот и есть. Будто в подтверждение моих слов из тротуара поднимается громадина подземной высотки, черт, хоть бы сигнал предупреждающий дали, или на хрен нужен какой-то сигнал, кроме меня никто вот так на тротуар не попрется…

Ты говоришь:

– Тебя одного отпустить, ты вообще тут убьешься на хрен…

Молчу.

Понимаю, что ты имеешь в виду другое.

Ты боишься, что я стану сам по себе.

Нет, это опять был Белый Кролик. Он неторопливо трусил обратно, озабоченно озираясь, словно что-то потерял, и продолжал бормотать себе под нос:

– И еще эта Герцогиня! Пропала моя головушка, и шкурка пропала, и усики тоже! Пиши пропало! Велит она меня казнить, нет на нее пропасти! И где только я их мог обронить?

Читаю.

Понимаю, что дальше читать не буду, закрываю Алису в Стране Чудес.

Оглядываю вереницу книг.

Понимаю, что читать не хочу.

Ничего не хочу.

Вообще.

Ложусь спать.

Засыпать почему-то страшно, мне кажется, что я умираю, несколько минут мой разум сопротивляется, отчаянно хочет жить.

Я стараюсь утешить его, объяснить, что я не умру, я обязательно проснусь.

Через пятьсот лет.

Я просыпаюсь…

Вернее, не так.

Я выхожу из небытия…

– Ну а на каком основании…

– Встаньте, пожалуйста.

Встаю, пожалуйста.

– На каком основании вы отказываете мне в праве на жизнь?

Судья смотрит не на меня, а куда-то сквозь меня.

– Да вы поймите, ни в чем мы вам не отказываем… мы вообще не знаем, что делать. Беспрецедентный случай, человек судится сам с собой.

Снова вскакиваю.

– Категорически опровергаю, прошу не считать меня копией данного гражданина!

Ты смотришь на меня.

С ненавистью.

Я знаю, ты хочешь убить меня. Но ты не убьешь меня, я нужен тебе живым.

– Ты там живой еще? – спрашиваешь ты.

Отвечаю в динамик:

– Живем помаленьку.

Жду. Сигнал от меня до тебя идет долго-долго, чем дальше, тем дольше.

Через час приходит ответ:

– А то ты на связь не выходил, я уж думал, случилось чего…

– Да нет, ничего…

Хочу сказать, что вчера была орбита Плутона.

Не говорю.

Воспоминания.

Они принадлежат только мне.

Ты тоже можешь их посмотреть, но только со стороны.

Ты не можешь войти в мое сознание.

Я не позволю.

– Я хотел бы сделать копию сознания.

Человек за столом поворачивает ко мне пластиковое лицо:

– Зачем?

– Видите как… хочу космос исследовать… я сам здесь, на земле буду, а копия моя там…

– Вы отдаете себе отчет, чем вы рискуете?

Не понимаю.

– А чем я рискую?

Человек за столом мнется, по его лицу скользит подобие эмоций.

– Ну… не знаю… но дело рискованное.

– Ну а чем оно рискованное? Ну, я понимаю, что моя копия может погибнуть там… в космосе… Или что я могу умереть на земле, пока моя копия будет там…

– И что вы будете чувствовать тогда?

– Ну… не знаю… ну как если бы близкий человек умер… друг умер…

Это наше с тобой общее воспоминание.

Одно на двоих.

– Немедленно остановитесь!

Человек не останавливается.

Выстрелы.

То есть, это я так их называю про себя, выстрелами – этот поток волн.

Человек падает замертво, пластиковое тело шмякается на дорогу, кто-то в толпе бормочет, с телом-то поосторожнее, пригодится еще…

Думаю, в чем он был виноват.

Этот.

Лежащий на улице.

Люди в форме подходят к упавшему, осторожно поднимают, ловят на себе мой оторопелый взгляд, кто-то кивает мне, не бойтесь, память ему подчистят, все хорошо будет…

– Почему-то вздрагиваю.

Память…

Подчистят…

– Пойдем, – ты ведешь меня через толпу, ты командуешь мной, как будто я и не человек вовсе…

Не человек…

Туман обнимает меня, тянется ко мне, повторяет очертания моего тела. Я уже догадываюсь, что этот туман – живой, он окутывает камни, он подтачивает их со всех сторон, чтобы изваять мое каменное подобие…

Это моя память.

Моя.

А не твоя.

– Боюсь, ничем не смогу помочь… – адвокат смотрит на меня с сочувствием, – конечно, жалко вас… но по закону вы не имеете права… права…

Добавляю:

– На жизнь?

– Нет, что вы… вы… вы просто должны вернуться к своему…

– …хозяину?

– К своей второй половине…

– Зачем должен? Кому должен?

– Ну, хорошо, хорошо, – адвокат успокаивает меня, как больного ребенка, – мы что-нибудь придумаем.

Туман ведет меня куда-то по узким ущельям, оглядывается, зовет, как собака зовет своего хозяина. Он хочет показать мне что0то, не знаю, что…

В последний момент спохватываюсь, понимаю, что туман может завести меня туда, откуда не выберусь, где туман обглодает меня дочиста.

Понимаю, что отступать поздно.

Это тоже моя память.

ОПРОС

Что делать с отколовшейся от человека памятью?

Ничего не делать, пусть живет сама по себе – 23%

Вернуть человеку – 77%

ВАШ ГОЛОС ПРИНЯТ

– Не узнали?

Смотрю на что-то перепончатолапое, перепончатокрылое, трехглазое…

– Простите… нет.

– А мы с вами встречались.

– Простите… не помню.

– Я адвокат ваш. Не помните?

Вспыхиваю:

– Да ё-моё, вы по сто раз на дню облик меняете, я как следить должен?

– Вот вы мне своей непосредственностью нравитесь… – адвокат смеется, – ничего… привыкнете…

Понимаю, что не привыкну.

Уже никогда.

Туман расстилается у моих ног, будто просит оценить свое творение.

Смотрю.

Оцениваю.

Поднимаю большие пальцы вверх, он уже знает, что это знак одобрения.

Каменные изваяния насколько хватает глаз. Что-то причудливое, что-то неземное, ноздреватое, пористое, легкое, будто парящее над почвой.

Осторожно спрашиваю:

– Это… это с натуры?

Туман не понимает меня. Туман снова становится просто туманом, мертвым, темным, холодным…

РАЗЫСКИВАЕТСЯ.

Это про меня.

ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ.

Фыркаю, какие там могут быть особые приметы в мире, где внешность меняется каждый день.

А вот могут.

ОТСУТСТВИЕ ИДЕНТИФИКАЦИОННОГО НОМЕРА.

Правильно.

Откуда он у меня.

У копии.

Бью кулаками в стену – в беспомощной злобе, копия, копия, копия, капает в голову ненавистное слово. Кулак раскалывается пополам, смотрю на беспомощную культю…

– День добрый, вас беспокоят из имидж-офиса…

Вздрагиваю.

– Да я как-то в ваших услугах не…

– Мы нуждаемся в ваших услугах. В вашей памяти содержатся образы изваяний… которые делал туман…

– Да, есть такое.

– Мы хотели бы подписать с вами контракт на использование этих образов…

– Идите вы…

Добавляю слова, которые в современном мире уже не понимают.

Отключаю связь.

Прикидываю, за сколько доберусь до космодрома.

– Вы арестованы.

Оборачиваюсь. Думаю, что еще можно успеть, заскочить в ракету, десять секунд до старта…

Не заскакиваю.

Оборачиваюсь, смотрю на тебя, так и чувствовал, что ты будешь караулить меня на космодроме, чувствовал – и все равно летел сюда, надеялся непонятно на что…

Говорю – обреченно, отчаянно:

– Слушай, отпусти, а? На хрена я тебе нужен вообще…

Ты бледнеешь, хорошо у тебя лицо сделано, бледнеть может.

– К-куда пустить?

– Туда…

Показываю пальцем в небо.

– И я тебе мешать не буду. Чтобы это… – с трудом вспоминаю слово, – прецедент не создавать.