2 Встреча

– Броуди… май нейм из Броуди…

– Велл?

– Ме-нья зьо-вуть… Броуди… кьак… тье-бя… зьо-вуть?

– А-а… Лина. Лина.

– А-льи-на?

– Ли-на. Ли-на…

– О-о… ошшнь… ош-шнь… ра-дый…

– Вери… гуд.

– О, йес, йес, вери гуд… Ти… из… из… чье-го?

– Велл?

– Э-э… вер ар ю фром?

– Фром, фром… вроде металл какой-то…

– Да он тебя спрашивает, ты родом откуда.

– А-а… Из Санкт-Москова… Сити Сэнт-Москов из конгломерейшен оф ту ситиес, Москов энд Сент-Питерсберг… Вот это со школы помню… а ты откуда… фром?

– Глазго, Глазго…

– Ка-кие глазки?

– Да город такой, Глазго.

– А-а… бли-ин, сколько ньюинглиш учила, ничего в голову не приходит… мистер, а может, вы нашим переводчиком будете?

– Да вы уж сами как-нибудь…

– Вер из ю сабджект?

– Велл?

– Сабджект?

– Но андестанд…

– Сори, ай донт спик инглиш…

– Ай сии… йа… йа… нье… го-во-рить… ос-тош-ный…

– Сент-Москов… из э кэпитэл… оф Ост Конфедерейшн… Пекин… из э дабл Кэпител оф Ост Конфедерейшн…

– Йес, ит из… Лэн-дон… этьо… стьо… лы… ца… оф… оф… Запад… Конфедерации…

– Ишь, рвануло как…

– Стены ходуном ходят…

Гос-ди, что я еще знаю… Да ничего вроде… Не-е, вот это знаю…

– Ай… ай лав… ю…

– Йа… тье-бья… лью-бов…

– Люблю.

– А-а… йа… тье-бья… лью-блу…

– Кисс ми.

– Велл?

Кисс ми… скорее же… пока тут не разнесло все к чертовой ма…

3 История Встречи

Большой Взрыв – после семи неудачных попыток наконец-то создана основа вселенной, в которой может произойти Встреча

Образование Солнца – звезды, возле которой возможны условия, оптимальные для встречи.

Формирование планет. Для перестраховки было создано девять планет с разными условиями.

Выбор остановлен на третьей планете. Кандидатуры других планет, в том числе и Гебы – отклонены.

Первая попытка формирования живых систем, способных встретиться.

Неудача первой попытки. Системы сгорели в кислороде, который сами же и выделяли

Вторая попытка. Для перестраховки было создано множество видов.

Выбор остановлен на крупных ящерах

Неудача с крупными ящерами (недостаточно развитые эмоции).

Массовое уничтожение ящеров, очищение территории. Выбор остановлен на теплокровных

Выбор вида. Передача Искры выбранному виду

Формирование исторических предпосылок для Встречи

Первая попытка Встречи (Тристан и Изольда) Неудача

Вторая попытка Встречи (Ромео и Джульетта) Неудача

Семнадцатая попытка. Встреча удалась.

Встреча

(дата) – пик Встречи

Уничтожение участников Встречи завистниками в Гебы

Мысли

Ну чего, солдатушки, бравы ребятушки? Сдюжим, отстоим форт? Чего счастливый такой? Да сам толком не знаю, чего… точно, война, а я веселый… да сон сегодня был… не сон даже, пригрезилось, прибредилось… Бункер, ну как обычно бункеры, люди там, дети плачут… и парень с девушкой в уголке сидят, он ей чего-то на ньюинглише, она ему на остише, друг друга не понимают, хохочут… вот так, война, город рушится, а они хохочут… а потом обнимаются, губами впились, жадно так, я прямо чувствовал, как меня самого кто-то в губы целует… тут-то потолок и рухнул в бункере, уж не знаю, чем там вдарили… и все… Но видение такое хорошее было, светлое…

Ой, Люсечка, да как я, да ничего я… Ну тяжело, ясное дело, ну ничего, держимся… Слушай, до сих пор поверить не могу, что дом наш ёк… Бли-ин, еще в новый год загадала из халупы этой переехать, да кто ж знал, что так сбудется? А? голос-то чего веселый? Да… сон такой был… да даже не сон, не знаю, что, видение какое-то… Парень с девушкой… ну какие, обыкновенные… сидят, смеются… в бункере в каком-то, вокруг война грохочет, а они друг другу картинки какие-то рисуют. А потом поцеловались, я прямо почувствовала, будто парень не её, а меня целует… А, да это я так… Наши-то как? Димка цел, у него на заводе десятерых убило, потом…

Да, Майк, я подал в отставку. Как. Молча. Класть я хотел на карьеру. И на все хотел класть. Сами пусть воюют, я так и сказал генералу… да даже не так, я послал его к такой-то матери, видел бы ты его рожу, Майк, видел бы ты его рожу… Из этой войны все равно ничего не выйдет, мир полетит ко всем чертям… А? да сам не знаю, что на меня нашло. Нашло… сон какой-то… Ты веришь в вещие сны, Майк? Я нет… Это даже не сон, видение какое-то… Мужчина и женщина… молодые… в бункере, мне так показалось… смеются, пытаются что-то друг другу объяснить… не могут… снова смеются, рисуют что-то в блокноте… потом целуются. Мне показалось, что она меня поцеловала, я даже провел по губам, вот так – ничего нет… Вот тогда я и понял, вот тогда я и сказал себе, катись оно все к ядреной фене, воюйте сами…

В других местах

Район Альфара – отклик на Встречу

Район Альцефара – отклик на Встречу

Район Антареса – отклик на Встречу

Район Альтаира – отклик на Встречу

Район гаммы Райской Птицы – жизнь трепещет, чувствуя пик Встречи

Район гаммы Рака – отклик на Встречу…

Планетарная система Тау Журавля – разумная жизнь на уровне палеолита, величайшее празднество в честь Встречи

Район ипсилона Тукана – разумная жизнь на уровне технической революции, астрономы следят за Встречей, всенародное празднование

За пределами вселенной – данных мало. То, что живет за пределами вселенной, чувствует отклик Встречи

В параллельных мирах – через порталы следят за Встречей

Последствия Встречи

Память о Встрече в преданиях, фильмах, легендах

Гибель вида гомо сапиенс. Память о встрече ложится на другие виды животных

Земля умирает в пламени солнца, в последние свои секунды думает о Встрече, ради которой была создана

Вселенная гибнет, как отработавшая свою функцию.

После конца света в пустоте остается Пик Встречи

(будущее, еще не наступившее) – Пик Встречи перерождается во что-то качественно новое…

Написано после конца света

Придаток для дьявола

Сегодня он был в духе.

Сегодня он даже позволил мне встать не тогда, когда ему нужно, а когда мне хотелось. Он молча смотрел, как я одеваюсь, как я пью кофе. Он позволил мне выдернуть шнур из розетки. Он разрешил мне выйти на улицу – вернее, ничего не возразил, когда я вышел на улицу. Мне даже казалось – его нет, он ушел, покинул меня.

Но я знал – он никогда не уйдет.

Он смотрел, как я еду на работу, затаился, подглядывал. Я давно заметил, что шумный город привлекает его, – он сразу затихает, начинает разглядывать улицы, заставляет меня вертеть головой.

Так было и в этот раз. Он тихонько поворачивал мою голову. Заставлял делать снимки. Терпеливо подождал, когда я остановился поговорить в Электрой.

Мне даже казалось – с ним можно ужиться.

Но я знал – мне это только кажется…

Он показал себя – когда я уже подходил к офису, он показал себя – когда я поравнялся с дверью, ведущей в никуда. Так же тихо, ненавязчиво, он подтолкнул меня к двери.

Я знал, что он проявит себя. Знал – и все-таки на что-то надеялся, когда сделал вид, что его не слышу, пошел дальше, к ступенькам, ведущим в контору. Он мягко попросил меня пойти к двери. Мне стало страшно, я хорошо знал, что следует за его просьбами, если их не выполнить.

Я снова сделал вид, что не слышу.

Не слышу, не понимаю, не хочу.

Здесь-то и началось самое страшное.

Нет, когда он больно жжет мое сознание изнутри – это еще не самое страшное, это еще можно пережить. Страшно другое, когда не жжет, не наказывает, не требует, когда…

Вот это и случилось – когда он погнал меня на дверь, ведущую в никуда, когда я вырывал сознание из его цепких лап, а он тянул, рвал, жалил – туда, туда, к двери. Когда мои коллеги – и шеф с ними – смотрел, как я пытаюсь открыть дверь, которую нельзя открывать, рву, тяну, дергаю, терзаю давно проржавленный замок. Когда полицейские – здесь были и они – смотрели, как я ломаю дверь, сначала кулаками, потом бензопилой, видели бы вы, что с ней стало, потом…

Как меня оттаскивали – не помню, как я сопротивлялся – тоже не помню, кажется, он окончательно отключил мое сознание. Очнулся я уже в камере, мне сказали, я убил полицейского, правда, его удалось воскресить.

Он притих – как будто сам испугался того, что натворил. Он затаился, он молчал – когда меня допрашивали, когда интересовались моими политическими убеждениями, за левых я или за правых, за нижних или за верхних. Он молчал, когда пришел психиатр, не болели, голоса в голове не слышали, среди родственников… не болел, не слышал, не наблюдался.

Он молчал – когда я вернулся в офис, когда проходил мимо двери, она даже чуть-чуть погнулась там, где я ее ломал. Он молчал – когда я придумывал новую рекламу, создан быть первым, нет, не то, создан быть лучшим, нет, не то… создан быть победителем… Он молчал – когда шеф вызвал меня к себе, вы наш лучший работник, мы вами очень гордимся, но вы поймите, сокращение штатов, никак не можем, больше не нуждаемся в ваших услугах… думаю, с вашими блестящими способностями…

Он молчал. И когда я ехал домой – он молчал, и когда мне названивали какие-то знакомые и незнакомые – он молчал. Да брось, да пошли ты этого шефа далеко и надолго, контора уже на ладан дышит… А-а, с работой помочь не могу, извини, вакансий нет…

Он молчал. Он заявил о себе лишь один раз, намекнул, что у меня оторвана рука. Я и не заметил впопыхах, что оторвал себе руку, хорошо хоть не потерял, кто-то заботливо сунул ее в мой заплечный мешок.

Он молчал – когда я приделывал руку, и когда я уже сунул вилку в розетку, когда я уже лег в постель, когда я проклинал его, когда я звал его – на честный бой, ну давай, выходи, дай мне изгнать тебя…

И он молчал.

Он…

Я не знал – кто он.

Более того – до поры до времени я даже не задавал себе такого вопроса – кто он.

Я даже не помню, когда он появился – потому что появлялся потихоньку. Просто в какую-то минуту мне стало казаться, что кто-то смотрит на мир – моими глазами. Вот так, средь бела дня, презентуешь очередной рекламный проект, и вдруг кто-то выглядывает из тебя, из твоей души, смотрит – и тут же прячется.

Я не обращал внимания. И когда ловил себя на том, что ищу в Инете совсем не то, что хотел найти, – я не обращал внимания. Или когда под конец рабочего дня не мог вспомнить – где был, что делал, память рассыпалась на осколки, на крупицы – я тоже не обращал внимания.

Он появился потихоньку. Он как будто бережно нащупывал путь ко мне, ключики к моему сознанию, пути к моей душе. И когда я делал совсем не то, что хотел, когда он тащил меня в выходные куда-то, куда я не собирался идти, – я тоже не чувствовал беды… мало ли что взбредет в голову в выходные…

Он не мешал мне – до поры, до времени.

Он даже не говорил со мной – до поры, до времени.

Он просто… был.

Думаете, сошел с ума? Нет, это не то, это другое что-то… Он не чудится мне, не мерещится, не грезится, он просто – есть. Хотя, быть может, сумасшедшие говорят точно так же…

Ловлю себя на том, что заглядываю в лица прохожих, в глаза, стараюсь понять, чувствует хоть кто-нибудь то же, что и я. Не понимаю. Хочется подойти к кому-нибудь, спросить, скажите, а у вас в голове живет он?

Вчера проводил опрос, чуть не спросил…

Я не обращал внимания.

До поры, до времени.

Пока не очнулся вечером в субботу, не поймал себя на странном занятии, которое не входило в мои планы.

Я оторвал себе голову, положил на стол, самозабвенно рылся в собственных мозгах.

Сегодня понял, что такое страшно.

По-настоящему страшно.

Никогда не думал, что дойдет до этого, кажется, процесс зашел слишком далеко. Накануне накупил в аптеке каких-то премудростей, выпил – сверх меры, отключил свое сознание…

Проснулся среди ночи. Лучше бы не просыпался. Лучше бы не видел всего этого. Не знал. Теперь уже не сомневаюсь – все зашло далеко, слишком далеко, чтобы не обращать внимания, чтобы читать мантры, как учат на тренингах, я спокоен, я спокоен, мое тело расслаблено, мой мозг работает ясно и четко, мои мысли…

Я бежал оттуда – где проснулся, бежал в страхе, толком не успел понять, как туда попал – да он бы и не объяснил мне. Может, кто-то видел, как я мчался по ночному городу, сломя голову, я ее потерял-таки, голову, еще вернулся, еще подобрал…

До сих пор не понимаю, было это со мной или нет, до сих пор стоит перед глазами… Но это слишком невероятно, чтобы быть правдой, неужели уходил куда-то в темноту ночи из уютной комнаты, неужели бежал по холодным улицам, прочь из теплой постели…

Но было же…

Помню же…

Как стоял перед дверью, ведущей в никуда, как держал ломик, которым только что вскрыл замок, как…

Как очнулся, как бежал в страхе – за секунду до того, как чуть не открыл дверь в никуда…

Бережно спускаюсь по осклизлым ступеням – нет, я ошибся, ничего здесь нет. Еще раз проверяю адрес – до знака, до символа, все верно, три-даблью, аш-ти-ти-пи, город Стройсталь, улица четырнадцать, дом восемь, третий подъезд, цокольный этаж, точка, ру.

И все же…

Стучусь в запыленную дверь. Все внутри так и кричит, что занимаюсь ерундой. Одно радует, он притих. Правда, оно еще хуже, когда он притихает, значит, слушает, значит, смотрит, следит…

Он…

Кто он…

Сейчас узнаю…

– Войдите.

Вхожу. Оглядываюсь, тут же понимаю, что входить было незачем, какого я вообще пришел сюда. Еще раз смотрю на манускрипты, обереги, кресты, в голове проносится одно-единственное – шарлатан.

– Слушаю вас, – спрашивает шарлатан, теперь вижу, что это шарлатан, из тех, что выколотят все деньги, и еще попросят, и начнут что-нибудь про астрал, про карму, про…

– Меня беспокоит…

Пытаюсь сформулировать вопрос – не могу.

– Так что же? – смотрит на меня, требовательно, испытующе, – энергетика у вас плохая… вижу, вижу…

– Нет.

– Что нет, мне виднее…

– Да… – не нахожу слов, наконец, говорю первое попавшееся, – он…

– А-а, он… – шарлатан кивает, будто услышал про своего старого знакомого, – он… да… что же, это мне тебе в мозги залезть придется…

Холодею. Еще куда тебе залезть придется… а, знаю, мне в кошелек.

– Есть там такая штучка… которая слушает космос… Вот если ее убрать, он тебя донимать перестанет. Только тогда космос слышать не будешь…

– И не надо.

Шарлатан кивает, он тоже согласен – не надо. Вытаскивает из сундучков хитромудрые приспособления, чем-то напоминают приборы в мастерской у хирурга. Холодеет душа.

– А-а… сколько? – спохватываюсь я.

Шарлатан называет цену. Как пелена падает с глаз. Боже мой… хорошо он умеет уламывать, хорошо, и музыка, и полумрак, и маски на стенах, и обереги… и отдаешь ты все-все, и кошелек свой, и душу свою, и самого себя. Вон, рабы стоят навытяжку в дверях, тоже когда-то были свободными, тоже когда-то вот так пришли к нему, помоги, друг сердечный, он им в голову залез, так помог, что они все забыли, кто они, что они, откуда…

– Ну что ты… снимай… голову. Я же не знаю, как она у тебя отрывается…

– Нет, – не выхожу, выбегаю, хлопаю дверью, пропади ты пропадом… Мне в спину доносится холодное, насмешливое – всего хорошего.

Сегодня я…

Нет, сегодня не я… сегодня не было никакого меня, сегодня был он, только он. Я появился только ближе к вечеру, появился случайно, видимо, он зазевался, задумался, приотпустил меня, вот и вырвалось мое сознание…

Увидел себя перед книгой…

Да, вы не ослышались – перед книгой.

Вот уже одно это было страшно. В жизни не представлял себя перед книгой, вообще не представлял себе, как выглядит книга, оказалось – совсем не так, как я думал, страницы, страницы, страницы, хрупкие, тонкие, как у меня вообще получилось их листать…

Самое главное, я не помнил – откуда я взял книгу, где вообще у нас в городе можно достать книгу, кто-то говорил, даже в архивах не осталось…

От нечего делать начал листать книгу в поисках картинок, надеялся хоть по картинкам понять, про что говорит книга, если все равно не понимаю все эти каракули… Не помню, когда поймал себя на том, что читаю, понимаю каждую букву, каждое слово, более того – я понимал все, о чем говорила книга… О племени – таком древнем, что даже века не помнят, когда появилось оно, о племени, повелевавшем звездами и галактиками, о племени, которое загубило собственную землю в какой-то безумной войне, о племени, остатки которого разметались, разбрелись по галактике так далеко, что один осколок великого племени уже не помнит о других осколках.

Дальше было совсем непонятно – но я понимал, кто-то во мне заставил меня понимать, как великое племя породило новые расы, новые племена, и наш народ в том числе, расселило – по планетам, по звездам, чтобы править нами…

…я очнулся глубоко за полночь – очнулся по-настоящему, буквально вырвал у кого-то свое сознание. Понимал, конечно, не я, понимал он, читавший книгу моими глазами…

Потом я долго глотал таблетки, сам не знаю, зачем, долго подключал к голове какие-то датчики, сам не знаю, зачем, проклятый врач, ну попейте таблеточки, еще ионизаторы хорошо помогают… Я смотрел на него, я видел, он знает, что ничего мне тут не поможет, так утешают безнадежно больных, когда ничего уже сделать нельзя, перед тем, как отправить их на эвтаназию…

Он позволил мне подключить провода и лечь спать. Я догадывался, что нужен ему живым – одно это меня радовало…

Я уже ничего не мог поделать…

Я вырывал у него свое сознание – что было сил, говорил себе – как заклинание, я есть, я есть, аз есмь, ничего не помогало. Он был во мне, он был мной, да что во мне, что мной, не было уже никакого меня, просто – он был.

Все-таки я победил его – чуть-чуть, самую малость, когда очнулся, заставил себя проснуться – когда он уже открывал дверь в никуда.

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда видишь, что происходит, смотришь на себя – как со стороны, видишь, что ты делаешь, что кто-то делает с тобой – и ничего, ничего не изменишь…

Я ничего не мог поделать.

Когда он открыл дверь, когда он вошел – в никуда, подсвечивая моими фонариками, когда он шел моими ногами по запыленным залам, огромным, гулким, когда остановился перед чем-то непонятным, в чем узнал – узнал не я, узнал он – чьи-то останки… Чьи-то… в жизни не видел такого существа, в жизни не думал, что такое бывает… Вспомнил – вспомнил не я, а он – о расе, населявшей нашу землю века и века назад. И, черт возьми, я видел, видел в своей памяти, как выглядело это – когда-то давно, когда еще не истлело, не рассыпалось в прах…

И опять же не я – он – рыл землю в гулких залах, и не я – он складывал истлевший остов в яму, украшал какими-то блестками, лентами, под конец забросал землей, поставил что-то вроде антенны из проволоки, зачем антенна, думал я, если нет приемника. Я никак не понимал, почему он не воскресит это существо, которому воздает такие почести, может, не было нужных материалов…

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда кто-то идет твоими ногами по пыльным залам, останавливается перед бесчисленными останками, чертит в воздухе какие-то руны, знаки. Страшное чувство – когда к моему собственному страху перед неведомым примешивается его собственный страх – перед нами, перед нашей землей, перед тем, что случилось здесь, на закрытой территории, спрятанной ото всех века и века. Стыдно сказать, я даже начал припоминать какие-то молитвы, обереги – ничего не помогало, его молитвы и обереги были сильнее…

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда я остановился…

…когда он остановился перед чем-то – непонятным, пугающим, немыслимым, я не знал, что это, знал он, он-то понимал все эти рычаги, шестеренки, тумблеры, платы, это он, не я, протирал ленту конвейера, перебирал провода, сцепления, менял истлевшие шкивы, моим паяльником паял разбитые цепи…

Не помню…

Не хочу вспоминать эту ночь…

Страх был настолько сильный – что моя память отказывается выдавать что-то, я смотрю на себя той ночью как будто со стороны, это было не со мной, и вообще этого е было…