Несозданный город

Ближе к вечеру город снова расправляет свои щупальца. Город. У города нет названия, нет имени, никто не дал ему такового при создании, потому никто его не создавал.

Город просыпается ближе к заходу солнца, выпускает длинные улицы, насколько хватает глаз. Ждет одиноких путников, заплутавших, сбившихся с пути, не доехавших до дома. Три девчонки останавливаются перед городом, а давайте в город махнём, да ну, страшно, да чего страшно, брешут всё, ничего там страшного нет. Мужчина едет по дороге, бак почти пустой, – сворачивает в сторону города, надеется добраться до ближайшей бензоколонки, и сразу же вернуться.

Одинокий путник спускается с холма. Сегодня он далековато ушёл от дома в маленьком городке, он не видит свет окон своего дома, – два окна внизу, где холл, два сверху, где спальня отца и его комната, одно в мансарде, где живет сестренка.

Он не видит окон своего дома.

Даже если он заберется на самый высокий холм или самое высокое дерево – он не увидит огней дома.

Путник обходит город стороной. Уже темнеет, и в тесу оставаться небезопасно, но путник предпочитает заночевать в чаще леса, нежели идти в город. Он обходит город стороной, уже готовится уйти совсем – когда…

…нет, показалось.

Нет, не показалось, не померещилось – он слышит там, за углом, голос покойной матери.

Он спешит. Бежит в переулок, в другой, в третий, ищет мать – не находит. Он уже готов повернуть назад, когда видит, как в толпе безликих прохожих мелькает белая собачка, точно такая же была у него в детстве. Он спешит за собачкой, Чапа-Чапа-Чапа, на-на-на, но через минуту уже не может сказать, была это собачонка или отблески реклам.

Девушка спешит по лабиринтам города, ищет выход. Она уже знает – этот город бесконечный, и выхода нет, но всё-таки отчаянно жаждет выбраться.

Он поворачивает назад – и понимает, что не помнит, где это – назад, он сворачивает в переулок, понимает, что это не тот переулок, и улица не та, и город… а вот город тот самый, бесконечный, запутанный сам в себе…

Тянется серой полосой поток машин.

Город наводит новые мосты и разводит старые мосты, – люди ничего не замечают, сворачивают в новые лабиринты. Девушка спешит, перебегает дорогу, она опаздывает, ей надо успеть, она не помнит, куда – но надо успеть. В изнеможении прислоняется к стене дома, прикрывает глаза. Приходят воспоминания – случайные, отрывистые, почти забытые, маленький городок, крохотный дом в два этажа, стайка сестер, горячий шоколад по утрам в воскресенье, ванильные пончики…

…гудок автомобиля подбрасывает девушку, она спешит, торопится, боится опоздать…

Город окончательно просыпается, разбуженный гудками. Путает улицы и переходы, путается сам в себе, сводит и разводит людей.

Путник спешит, – он еще не верит себе, что заблудился, бесповоротно, безнадежно. Он уговаривает себя не паниковать, ищет выход – методично, аккуратно, хотя уже понимает, что в этом лабиринте не работают никакие правила. Чтобы придать себе сил, он вспоминает дом, какие-то моменты, самые живые, самые приятные, из юности. Воскресное утро, какой-то праздник, он с родителями и сестренкой едет в соседний городок, за тридевять земель, на свадьбу к каким-то родственникам, седьмая вода на киселе. Молодых осыпают цветами, жарится мясо, дымятся угощения, юная девушка сидит в конце стола, пьет горячий шоколад, отводит взгляд, если на неё посмотреть, а если не смотреть, сама глядит украдкой…

Он вспоминает. Сжимает кулаки, вспоминает с тихим отчаянием. Как потом спрашивал у отца недели через две, а кто была та девушка, отец пожимает плечами, ты про кого говоришь, я там и не знаю половину…

Полночь рассыпается боем часов.

Город волнуется, город торопится – до рассвета осталось не так уж и много, летние ночи короткие, а надо так много успеть. Путает мосты, улицы, перекрестки, гонит, гонит людей по кругу, подгоняет непонятной тревогой…

Какая-то женщина видит выход из города – в каких-то двух шагах, спешит туда, краем глаза видит в витрине сумочку, давно мечтала себе сумку приличную взять, спешит туда, – захлопывается дверь магазина маленьким капканом.

Девушка спотыкается, ломает каблук – некогда остановиться, надо спешить, непонятно куда, но надо спешить. Старается вспомнить хоть что-нибудь, чтобы не было так страшно – прошлое ушло, остались отдельные воспоминания, самые сильные, – воскресный день, чья-то свадьба, безусый юноша в конце праздничного стола…

Небо чуть светлеет.

Город спешит.

Девушка чуть не попадает под машину, испуганно сворачивает на соседнюю улицу, бульвар имени годовщины чего-то там…

Он с трудом сохраняет самообладание, с трудом заставляет себя идти по городу, именно идти, а не бежать сломя голову. Впереди маячит бульвар, он мельком читает название, – бульвар годовщины чего-то там…

Что-то мелькает между домами, путник оборачивается, не верит себе – бескрайнее поле, там, за домами, выход, выход, выход-выход-выход…

Человек бежит – из последних сил, которые еще остались после безумной ночи.

Город злится, город сдвигает дома, город путает улицы…

Человек бежит…

Город сдвигает стены…

…человек проскакивает в узкий проход между стенами, падает в траву.

Светает.

Еще не рассвет, еще так, светает слабёхонько-слабёхонько.

Девушка замирает на площади под фонарями. Зачем-то она спешила сюда, вспомнить бы ещё, зачем…

Город молчит, не подсказывает.

Город не умеет говорить.

Путник спешит к родному городку, уже видит свой дом на окраине, свет в окне мансарды, сестренка не спит, волнуется. Он поднимается на крыльцо, оглядывается назад, старается унять непонятную тревогу, так и кажется, что что-то потерял, да не что-то, а вот, нож, подарок отца, ох, огорчится отец… хотя нет, тут не в ноже дело, а…

…чёрт его пойми, в чем.

Он открывает дверь резным ключом, исчезает в доме.

Девушка спешит по улице, обгоняет саму себя, ищет что-то, сама не знает, что…

Город скрежещет невидимыми зубами, упустил, упустил, чёрр-р-т, упустил.

Ничего…

Может, следующей ночью повезёт.

Город сворачивает щупальца, засыпает…

Восемь предысторий

Первый рассказчик.

Кто-то трогает меня за плечо. Ускоряю шаг.

Он хочет что-то сказать. Он. Не вижу его лица в полумраке под гаснущим фонарем. Сжимаю зубы, ну щас начнется, молодой человек, а на проезд не дадите…

Пожалуйста… прочитайте мою книгу.

– Что?

– Прочитайте мою книгу. Пожалуйста.

Настораживаюсь. Какой-то новый способ отнимать деньги, новый и изощрённый.

Спрашиваю:

– Почем?

– Что вы, что вы, – он машет руками, – я ничего с вас не возьму… просто… прочитайте… пожалуйста…

Беру из его рук тонкую книжицу, зачем-то говорю:

– Спасибо.

– Нет-нет, вы при мне прочитайте… это очень важно… чтобы прочитали…

Вспоминаю какие-то заговоренные книги и проклятия. Спрашиваю:

– А… в чем дело-то? Нетленку написали?

– Да нет… просто… понимаете… говорят, каждая книга должна найти своего читателя… так может, вы он и есть?

Фыркаю:

– И многих вы так опросили?

– Человек двести.

Присвистываю:

– Двес-ти?

Накрапывает дождь, смотрю на книгу у себя в руках.

– Хорошо… пойдемте куда-нибудь под крышу…

Раскрываю книгу…

…нет-нет, это еще не история.

Это только предыстория.

История будет потом.

Второй рассказчик.

Десять лет спустя.

Раскрываю книгу.

Традиция такая.

Спрашиваю у человека, сидящего напротив меня:

– О чем ваша книга?

Тоже такая традиция.

Сидеть напротив друг друга.

И спрашивать.

Сегодня все меняются книгами. И стар, и млад. Говорят, движение даже перекрыли, или наоборот, дополнительные маршруты пустили. И выходной для всех сделали, или, наоборот, на работе всех задержали. Даже в школах занятия отменили, или, наоборот, согнали всех в школу, даром, что каникулы… короче, тот ещё переполох в городе.

А как же.

Традиция же.

Спрашиваю у человека, сидящего напротив меня:

– О чем ваша книга?

Он начинает рассказывать:

Понимаете… есть некая цивилизация…

…стоп-стоп, это уже не второй, а третий рассказчик получается.

Итак:

Третий рассказчик.

(И да, это ещё не история, это только предыстория)

Есть некая цивилизация… некий мир, в котором никто не убивает друг друга, нет понятия убийства в принципе. И не только среди разумных созданий. В этом мире вообще никто никого не убивает. Никто и никого.

Скажете, так не бывает?

Ну да.

Не бывает.

Это же книга.

Понимаете, в глубокой древности в первозданном море появились два вида… животных? Нет, животных тогда ещё не было. Два вида… биологических… один из них питался солнцем, глиной какой-нибудь, землей там… а второй был хищник.

Но стойте-стойте, у нас же с вами мир безо всяких хищников, так ведь? Так. И чтобы он и правда получился, надо этого хищника убийцу что?

Правильно, убить.

И вот в этом мире наступает знаменательный день… в этот день самый ответственный человек (ну, не человек, не знаю, кто) должен отправиться в прошлое и убить хищника. Нашли самого ответственного, долго выбирали, он до последнего не знал, что его ждёт, думал, миры какие-то новые исследовать будет или ещё что…

А тут нате вам.

Приказывают – убить.

Он отправляется в прошлое, как велели. Это они умеют. Это им раз плюнуть.

Он останавливается на берегу первозданного моря, видит хищника, и…

Четвертый рассказчик.

И это еще тоже не история. А только предыстория.

Входит новенький. В который раз смотрю на него, в который раз думаю, что толку от него не будет никакого от слова совсем.

Откашливаюсь:

– Ну что… молодой человек… тут такое дело получилось в день традиции… один человек свою книгу двум людям прочитал. Не одному, а двум.

– И вы меня из-за этой фигни вызвали?

Чувствую, что ответит именно так. И вылетит с работы. Как пить дать.

Наклоняет голову:

– Что за человек?

– Вот тут самое интересное начинается. Найти его не могут… человека этого. Как будто его вообще никогда не было, понимаете?

– Интересно. А… что за книга?

– В этой книге есть некая цивилизация…

– …и вот он двум разным людям разные концовки дал. Одному человеку сказал, что тот посланник так и не смог убить хищника. И в результате цивилизация погибла. А другому сказал, что посланник через себя переступил, через принципы через свои. И хищника убил. Только он… как это сказать… переступил черту, которую до него никто не переступал. Потом вернулся домой, через год начальника своего угробил, на его место встал. Потом жену свою грохнул, чтобы дом себе прибрать. Только жена дом завещала сыну. Пришлось и сына укокошить…

– Ну-ну…

– А потом его самого убили, на улице его кто-то ножом по горлу полоснул… Прибор у него там был сильно крутой, кому-то прибор сильно понравился.

– Понятно.

– Так вот, задача вам. Людей этих найти… двух. И разобраться, зачем он им так… сказал.

Пятый рассказчик.

А вот это уже…

…нет, и это еще не история. Только предыстория.

Вхожу. Шеф смотрит на меня как всегда насмешливо, считает, если я всего двадцать лет на свете живу, значит, не знаю ничего, и не умею ничего. Ну-ну…

– Разобрался я с делом этим.

– Да ну?

– Ну да. Тут вот оно что… Он людям этим две идеи в голову вложил… одна из этих идей общество наше разрушит… А другая наоборот… спасёт он гибели. Неминуемой.

– И… кто есть кто?

– А вы сами как думаете?

– М-м-м… не знаю, даже.

– И я не знаю.

– А они?

– Они… – мой голос вздрагивает, – не выходят на связь.

Шеф хмурится.

– Упустили, значит.

– Да кто ж знал, что они так…

– Да можно ж было догадаться-то… Ищи их теперь, свищи…

Понимаю, что он по-прежнему считает меня безнадежным идиотом.

Шестой рассказчик.