Лингвисты, пришедшие с холода

В лингвистике были спады и подъемы, но такого времени не было больше никогда. Такого, когда можно было скрестить математику и языкознание, и назвать это лингвистикой. Когда, еще не видя компьютеров, можно было объявить эру машинного перевода. Когда одни занимались математической лингвистикой, другие машинным переводом, третьи семиотикой, но в каком-то смысле  все были вместе, хотя каждый был индивидуальностью.

Может показаться, что книга Марии Бурас не для широкой аудитории, все-таки лингвистика, ученые, история науки. Где все это и где мы, простые читатели. А теперь подумайте, есть в современном  мире человек, который ни разу не обращался к Google-translate (Яндекс-переводчику, как вариант)?  Ну да, исключим столетних старцев, младенцев, представителей племен бассейна Амазонки, хотя есть мнение, что доступ к интернету сейчас имеется у большего количества людей, чем возможность пользоваться канализацией. В том смысле, что да будь я и негром преклонных годов, неужто не захотела бы узнать, о чем песня на автореверсе в наушниках?

Идея машинного перевода и ее воплощение, поначалу топорное, бывшее предметом нездорового веселья, с годами все более изощренное - честно, порой загоняешь текст в Яндекс-переводчик, и на выходе он получше, чем иной книжный фрагмент.  Так вот, это предмет исследования структурной лингвистики в ее прикладной ипостаси. Разумеется, не  автоматическим переводом единым, он лишь одно  из направлений, наиболее наглядное, помимо него, структурная лингвистика решает множество теоретических задач, результаты которых не столь очевидны профанному восприятию.

"Лингвисты, пришедшие с холода" книга обо всем этом. А еще о становлении, о первых шагах совершенно новой науки. О людях, стоявших у ее истоков. О невероятной общности ученых, приводящей на ум не то гессевскую Касталию, не то Мир Полудня Стругацких. О совершенной внутренней свободе, словно бы явившейся в мир, чтобы опровергнуть тезис о непоротом поколении и заодно уж постулат марксисткой философии о приоритете материи. Они родились и росли  в том сталинском СССР, с лагерями и шарашками. Их родственники, а кое у кого и родители были репрессированы. Они должны были с хлебом и водой  впитать осторожный конформизм, а дышали, вопреки всему, воздухом свободы.

Да, длился этот период недолго и закончился печально:  увольнение и разжалование для большинства, эмиграция для многих, принудительное лечение в психиатрической лечебнице и арест для тех, кому особенно не повезло. Но это было в отечественной истории науки, потрясающе талантливые люди, с нуля создававшие новую дисциплину, которые общались не только в учебное время, ходили вместе в походы, и там продолжая обсуждать животрепещущие научные вопросы. Они писали протестные письма, выходили с пикетами на Красную площадь (представьте только!), создавали правозащитные организации. И это в стране, едва похоронившей тирана.

И нет,  конечно их деятельность не ограничивалась протестной, в противном случае не отнеслись бы так лояльно, у государственной машины много способов давления и подавления. Они двигали новую науку, результаты которой могли принести огромную пользу народному хозяйству. Жолковский, Зализняк. Падучева, Успенский, Мельчук - это только вершина айсберга,  у книги колоссального объема справочный раздел.

Вообще, оформление заслуживает того, чтобы на нем остановиться отдельно. Мария Бурас не только писатель, но и ученый, "Лингвисты, пришедшие с холода" вполне себе академическое издание, с развернутыми комментариями в разделе "Примечания" с помянутым "Указателем имен", и тут нельзя  не сказать о превосходной работе редактора Дарьи Сапрыкиной.

Книга выстроена как практически не беллетризованная серия бесед с теми, кто успел застать период расцвета отечественной структурной  лингвистики до ее разгрома.С сохранением лексики интервьюируемых. И это еще одна интересная особенность - возможность "услышать" живые голоса участников событий. Закончу словами Евгения  Водолазкина: "Мария Бурас написала книгу о великих лингвистах для лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы."

Широкая публика познакомилась с Марией Бурас после публикации Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников. А эта книга воспоминаний о том, как создавалась Московская школа прикладной лингвистики, – логичное продолжение первой:

Воет ветер дальних странствий,
Раздается жуткий свист –
Это вышел в Подпространство
Структуральнейший лингвист.

Он же семиотик и специалист по машинному переводу. Удивительная эпоха, когда

можно было скрестить математику и языкознание и назвать это лингвистикой. Когда, еще не видя компьютеров, можно было объявить эру машинного перевода <…> Когда по земле ходили великие герои и легко и беззаботно создавали новые теории, новые науки, новые миры.

Книга поделена на две части: «Герои» и «Места их обитания».

Рассказы о «Героях» скупы и поверхностны – и человеку, не знакомому с историей лингвистических учений, не понять, что такого выдающегося сделали Зализняк или Мельчук (а они сделали!). А Звегинцев и Кибрик почему-то вообще не заслужили отдельных статей…

«Места их обитания» – московские адреса Героев: Лаборатория машинного перевода, легендарный ОСиПЛ, сектор структурной и прикладной лингвистики Института языкознания. Здесь собственно о науке уже больше, но ненамного – а то, что есть, подается в формате для своих: в статье впервые был предложен аппарат семантического представления – семантической записи, позволяющей отображать в ней синтаксические деревья… Это было реально круто. Вот только читателю-нелингвисту остается поверить на слово ))

Построена книга по той же схеме, что и воспоминания о Зализняке. Это не авторский текст, это лоскутное одеяло из кусочков воспоминаний, интервью, статей, которые автор нанизала на хронологическую нить. Можно сказать, что это реферат-обзор – идея прекрасная, и историки науки будут страшно благодарны за него (заметка на полях: и все же было бы здорово, если ссылки на использованные материалы были бы вынесены в отдельный «список литературы», а не добавлялись в общий раздел «Примечания» по мере их использования). Те, кто хотя бы по касательной причастны к лингвистике, тоже будут рады: получилось что-то вроде семейного альбома пусть далеких, но все равно дорогих родственников. А вот как, и главное – зачем, читать это человеку со стороны, я не знаю. Узнать, что это были за люди, из фрагментарных воспоминаний вряд ли получится, выяснить, чем они занимались, – тем более.

С другой стороны – если отказаться от попыток понять, что же это за зверь такой, математическая лингвистика, – книгу можно рассматривать как хрестоматию по истории повседневности СССР: 1950-1970 годы, от эйфории оттепели до стагнации застоя.

Книга, сдается мне, больше для своих. Кто проходил, учился, знал, пересекался и так далее. Я же лингвистикой интересуюсь слишком сбоку и слишком недавно, чтобы знать перечисленных (ну, за исключением Зализняка, разумеется, и пары-тройки фамилий авторов, чьи книги я читала). Поэтому не уверена, что имеет смысл читать ее кому-то совсем со стороны. Разве что если интересуетесь историей той самой структуральной лингвистики и истоков машинного перевода.
Само построение любопытное, но тоже требует привычки - идея лоскутного одеяла из воспоминаний сама по себе неплоха, но учитывая, что часть воспоминаний (судя по виду) - это транскрипт прямой речи, читать это порой сложновато. Помнится, когда-то давно я подрабатывала расшифровкой аудио, и вот там еще был мне знаком этот зуд - ну не ложится часто то, что мы говорим в диалоге, на письмо, руки чешутся исправить, поправить, убрать повторы, закончить предложения. А нельзя. Вот и тут я этот зуд опять словила.
Последняя часть самая больная. Про вот эти самые идейные увольнения и прочие милые традиции, которые, к несчастью, лихим катком возвращаются снова. В свое время ушла из науки, но пока в ней варилась - ох, сколько там знаков того, что последствия после лысенковской вакханалии стоили нам нескольких десятков лет отставания от цивилизованного мира, которые мы так и не смогли нагнать. Сейчас уже и рада, что ушла - не хотела бы я видеть эти повторения снова.
В общем, рекомендовать кому-либо не возьмусь - лингвисты ее и так, наверняка, прочитали уже, а остальным скорее всего будет мимо, она совсем не дружелюбна к стороннему читателю. Но если кому-то из тех, кого это касается, по какой-то причине случилось пройти мимо - им, возможно, стоит задержаться.