***

Самое дорогое, что было в существовании князя, это была его дочь. Он смотрел, как Кити, щурясь на солнце, собирала первые одуванчики. И эти первые цветы приносили ей счастье. Князь всегда смотрел на дочь и удивлялся, как этот человек может радоваться простым вещам. Только через свою Кити он мог принимать этот мир, и даже эти первые весенние цветы могли его радовать.

Кити подошла к отцу и взяла его под руку. Она запрокинула голову, подставляя лицо солнечному свету.

Князь вновь залюбовался ей.

– Прости меня. Я должен был тебя предупредить, но это была не моя тайна.

Кити наигранно вздрогнула от неприятной мысли.

– Щербатский – Соловей. Уму непостижимо.

– Помнишь, мою… приятельницу Лили Керн?

Кити взглянула прямо в глаза отца и многозначительно приподняла бровь.

– Я её помню.

– Она потеряла голос перед выходом. И чтобы поддержать её и засвидетельствовать своё почтение, мы с Щербатским пришли к ней в артистическую уборную.

Кити приподняла и вторую бровь, чуть охнув.

– Не нужно на меня так смотреть, Кити. Именно поэтому я довольно долго скрывал от тебя.. и раз уж мы наконец дошли и до этой темы, то позволь мне быть с тобой откровенным.

– Конечно, отец, – ободряюще кивнула она.

– Естественно, как ты понимаешь, трезвы мы не были. Лили и я уговорили Щербатского в качестве забавы-эксперимента выйти вместо Лили. Это был просто порыв веселья, дурацкая забава. Я долго размышлял, и вот что я понял… Никакие материальные блага не заменят тебе момента удовольствия жизни.

Князь, как и Кити, поднял лицо к солнцу.

– Человек уходит из этого мира и ничего не берет с собой! Вообще «момент» – это и место, и время, и в этом вся суть жизни. Момент в поцелуе, момент рождения, момент принятия решения… из моментов складывается судьба, и нужно уметь ловить приятные моменты жизни.

Князь посмотрел на дочь и широко улыбнулся.

– Наш знакомый это умеет… – подмигнув ей, произнёс князь.

– Я понимаю, о чем ты… – задумчиво произнесла Кити. – И с тех пор Соловей иногда появляется перед выступлениями Лили. Я прежде не обращала на этот факт внимания. Ну надо же… как интересно.

Князь, остановившись, бережно за плечи развернул Кити к себе лицом и, заглянув ей в глаза, произнёс почти шёпотом:

– Я для тебя сделаю невозможное, mon petit. Я буду стараться…

Кити раскрыла руки и заключила отца в крепкие объятия.

– Я знаю.

Кити в своей жизни любила только двух человек и искренне была к ним привязана. Конечно же, отца и свою няньку – Неёлу Ануфриевну. Нынешняя кухарка вырастила Кити, заменив ей мать.

Если бы Кити сейчас видела свою дорогую няню, её сердце разорвалось бы от горя.

Неёла Ануфриевна, сидя на скамье, раскачивалась из стороны в сторону, зажав рот обеими руками. Сквозь них прорывались рыдания и всхлипы.

Управляющий Гордей, не смея присесть рядом, так и застыл в нерешительной позе.

– Матушка… Бог мой, Неёла Ануфриевна…

– Мой бедный сын, мой Клим, мальчик мой. Откуда же такое горе на мою жизнь?!

В кухню неспешно вошёл старший конюх и замер в дверном проёме. Он вопросительно посмотрел на Гордея. Тот, наконец решившись, присел рядом с Неёлой и, утешая её, похлопал по плечу.

– Неёла Ануфриевна, ну успокойся, ну горе. Ничего, ничего… Вот что, пошли-ка скорее мы с тобой напишем ответ сыну твоему, – неожиданно для себя нашёл верное средство Гордей. – Ты, Настасья, почтового чаем угости, я его сейчас пришлю. Он откушает. А мы, Неёла, сыну твоему отпишем, чтобы к тебе ехал, сюда. Чего ему теперь там, в одиночку с горем бороться?

Глаза кухарки засияли надеждой, она схватилась за это предложение, как утопающий за спасательный круг.

– Ой, дай бог тебе здоровья!

Неёла тяжело поднялась, не без помощи Гордея.

– Мой мальчик… – уже решительно продолжила она. – Действительно, не дай бог чего свершит ещё в припадочном состоянии. Моя голубушка, не родила, моя Марьюшка. Не смогла, царство ей небесное. Да пребудут с нею ангелы…

Неёла Ануфриевна и все присутствующие осенили себя крестом. Только старший конюх не вскинул руки. Он в задумчивости смотрел на управляющего.

Конюх вообще не особо любил людей, но были также особо нелюбимые. К таким и относился управляющий Гордей. Более всего конюха настораживало то, что Гордей его побаивался. Конюх чуял его страх за версту, но не понимал природу этой боязни. Вот и теперь от пристального взгляда конюха Гордей засуетился и покраснел.

***

– А я с князем нашим попробую переговорить и за тебя словечко замолвлю, – промокнув испарину белоснежным платком, громко заявил Гордей. – Попробуем сына твоего пристроить…

– С князем я сам потолкую, – перебил конюх. – Помощник мне нужен…

Конюх чуть улыбнулся Ануфриевне.

– Ступай. Пиши.

– Век не забуду, – в слезах прошептала та.

Гордей вновь похлопывающими движениями по плечу стал утешать кухарку, успокаивающе приговаривая, как маленькой, уводя её с кухни.

– Ну ему-то его светлость точно не откажет. Он-то у нас как за пазухой…

Управляющего в кухне уже не было, но слова его долетели до адресата. Конюх скорее оскалился, чем улыбнулся, и, глянув на Настасью, засмотрелся на её живот.

– Казак?

Настасья чуть виновато потупила взор и вздохнула:

– Да говорят, девка.

– Девка – это хорошо, – улыбнулся ей конюх.

***

Управляющий Гордей не в первый раз повторил вознице его задачу, тот, кивая через слово, дожевывал пирог с капустой. Вытерев пальцы о камзол, мужичок взял у Гордея письмо и сунул его за пазуху.

– Да, постарайся поскорей управиться.

Гордей повернулся на каблуках и, сделав пару стремительных шагов, чуть не сбил графиню с ног.

Мари спешила отослать и своё письмо, но в этот раз не позабыла о своём «маскараде».

– Ваша светлость, извините! Желаете письмо отослать?

– Да, будьте любезны…

Мари протянула письмо в руки возницы, игнорируя порыв управляющего помочь.

– Доброго пути. Ждём ответа, – любезно пожелала Мари вознице.

Опешивший « доставщик писем» улыбнулся графине беззубой улыбкой и поклонился.

Мари, проводив его взглядом, мимо Гордея прошествовала в особняк.

***

Оказавшись в холле, Мари, не отдавая себе в том отчёт, подошла к дверям в бальный зал и дернула за ручку. От досады Мари закусила нижнюю губу. Двери вновь не поддались.

Слишком поздно Мари поняла, что за её спиной стоит дотошный управляющий.

– Ежели её светлость изволит, то её письма могут отправляться с лакеями князя, в индивидуальном порядке и пожелании.

Мари повернулась к собеседнику с милой улыбкой на устах.

– Не стоит беспокойства, благодарю.

Мари отошла от запертых дверей и стала подниматься к себе в комнату. Она спиной чувствовала на себе недобрый взгляд управляющего.

***

Быстрыми уверенными шагами старший конюх пересёк парк и заметил ярко-голубое платье Кити. Конюх решительно направился к ней.

В чём-то Гордей был прав относительно отношения князя к старшему конюху. Он не титулованная особа, не прибеднялся и не лебезил перед князем. Он держался уверенно и точно зная, что отказа не будет в чём бы то ни было.

Конюх приблизился к Кити и князю и сразу перешёл к делу.

– Барышня, у меня в конюшне, за стойлом Зевса, моя рыжая окотилась…

– Котята! – радостно вскрикнула Кити. – Ты их оставил?!

– Оставил.

– Всех? – изумилась Кити.

Конюх улыбнулся в ответ. Кити, поцеловав отца в щеку, помчалась к конюшне.

– Ловко… – промолвил князь, глядя вслед дочери.

– Ваша светлость, просьба есть…

Влад посмотрел долгим взглядом на конюха.

– Наша светлость слушает, – с ироничной серьёзностью произнёс князь.

Конюх чуть улыбнулся на это.

– Влад, у нашей кухарки беда приключилась, – начал рассказывать конюх.

И они не спеша пошли по аллее в сторону дома, как пятнадцать лет назад. Только теперь они были не мальчишками.

***

Кити, оттирая руки и отряхивая своё светло-голубое платье, вошла со двора в кухню. Она озорно улыбнулась, увидев свою любимую няньку.

– Добрый день, нянечка. Можно мне молока для… Что с тобой?

Кити подбежала к скамейке, на которой сидела Неёла Ануфриевна, и опустилась перед ней на колени.

– Няня, что случилось? Родная моя, на тебе лица нет…

Кухарка залилась слезами, вызванными жалостью близкого человека. Она сгребла Кити в объятия и, уткнувшись в её плечо, разрыдалась ещё пуще прежнего.

– Настя, говори! – приказала служанке Кити.

Настасья хлопала своими большими глазами и, открыв рот, не смогла издать ни звука.

Неёла, поуспокоившись, высморкалась в фартук и отёрла свои мокрые щёки.

– Деточка, письмо я получила. Ох, худое письмо! Сын мой, Клим мой, ждал ребёночка. Невестка разродиться должна была вот-вот… ну и вот, не смогла.

Бездонные глаза Настасьи от этих слов стали ещё больше.

– Ну что ты, как корова пуганая, уставилась на меня, – вывела из оцепенения её Неёла.

Кити поднялась с пола и присела рядом со своей няней, обхватив её большие мозолистые руки своими ладошками.

– Ты мне скажи, если я хоть что-то могу для тебя сделать, нянюшка моя…

Кити, всхлипнув, уже не в силах сдержать слёз, судорожно вздрагивает от сотрясающих её рыданий.

– Да, что ж ты сделаешь, голубка моя?

Настасья, уткнувшись в угол, тихо глотает слёзы.

– Сейчас всех утопите, – послышался с порога голос конюха.

– Добро дал князь. Со мной на конюшне твой будет.

Конюх сказал это кухарке, даже не взглянув на неё. Неёла приподнялась и направилась к нему.

– Дай бог здоровьичка… – не успела она договорить, конюх отломил кусок хлеба и вышел во двор.

Он любил Неёла, хорошая она была баба, добрая. И Кити любил всем своим сердцем. Но не осталось в нём мягкости и душевной теплоты. Вышло всё. В день её гибели всё ушло…

***

Мари прохаживалась по своей комнате с томиком Шекспира в руках. Её босые ноги утопали в ворсе ковра, солнце отливало золото её волос. Мари взяла одну шелковую прядь и накрутила на палец, продолжая своё движение по комнате и произнося чуть слышно прекрасные рифмы:

 
Как грешник, изгнанный из рая,
На свой грядущий темный путь
Глядел, от страха замирая,
И жаждал прошлое вернуть.
 
 
…Потом, бродя по многим странам,
Таить учился боль и страх,
Стремясь о прошлом, о желанном
Забыть в заботах и делах, —
 
 
Так я, отверженный судьбою,
Бегу от прелести твоей,
Чтоб не грустить перед тобою,
Не звать невозвратимых дней,
 
 
Чтобы, из края в край блуждая,
В груди своей убить змею.
Могу ль томиться возле рая
И не стремиться быть в раю.
 

Мари подошла к окну и посмотрела на вид простиравшегося парка, её взгляд задержался на силуэте мужчины, что повернулся лицом в её сторону и запрокинув голову, вдохнул полной грудью свежий воздух.

Наблюдая за ним из своей комнаты, она выдохнула вместе с князем.

Громкий стук в дверь заставил женщину буквально отскочить от окна. Он прозвучал в определённом ритме, и поэтому Мари тут же ответила:

– Да, Кити. Входи.

Для Мари было довольно неожиданно увидеть девушку с опухшими глазами и покрасневшим носом, да ещё в великолепном светло-голубом платье – напрочь испорченным грязными пятнами и разводами.

– Что случилось, Кити? – подалась навстречу Мари.

– У моей няни беда. У её сына жена умерла, родами.

Кити рухнула на кровать и залилась горючими слезами.

– Как ужасно, – словно самой себе промолвила Мари.

Она присела на кровать рядом с Кити и погладила девушку по дрожащей спине. Кити приподнялась и упала в объятия Мари, крепко обняв её за талию.

– Мари… Отец дал ему место конюха у нас в поместье, чтобы тот был рядом со своей матерью…

Не договорив, Кити взглянула на Мари и увидела в глазах графини слёзы.

– Прости меня, Кити… говори же дальше, продолжай.

– Мари?

Мари чуть отстранилась от Кити.

– Как мне сейчас совестно, Кити. У меня никакой беды не произошло. Все живы и здоровы…

– Тогда что же?

– Я скучаю, Кити. Я безумно скучаю.

– У тебя есть возлюбленный?!

– У меня есть любимый, Кити. И я не представляю, как прожить следующий день вдали от него…

– Как это прекрасно: любить и быть любимым.

Мари решила сменить тему и, улыбнувшись, хитро взглянула на Кити.

– Кити, скажи на милость, мне показалось или же и вправду ваш управляющий Гордей, как сторожевой пёс, охраняет вход в бальный зал?

Кити встала с кровати и прошлась по комнате, вздохнув, она вновь плюхнулась на то же место.

– Мари, это действительно так. Мой отец запрещает туда входить кому бы то ни было, – с досадой выпалила Кити.

– Почему?

– Этот зал очень любила мама. Она проводила в нём много времени. Там стоит её рояль…

– Но как же, Кити? Ведь то, что принадлежало твоей маме, то, что она любила, это принадлежит и тебе. Это и твои воспоминания. Почему твой отец столь эгоистичен?

– Нет, Мари. Позволь с тобой не согласиться. Я плохо помню маму, а отцу эти воспоминания причиняют боль. Это наше общее решение. Думаю, ему так спокойнее и проще. И я согласна на это лишение, если отцу так это необходимо.

– Кити, я сама мама. И мне было бы страшно, если бы моему сыну не оставили бы «частицу» меня, воспоминания обо мне.

В глазах Мари вновь блеснули слезы.

– Это так важно и так ценно! Моему счастью восемь лет, Кити. Он только научился бегло читать и настаивает, чтобы я обращалась в своем письме к нему напрямую. Смешной мой. Каждый раз, когда я его укладывала, он мне говорил: «Положи свою головку рядом с моей и поцелуй меня покрепче. Я не засну, а ты поспи, поспи, моя Либяничка».

– Чудесный мальчишка. Ты нас познакомишь?

– Обязательно. А ты позволишь мне попытаться исправить ситуацию с бальным залом?