Эйлерт – был весьма удачным выбором. Городской священник, ранее совершивший паломничество по доброй половине святых мест Атиозеса, успел за время своих путешествий выучить множество языков и наречий. Изучал многие верования, видел разные обряды, в итоге проникся идеей единого Божества в разных обличиях, поэтому ко всем проявлениям язычества и колдовства относился если не лояльно, то хотя бы терпимо. Да и редкий монах, следующий строгим канонам новой Церкви согласился бы добровольно отправиться в обитель проклятых. С обителью эльфов было проще – эта половина вторженцев из Вириди Хорта внушала коренным жителям Атиозеса гораздо больше симпатии.

Священник вызывал доверие. Невысокий пожилой дядька с добротной русой бородой, за которой угадывались пухлые румяные щеки. Голос был хрипловат из-за курительной трубки – пристрастие привезенное из дальних странствий, но он тем не менее заверял, что такая маленькая шалость простительна. Уж тем более она простительна, поскольку считал, что никакого вреда окружающим не наносит – только не выдыхай дым людям прям в лицо.

Кожа монаха была обветрена, загар уже не вывести, вероятно, ничем. Руки в мозолях и чернилах. Собственно, ручного труда Эйлерт никогда не чурался – возможно поэтому быстро пришелся по душе селянам. Ко всему прочему, новая религия, которую проповедовали на Атиозесе, оказалась крайне похожа на ту, что осталась с той стороны портала, вместе с языческими Богами, поклоняться которым завещали предки. Одним словом, сошлись. А вскоре и общий язык обрели, как буквально, так и иносказательно.

Мало-помалу, чередуя церковные службы с посиделками на лавках и работой в поле, Эйлерт подтянул по уровню понимания речь деревенских жителей. Можно даже сказать, что подружился со старостой. На службу всем двери были открыты. Во всяком случае, люди и Волки туда частенько захаживали. Даже пару раз заходил сатир, но не найдя для себе развлечения, уходил обратно в лес. Джастин, порой, тоже стоял в дверях костёла, мешкаясь перед тем, как зайти внутрь.

Никаких проблем с переходом за порог у него, в общем-то не было, вопреки человеческим поверьям. Но он не хотел своим видом смущать живых людей. В конце концов, вера дает людям надежду, а он – не вполне живое напоминание о том, что где-то что-то может сильно пойти не так. С оборотнями было проще – они хоть и были Проклятыми во всеобщем понимании, но вид сохраняли вполне человеческий. Он заходил в костёл позже. Когда все уже расходились, а Эйлерт начинал прибираться.

Они никогда не вели разговоров о религии, хоть старый монах по долгу службы и пытался склонить вампира к этому – у эльфов вера была своя, и в человеческой Джастин не нуждался. Он расспрашивал странствующего монаха о своей семье, оставленных по ту сторону реки Мидлтерри, о путешествиях дружелюбного, вечно во что-то влипающего монаха.

В какой-то из поздних зимних вечеров Джастин, еще не успев зайти, услышал, что старый монах в это позднее время был не один. Заглянул сначала в окошко – с удивлением заметил, что вместо Эйлерта в общем зале прибирается деревенская девка, как раз та, которую Олаф с приказа Сета плетьми слегка угостил. Монах тем временем копался на столе в свитках, и периодически задавал девке вопросы, та, иногда задумавшись, отвечала.

– Итак, что за буква, на рогатку, забаву детскую похожая? – глухим басом, не отрываясь от книги, строго спросим Эйлерт.

– Это У! Урок, утка, улитка, уборка, ухо, – не прекращая своего занятия, бойко отозвалась девушка.

– А как же записать, если волк вдруг завоет протяжно? – Эйлер вопросительно с улыбкой посмотрел на девчушку, оторвавшись от своих бумаг.

Девка, пол веником подметающая разогнулась, задумалась:

– Может ее совсем большой нарисовать? Хотя нет, подождите, тогда дальше писать неудобно совсем будет. Может рядышком ее несколько раз поставить? И сколько долго он выть будет? Рисовать, пока у него весь воздух не вышел? Ежели быстро писать получается, то это так много места займет. Как же тогда бумагу чистую сберечь? – было видно, что девушка не на шутку озадачилась.

Эйлерт хохотнул с ее ответа. Джастин тоже улыбнулся.

– Почти угадала, – Эйлерт улыбнулся, откладывая книгу. – Надо рядом несколько раз ее написать. Но не вместе, а черточками короткими разделить. И всего трех букв достаточно тогда – не надо всю строку на это тратить, поняла?

– Поняла! – Еся было продолжила уборку, но потом встрепенулась, снова голову подняла, помотала ей из стороны в сторону – Нет, кажется не поняла. А как же читать тогда, если через черточку? Волк же протяжно воет, а не запинается, будто подавился. Да и коротко это очень – он долго воет.

– А так и читать, как воет – протяжно. Но очень долго самой выть не обязательно – ты ж читаешь все-таки, а не передразнить его пытаешься. Теперь поняла?

– Поняла, наверное, – в легкой задумчивости ответила девушка. – Во всяком случае, вроде запомнила. Читать протяжно, но не выть самой долго, а писать тогда через черточку.

– Хорошо, иди сюда, следующую букву тебе покажу, – по лицу старика было заметно, что обучение доставляет ему немалое удовольствие. Он разве что не заурчал как сытый толстый кот, наевшийся свежей сметаны.

Монах поднял затемненную небольшую дощечку, стер тряпкой большую и малую букву «У», начал рисовать следующую. – Вот, смотри. Кружок, палка, снова кружок. На что похоже?

Девка густо покраснела, шарахнулась в сторону и крепко схватив метлу, принялась яростно подметать пол.

– Тьфу! Пропасть, ты о чем вообще подумала, Истрет прости… – Эйлерт покраснел, будто прочитав мысли девки. – На филина это похоже! На филина!!! и буква эта «Ф» называется. И сам филин с этой буквы пишется. Ох, беда мне с тобой – ну что ты так застыдилась-то в самом деле? – Эйлерт в замешательстве уставился на девчушку, заметив что у нее увлажнились глаза.

Джастин невольно рассмеялся над этой неловкой для обоих людей сцены, и всё же решил прервать их разговор. Толкнул обледеневшую дверь, быстро зашел внутрь, стараясь не выстудить помещение. Бодрым шагом направился между стройными рядами лавок к рабочему столу с замершими в удивлении людьми.

– Эйлерт, это каким это образом ты додумался девку грамоте учить? В карты, что ль проспорил? – Джастина всё ещё очень веселила ситуация, которой он оказался свидетелем. – А ты вообще как здесь очутилась в такой час? Как тебя братец отпустил ночью к мужику, пусть и к монаху старому?

Сказал, и пожалел об этом сразу – обидеть вопросом он девицу не собирался, ругать тоже, но нравы местных жителей явно не учел. Девка из просто красной, стала пунцовой. На глазах слёзы навернулись, стоит, в пол смотрит, веник сжала так, что старая солома захрустела под пальцами, пульс участился, дыхание сбиваться стало. Заметил, сразу попытался исправить положение:

– Ты это брось, я тебя не стыжу – мне вообще все равно чем вы, люди в свободное время занимаетесь, интересно просто стало, как так вышло.

Девка, обидевшись, с силой отбросила веник в сторону и резко выбежала в дверь, ведущую в подсобные помещения. Джастин в недоумении уставился на монаха.

– Ранимая она больно. И пугливая. Не серчай, – с расстроенным видом сказал старый монах.

– И в мыслях не было, – Джастин до сих пор чувствовал замешательство и зачем-то попытался оправдаться, – Просто, как мне казалось, у этих людей нравы довольно строгие – никак не ожидал её здесь застать при таких обстоятельствах. Вроде знает, о чем речь, – кивнул на дощечку с буквой, – вон, даже ассоциация в голову пришла весьма правильная, но на распутную девку не похожа – да и ты бы ничего такого себе не позволил. Но ночь же уже – в такое время девки все по избам сидят, что такого приключилось?

Старик помедлил, будто обдумывая, что говорить, а что утаить лучше, продолжил после небольшой паузы:

– Девка хорошая, но невезучая, – осторожно начал повествование монах. – Ответить тебе я только за себя могу. После одной из вечерних служб все ушли, а она в дверях замялась. Чувствую – поговорить хочет. Подошел, спросил, чем ей помочь могу – на ночлег попросилась. Обещала отработать – убраться, сготовить, одежду подшить… Разрешил остаться после уборки в общем зале. Ушла уже поутру. На следующий день – та же ситуация. Потом уже расспросил её, что стряслось, но не моя это история – не мне и рассказывать.

Эйлерт замолчал в надежде, что Джастин довольствуется и этим пояснением, но вампир продолжал с любопытством буравить его взглядом. Вздохнув, монах продолжил:

– Потом как-то спросила меня, могу ли её грамоте научить, – глаза Джастина многоречиво полезли на лоб. – Я было посмеялся – девки грамотой редко интересуются. Она, как и давеча перед тобой, обиделась, прослезилась. Сказала, что по книжкам выучиться хочет. О мире узнать, о травах целебных, о чудесах и науки достижениях, – старик мимолетно улыбнулся, вспоминая этот разговор. Его подобные заявления удивили не меньше Джастина, но к тем, кто к знаниям тянется, он всегда чувствовал сильную симпатию. Не обращая уже внимание на реакцию вампира, продолжил:

– Сначала подумал, что поиграется и бросит эту затею – но она упрямой оказалась и довольно сообразительной. Память хорошая, голова соображает, даже с логикой дружит, – Эйлерт сам не зная почему, начал пытаться убедить Джастина в том, что все сложилось так как должно и быть.

Проклятый в свою очередь внимательно слушал, но эмоций никаких не выражал. То ли не чувствовал ничего, то ли на мертвом лице ничего не отражалось.

– Да и мне веселее, чем одному. Так она у меня здесь периодически и живет – комнатушку ей выделил. Хозяйство ведет, прибирается, а я ее грамоте учу и старыми байками развлекаю. И ей полезно. И мне не скучно, – подытожил монах, начиная немного сердиться на Джастина, застывшего как статуя. – Ну что, доволен пояснением, или привести? – спросил Эйлерт стараясь голосом дать понять, что и так уже рассказал все что только можно.

– Приведи, если не уснула, – Джастин заметил беспокойство монаха, но ему хотелось все-таки услышать ее версию событий. Понятно было, что Эйлерт ее пытается защитить как может, но он же не желал ей зла. Было просто любопытно. О том, что девочке рассказ может даться тяжело, вампир даже не предполагал. Как и брат, начал с возрастом утрачивать способность понимать чужие эмоции.

Эйлерт помедлил немного: вдруг Джастин передумает? Но тот выжидающе глядел на монаха не моргая. Старик со вздохом встал и отправился вслед за Есенией. Кто знает, что нелюдю в голову взбрело… Этот, вроде бы и не злобный, но все же кровопийца, как и Князь. Спорить боязно, тем более, что сам вопрос задал. Наврать – еще хуже.

Нашел ее, где и ожидал – в комнатушке, тихо всхлипывающей в подушку. Присел на край, стал ласково гладить по спине.

– Ну полно тебе горевать, девица. Давай-ка умойся, в руки себя возьми и иди обратно. Господин говорить с тобой хочет, – Эйлерт старался вложить в голос как можно больше теплоты и подбадривания, но с опозданием сообразил, что слова снова выглядят как нравоучение.

Есению прошиб холодный пот, даже рыдать перестала. А что если он про Ярека выведать хочет? Что Волки, что бледные ложь за версту чуют. Наказывают сурово. По осени одному кляузнику язык прижигали при всех. Или, что еще хуже, домой к дядьке отправит, а Ярека сейчас дома нет, чтобы ее защитить.

– Не пойду! Я сейчас убегу на улицу лучше, авось заскучает – уйдет, – Еся приподнялась на локтях с подушки, и посмотрела на Эйлерта как загнанный заяц.

– Цыть, девка! Негоже старшим перечить, – немного переигрывая, грозно сказал Эйлерт. Затем, уже мягче, видя что девочка вздрогнула от его слов и вот-вот опять расплачется, объяснил. – Да и куда ты пойдешь в такой мороз? Мне тебя лечить потом? И думаешь, что он живое существо снаружи не заметит? Нет уж, давай-ка, иди коли зовет. И отвечай правдиво.

Делать нечего. Умылась, кое-как волосы поправила, пошла за Эйлертом обратно в зал заплетающимися от страха ногами.

Джастин тем временем, слегка присев на свободное от бумаг место на столике, с невозмутимым видом листал книгу с гербарием, заложив пальцем одну страницу. Когда заметил вошедших, к закладке вернулся, вытащил засохший цветок нежно-голубого цвета в форме сложного колоса.

– Эйлерт, можно я у тебя его одолжу безвозвратно? То есть, этот засохший, сейчас заберу, а потом, как весна начнется, найдем тебе новый в коллекцию? – Джастин понимал, что отказать ему никто не откажет, но не спросить разрешение не мог.

Приняв кивок головы за утвердительный ответ, он вынул из ножен один из кинжалов, переместил его в сапог, и аккуратно убрал свой хрупкий трофей в прорезь. Когда закончил, с интересом обратился к Есении:

– Ну так что, почему не дома ночуешь?

– Траян в деревне стал чаще бывать, – тихо, уткнувшись взглядом в пол, произнесла девочка, – а брата сегодня дома нет.

Джастин только вздохнул, мысленно ругая себя за недогадливость. Пока была осень, новые Волки жили в замке, под присмотром Олафа. Когда приноровились, научились оборачиваться по своему желанию, кровь гасить если вспылил – отправили к семьям в отстроенную деревню. Траян Джастину не нравился – слишком скользкий был тип, да еще и подхалимистый. Плюс к этому запомнилось, что он к девке так агрессивно настроен был, еще до первого полнолуния. Ну и все вопросы по поводу буквы «Ф» отпали сами собой.

Есения исподлобья посмотрела на ночного гостя. Джастин частенько бывал в деревне, довольно быстро освоился с их языком, пока Эйлерт не приехал – по большей части он все вопросы решал. Чаще казалось, что справедливо. Но то, что он братом князю приходился, а с вожаком разговаривал, как со старым приятелем – было достаточно, чтобы вызывать опасения. Во всяком случае, ой как не хотелось рассказывать, что брат в очередной раз к внучке Олафа миловаться пошел. Кто знает этих нелюдей, что будет с другом, если вожак об этом узнает. По людским обычаям, такому смельчаку точно было бы несдобровать.

Но бледный медлил, задумчиво крутил ножны с засушенным цветком, будто пытаясь разглядеть его сквозь кожу. Эмоций по лицу было не прочитать, да и заглядывать в глаза проклятому было страшно. По поверьям, волю или же даже душу выпить могут, и проверять эти сказки очень не хотелось.

– Пойти больше некуда? Траян тебе кто?

– Дядька. Родных больше нет, а остальные навряд ли на порог пустят, да я и сама к ним не пойду, – девочка почти пробубнила ответ, ощетинившись, словно маленький ежик. Джастин почти чувствовал эти колючки – готовность в любой момент начинать обороняться. Точно также в юности часто вел себя Сет, разве что его слёз Джастин никогда, кроме как во младенчестве, не видел.

– Почему? – осторожно осведомился вампир, уже предполагая, каким будет ответ.

– Стыдно, – Есения вновь потупила взор и стала старательно разглядывать трещины в полу.

Джастин почувствовал, как раздражение и досада овладевают его разумом. Нет, на девочку он не сердился – ей действительно не повезло. А вот то, что в любом из миров истории, подобно этой, повторяются с незавидной регулярностью, вызывало злость и чувство бессилия. И при этом его ни капли не удивил ответ девицы. Воспринялся как само-собой разумеющееся. «Ну что, теперь я в достаточной степени мертвец, братец? Если подобное воспринимаю уже как обыденность?» – Джастин долгое время не понимал своего ершистого младшего брата. У Сета и в детстве язык был без костей, но когда тот попал к отцу, отношение к людям, эльфам, да и остальным народам, населяющим Вириди Хорт становилось все хуже.

– Почему же в замок не пошла? Вон, ваши девахи, которые без отцов-братьев остались, давно перебрались. Кто-то себе уже и пару нашел, и работу, – Джастин изобразил искреннее недоумение. У остальных жительниц проблем с этим не возникало, тем более он видел, что с Кэйей и Вилфредом она сдружилась.

Есения опять густо покраснела в гневе, подняла взгляд на Джастина, с яростью в глазах:

– А на кой чёрт мне туда идти? Траяна на другого нелюдя сменить? – с вызовом произнесла девочка. Джастин мысленно отметил, что могла бы – наверняка бы зарычала.

– Истрет, прости! Не упоминай беса в этих стенах! – Эйлерт, уже успевший усесться на свое рабочее место, вздрогнул от неожиданной перемены настроения Еси, стукнул кулаком по столу и перекрестился.

– А гада безрогого, значит, можно упоминать? – почти крича, не успев вовремя прикусить язык, сказала Еся. – И нелюдям сюда тоже можно легко заходить и говорить, что вздумается?

«Ох, девка, мозги – то как у курицы!» – Эйлерт с беспокойством глянул на Джастина, но тот лишь весело рассмеялся, прикрепляя ножны с цветком на пояс и начиная движение в сторону выхода.

– Не ругай ее, Эйлерт! Она все верно говорит, хоть и сгоряча, – Джастина совершенно не задели слова девки. Он и так много раз размышлял, имеет ли он право здесь находиться. – Как по мне, наш местный бес гораздо лучше её дядьки. Рогатый хоть и чудит, да безобразничает со скуки, но нарочно никого извести не пытается.

Уже перед выходом на улицу Джастин обернулся, обращаясь к Есении:

– А ты все же подумай. Тебя дядька достать и по дороге в костёл сможет, если ему надо будет. А в замке ему далеко не везде открыты дороги, да и глаз там явно больше. Траян – трус, точно не станет тебе вредить, если будет чуять вероятность, что его заметят, – Джастин искренне сочувствовал девушке, но что-либо сделать с её дядькой не мог – видимого повода не была. Хотелось помочь, но силком же её под защиту тащить? Было заметно, что девка запугана и зажата, хоть и хорохорится.

– И ложиться под кого-либо совершенно необязательно, если сама не захочешь, – добавил Джастин, чувствуя, что этот вопрос девчушку сильно беспокоит. – Спроси Кэйю – она точно тебе работу найдет, – с этими словами Джастин быстро покинул церквушку, оставив чуть было не потерявшую сознание от облегчения девочку наедине с её мыслями.