Глава 1

Очередной наемный экипаж остановился неизвестно где. В дороге я пребывал уже вторую неделю и порядком устал от бесконечной тряски, грязи, бессонницы и дурных предчувствий. Самый длинный участок пути – от столицы до Енисейской губернии – я преодолел в купе поезда, и это была самая приятная часть поездки. Но за Тобольск поезд не шел и пришлось искать другой транспорт. Сначала даже повезло, до самого Яра удалось прокатиться на рычащем и изрядно воняющем соляркой автомобиле, но за рекой дорога резко закончилась и дальше пришлось ловить то скрипучие брички, а то и вовсе – телеги с сеном.

И вот, спустя почти две недели, я наконец оказался почти на месте – в крае диком и практически безлюдном. Со всех сторон поднимался вековой лес. Огромные дубы, исполинские сосны, гигантские голубые ели окружали экипаж и пугали двух смирных лошадок и возницу.

Здесь, в тайге, оказалось неожиданно тепло. Еще в Тобольске местные болтали, что нынешнее лето выдалось удивительно жарким, а потом поднимали брови, добавляя шепотом: не к добру. Чем им не угодили ясные деньки, я не знал и поначалу был даже рад согреться. Столица с ее проливными дождями осталась далеко позади. Как и другие крупные города. Да что там, даже крошечных деревень уже не встречалось. Вокруг был только лес, лес и лес.

Я скрипнул зубами, в очередной раз выглянув из окна и увидев лишь деревья, смыкающиеся над головой сплошным зеленым шатром. Землю укрывали густые заросли мхов и лишайников. Картина не менялась уже несколько часов, и я заподозрил, что мы заблудились. Мысль возвращалась снова и снова навязчивым эхом и заставляла ругаться, проклиная и этот лес, и тот день, когда я переступил порог роскошного кабинета на Петроградской стороне. Но тут же в мыслях возник образ Кости – худого, грязного и отчаянно кашляющего от гнилого воздуха долговой ямы. Когда я видел брата в последний раз, тот уже был отмыт и накормлен, сидел на продавленном диване гостевого дома и, кажется, не слышал, о чем толкует ему единственный родственник. Он лишь тряс головой и твердил, что не понимает, как все это случилось. «Дим, я сам не знаю, как ударил этого проклятого Вяземского… я не хотел его бить. Дим, ты мне веришь?!»

Я на это лишь до хруста стискивал зубы. Какая теперь разница, хотел или нет? Костя родился, когда мне уже исполнилось семь, и я всегда воспринимал брата как неразумного ребенка. Порой мне казалось, что разница между нами – не года, а десятилетия. И все же я готов был на все, чтобы его защитить.

Говорить о том, что именно я для этого должен сделать, конечно, не стал. Да и нельзя – дал родовую клятву и поставил семейный оттиск на соответствующей бумаге.

Так что я просто поручил брата заботам старого Тимофея, поглядывающего на меня с изрядной подозрительностью. Таинственное путешествие, в которое я неожиданно собрался, старику не нравилось. Видать, чуял, что дело пахнет навозом. Но Тимофей молчал, не пытаясь меня отговорить или узнать подробности. Лишь пообещал запереть Костю в чулане до моего возвращения, чтобы брат не наделал новых глупостей. Впрочем, ближайшее время тому будет не до подвигов. Недели в долговой яме и сырые петербургские подвалы сделали свое дело – Костя то и дело заходился в нехорошем кашле.

Жаль, что я не могу даже отплатить старику за преданность, Тимофей давно работает за похлебку и крышу над головой. Я в очередной раз скрипнул зубами, думая об этом. И вновь на миг вернулся в день отъезда.

– Я приеду через месяц, – сказал брату, собирая скудный багаж. Брать было особо нечего. Из ценного только фамильные револьверы и запас патронов. – Постарайся не наделать новых глупостей. Комнаты оплачены, и я оставлю Тимофею немного денег… Прожить хватит.

– А ты куда? – очнулся брат.

Но в ответ я лишь щелкнул замком потрепанного саквояжа, глянул на брата и застывшего скорбной тенью камердинера и вышел за дверь. Внизу уже ждала бричка, которая довезет до железнодорожной станции. Дорогу мне оплатили, ведь даже этого я не могу себе позволить. Еще одна подачка-пощечина.

Но даже не будь клятвы, я все равно не стал бы рассказывать. Ничего. Тем более брату.

Никому.

По правде, все это время – пока я забирал Костю из казематов, пока вез его в гостевой дом и ждал вердикта врача, пока давал указания камердинеру и собирал вещи, – я пытался не думать о том, что мне предстоит. И что меня попросту купили.

А вот теперь, в наемном экипаже, оплаченном чужими деньгами, самое время об этом задуматься. Я с презрением усмехнулся. С презрением к самому себе. Купили, но я ведь мог отказаться. Сохранить честь и гордость, не делать того, что обрисовал стряпчий. И обречь род на забвение, а брата – на смерть. Жизнь или гордость, что важнее? Не в моем положении думать о гордости.

Но все же от мысли, что придется уложить в постель какое-то страшилище… Да еще и делать вид, что влюблен и счастлив… хотелось заорать и двинуть кулаком в деревянное нутро экипажа. Я и двинул – пару раз, так что возница остановился и с беспокойством сунул в окошко встревоженное лицо. Я махнул рукой, показывая, что все в порядке. Хотя другой на моем месте лишь пожал бы плечами и сказал: всего-то? Соблазнить невинную девицу? Подумаешь!

Но дело не в девице и не в ее невинности. Дело в родовой чести. Волковские не продавались. Никогда и никому.

Раньше…

Я закрыл глаза и попытался представить, как выглядит проклятая жертва. Наверняка страшная, ужасная и глупая. Может, ее лицо и тело покрыто рытвинами или шрамами, раз девчонку прячут в такой глуши? Или она здорова телом, но слаба разумом? Слабоумное страшилище?

Меня передернуло от неприглядной картины. Ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. Лучше наоборот готовиться к худшему. Настраивать себя, так сказать, на неприятное зрелище. Если бы дед узнал, до чего докатился последний граф из великого рода… он бы лично пристрелил меня, как паршивую овцу. Хотя зачем тратить свинец? Дед вполне мог придушить меня голыми руками! При нем род Волковских еще обладал могуществом и властью. А потом все пошло крахом. Отец обладал семейной привлекательностью, но не обладал практичностью. Он слишком любил женщин, вино и азартные игры. Первое и второе отвечало отцу взаимностью. Моя матушка, увы, оказалась слишком слаба – и волей, и здоровьем, и не смогла перечить отцу. Она покинула этот мир, едва я появился на свет. Новая супруга отца, моя мачеха, родила Костю, оставила его на попечение нянек и уехала с отцом в столицу – танцевать на балах и тратить деньги, которых становилось все меньше. Неудачные торговые сделки, глупые выходки, карты и дуэли разорили родителя и рано свели его в могилу. Нам с братом достались одни лишь долги, заброшенное поместье на краю горного перевала и бесчисленные кредиторы, которые явились, не успело остыть тело отца. Некогда великий род пришел в упадок.

В шестнадцать мне пришлось покинуть юнкерское училище, в котором я обучался, и применить полученные знания на практике, записавшись в рекруты. Мне повезло – начавшаяся война увеличила потребность империи в военных, а мне удалось не только выжить в многочисленных сражениях, но даже поправить бедственное семейное положение, выплатить долги отца и определить брата в столичное училище.

Одна война закончилась полной победой империи, началась другая. Уже немолодого, но удивительного крепкого императора Алексея Первого за глаза прозвали Неодолимым – за удивительную везучесть и успехи в завоеваниях. Монарх активно расширял границы государства, да столь успешно, что вызывал сильные опасения со стороны соседей. Как и его отец, Алексей обладал невероятным военным талантом, совершенно провальные на первый взгляд походы заканчивались для него не крахом, а новыми победами. В последние годы государь все же успокоился, и активные военные походы сменились небольшими вылазками и торговыми сделками, тоже вполне удачными и исправно пополняющими казну государства. Его старший наследник Михаил, говорят, не пошел по стопам отца и военной службе предпочитает балы и театры, а младший Николай пока слишком юн, чтобы о нем судить.

Я надеялся и дальше проводить жизнь в военных походах, но мне не повезло. В сражении на чужой южной земле пуля вспорола мне бедренную мышцу, едва не перебив артерию и не отправив к предкам. С поля боя меня вытащили уже без сознания, но успели довезти до военного госпиталя. Да и ногу удалось сохранить. Почти три месяца провалявшись на койке, я вышел, хромая, и отправился в запас.

Полученных выплат хватило на квартиру в Петербурге и оплату академии – для меня, я решил завершить обучение, – и для обеспечения Кости.

Мне казалось, что я справился и сумел пусть не разбогатеть, но упрочить семейное положение. Строил планы на будущее, в котором образование имело главенствующее значение.

А потом из училища, где обучался брат, донеслись первые дурные весточки. Увы, Костя оказался куда больше похож на отца, чем на меня или деда, и уже в семнадцать начал исправно доставлять неприятности. Пока я военной службой пытался поправить семейное положение, брат связался с дурной компанией. Дошло до того, что его выгнали из училища, он наделал новых долгов и глупостей. Дуэли, кабаки, распутные женщины и покер – брат взрослел, но совершенно не желал умнеть. Он был катастрофически не приспособлен к жизни, и мои уроки – порой кулаками, не помогали. Гнилая ветка рода Волковских продолжала отравлять все дерево.

Увы, как ни злил меня непутевый брат, я понимал, что другого у меня нет и не будет.

Заработанных денег хватило на то, чтобы вытащить Костю из долгов, но увы, то были лишь первые ласточки. Дальше становилось лишь хуже. Я не мог оставить брата без должного присмотра, а деньги, казавшиеся мне немалыми, таяли с ужасающей скоростью.

А потом все стало совсем плохо. Костя пересчитал ребра Вяземскому и угодил в казематы.

Я потряс головой, возвращаясь мыслями к предстоящему заданию.

Кто и зачем решил «осчастливить» девушку, я, конечно, не узнал. Стряпчий дал четкие, но довольно скупые указания. Девушку зовут Катерина. Ей исполнилось девятнадцать лет – вполне взрослая, и до конца лета ей следует познать радости плотской любви. Со мной. При этом согласиться на близость должна добровольно и с радостью. Никакого применения силы. Последнее проклятый стряпчий подчеркнул несколько раз, заставив меня снова сжать кулаки. Да за кого он меня принимает?

Ответ подсказала посрамленная гордость. За того, кто продал родовую честь и себя – со всеми потрохами! Того, кто из графа и дворянина превратился в…

Я решил не додумывать, в кого именно превратился. Эти мысли изводили меня всю дорогу. И к тому моменту, как мы достигли озерного края, неведомую Катерину я уже ненавидел всей душой, ведь она была причиной того, что я потерял честь. Словно это не я ее, а она меня собирается обесчестить!

Я потер покрасневшие и сухие глаза – в них словно песка насыпали.

И попытался подумать о предстоящем, отбросив эмоции.

О девице мне сообщили катастрофически мало. Ни того, как она выглядит, ни причин, зачем и кому все это вообще понадобилось. У меня сложилось впечатление, что и сам стряпчий знает не больше моего. На все мои вопросы он лишь разводил руками. И озвучивал главное: у меня будет лишь месяц, чтобы сделать то, что нужно. А если я провалю задание и девица откажется разделить со мной постельные радости… Брат вернется в долговую яму, а сумма долга – и без того неподъёмная – увеличится в два раза. Останется только достать фамильные револьверы и застрелиться.

Правда, роду Волковских это никак не поможет. К сожалению.

Чтобы попасть в пансионат, придется изобразить учителя истории. В моих документах об образовании действительно значится пункт о возможном преподавании в учебных заведениях, хотя я никогда всерьез об этом не думал. На мое возражение, что я изучал в основном военное искусство, а не исторические вехи, стряпчий неприятно улыбнулся.

«Тогда вам пригодится знание стратегии и тактики, ваше сиятельство, – ответил он. – Считайте, что отправляетесь на войну!»

Я потер виски, возвращаясь в тайгу. Хватит себя изводить, это не поможет. Решение принято. Надо сделать все быстро и забыть проклятую сделку как ужасный кошмар.

Устав от обуревавших меня эмоций, я снова выглянул из окна.

Со всех сторон поднимался древний и почти непроходимый лес. Остро пахло травой и влажными мхами. Мы обогнули уже несколько небольших топей. Говорят, в этом краю их не счесть… зыбкая вода и лес – со всех сторон. Дорогу мне описали лишь на словах, словно боялись дать карту или письменный маршрут. Но стряпчий пообещал, что на подъезде к пансионату меня встретят и проводят. Но я уже всерьез опасался, что меня обманули. А может, мы все-таки заблудились? Наемный возница тоже поглядывал с удивлением, но такие, как он, привыкли не задавать вопросов. И если бы я не знал, что где-то в глубине этой чащи скрывается пансионат, то давно повернул бы обратно. Впрочем, возможно, так и случится, когда мы проедем чащу насквозь и поймем, что никакого жилья здесь нет. Или скорее мы сверзнемся в какой-нибудь овраг, да там и останемся на радость местным волкам и медведям!

Словно в ответ на мои невесёлые мысли, в чаще раздался протяжный звериный вой.

Уставшие лошади испуганно всхрапнули. И тут вой раздался снова – совсем близко! Лошади дернули ушами и вдруг понеслись, не слушая окриков возницы. Тот привстал на козлах и заорал, дергая вожжи и пытаясь хоть как-то усмирить перепуганную живность. Но лошади лишь ускоряли бег. Высунувшись из окна, я увидел обрыв, темнеющий за деревьями. Именно к нему и летел на всем ходу экипаж!

– Тормози! Стой! – заорал я, почти вывалившись наружу.

Возница уже сыпал проклятиями, от которых завяли все придорожные лопухи, но к которым остались глухи ошалевшие лошади. Провал обрыва виднелся совсем близко. Одним движением я распахнул дверь и завис на подножке, готовый перепрыгнуть на козлы. Но в лицо ударил ветер, швырнул полы длинной преподавательской мантии, в которой я был обязан явиться в пансионат. И пока я, ругаясь, выпутывался из тяжелой ткани, сверху раздался новый вопль. Но на этот раз не звериный.

– Улю-ю-юлю!

Звонкий и дикий крик почти оглушил меня. И прямо на крышу экипажа ловко приземлилась тонкая и гибкая фигура, одетая в коричневые штаны и изрядно потрёпанную замшевую куртку. Голову незнакомца покрывала фетровая шапочка, на ногах были сбитые ботинки. Спрыгнувший с дерева ловкач сердито глянул на меня – все еще цепляющегося за дверь и сражающегося с проклятой мантией! И на миг я увидел перепачканное загорелое лицо и яркие синие глаза. Рассмотреть подробнее не сумел, потому что нежданный гость легко и непринужденно пробежал по крыше несущегося на всех парах и подпрыгивающего на каждой кочке экипажа, спрыгнул на козлы, перемахнул через орущего возчика и кошкой приземлился на спину лошади.

– Тпрууу! – звонко закричал парень, вцепившись в гриву ошалевшего коня. – Стоять!

И к моему безмерному удивлению – животина послушалась. Сумасшедший галоп сменился рысью, а потом лошади и вовсе встали. Прямо возле края обрыва! Из-под копыт покатились в пропасть мелкие камушки, словно дразня путников, едва избежавших ужасной смерти.

Я наконец оторвал пальцы от несчастной дверцы и спрыгнул на землю. Возница просто скатился со своего места, лег лицом в траву и, кажется, собрался остаться там на ближайшие сутки. Отдернув полы отвратительной мантии, я шагнул вперед с намерением поблагодарить паренька, спасшего наши жизни. Однако этому ловкачу надо в цирке выступать, никогда не видел подобного! Да он же спрыгнул на крышу несущегося экипажа! Просто спрыгнул с какой-то ветки! Вот же бестия!

– Эй, парень, ты цел? – обеспокоенно произнес я.

Нежданный спаситель похлопал лошадь по взмыленному боку и легко соскочил на землю. Обернулся, и я обомлел от злости в синих глазах.

– Какого черта вы забыли в моем лесу? Убирайтесь отсюда!

– Твоем лесу? – от удивления я едва не присвистнул.

Однако этот мальчишка не только ловкач, но и изрядный наглец! Я окинул спасителя внимательным взглядом. Тонкий, как ивовый прут, и такой же гибкий. Ловкий и сильный – в чем я уже успел убедиться. Одет в простую одежду коричневых тонов, какую носят лесничие и егеря. На бедре привязан короткий охотничий нож. Ладони узкие, а пальцы длинные, с короткими ногтями. Грязь полосами покрывает щеки, лишь яркие глаза горят на перемазанном лице синим пламенем. И почему-то навевают мысли о блуждающих огнях, что заманивают неосторожных путников в губительную топь.

– Да! Это мой лес, и я не люблю незваных гостей! Так что проваливайте! – Рука мальчишки демонстративно легла на рукоять ножа, и я хмыкнул. Вот же дуралей наш спаситель, пусть и ловкий. Он что же, собирается нас прирезать своим ножичком?

– Если ты так не рад гостям, то зачем спасал нас? – сдерживая ухмылку, сказал я. – Дал бы провалиться в овраг.

– Я спасал не вас, а лошадей! – вскинулся парень. Зыркнул из-под своей шапки и отступил в густую древесную тень. Словно не хотел, чтобы любопытный пришлый его рассматривал.

А я вдруг задумался, какого цвета у мальчишки волосы. Под слоем грязи даже бровей не разобрать, лишь темные ресницы. Хотя какая мне разница?

Но почему-то хотелось сделать шаг и сдернуть с головы юного наглеца несуразную шапку. А потом – окунуть лицом в родник, весело плещущийся за деревьями, и смыть всю грязь.

Потер переносицу, отбрасывая дурные мысли и возвращая себе спокойствие.

– Лошадей? – Я насмешливо приподнял бровь. – Людей то есть тебе не жалко?

– Ни капельки! От людей всегда одни неприятности! – буркнул паренек. – И вообще… Нечего по моему лесу шляться, сидели бы дома!

– Ты, значит, у нас юный человеконенавистник? И чем люди тебе так не угодили? – окончательно развеселился я. Воспринимать этого мальчишку всерьез никак не получалось.

– Не ваше дело, – грубо ответил парень и указал на извозчика, который наконец нашел в себе силы подняться и теперь сидел, глупо таращась на ствол дуба. – Убирайтесь отсюда! Дорога вон за теми елями, выезжайте и катитесь, откуда приехали!

– Мы направляемся в пансионат, – сдерживая веселье, сказал я. – Он должен быть где-то рядом. Называется «Золотой луг». Знаешь, где это?

Парень застыл, синие глаза недобро прищурились.

– А вам зачем?

– Я новый преподаватель, – ответил я, стараясь не скривиться. Преподаватель, надо же! Да какой из меня наставник, сожри меня демон!

– Вот дерьмо собачье! – выругался парень.

Да уж, похоже, о манерах этот лесной житель даже не слышал.

– «Золотой луг», говорите… Так нет его!

– Как это нет? – Я переглянулся со все еще трясущимся извозчиком. В глазах последнего явственно читался ужас от мысли, что придется развернуться и ехать обратно – без отдыха и горячей еды,