Цитаты из книги «Женщины Лазаря»

громадным персиком – нежно-шерстяным, горячим, тигрово-розовым от переполнявшего его света.

Чья-то теплая ладонь приласкала ей лоб, пригладила влажные волосы – материнским, бесполым, бесконечно сострадающим жестом, и как только опустошенная Галина Петровна наконец-то тихо, без сновидений и ужасов, заснула, на другом конце Энска беззвучно заплакал во сне Лазарь Линдт и плакал до самого рассвета – пока невыплаканные Галиной Петровной слезы наконец не закончились.

сразу становилось ясно, почему в их доме так хорошо и взрослым, и детям, и кошкам, и канарейке в клетке, и всему приблудному, нищему, юродивому, перехожему люду, без которого и вообразить себе невозможно ни русскую жизнь, ни служение русскому Богу.

запомнили все гладкие, солоноватые, влажные подробности своего последнего счастливого лета.

Вранье, что месть – это блюдо, которое подают холодным. С пылу с жару оно гораздо лучше утоляет голод.

Линдт был самым обыкновенным гением – и это понимали даже те, кто вообще ничего не понимал. Особенно в науке.

Ты, Лазарь, как будто не в наше время живешь, ни черт тебя не берет, ни советская власть, – ворчал Чалдонов, гоняя под пересохшим языком ледяную таблетку валидола. – Так их нету потому что, Сергей Александрович. Вот и не берут.– Кого нет, Лазарь? Что ты несешь? – Да никого нет – ни чертей, ни советской власти, Сергей Александрович. Люди всегда одинаковые. От сотворения Адама. Я просто умею с ними договариваться.

У Лазаря Линдта был удобный – девятисотый – год рождения, заранее облегчавший случайному кладбищенскому зеваке все сложности праздного пересчета

До свадьбы будущую жену можно было только уважать – это был тест, важнейший этап посвящения, и только победитель, выдержавший все искушения, получал в награду и коня, и полцарства, и священное право расстегнуть на царевой дочке лифчик – простодушный, страшненький, хлопчатобумажный и оттого ненормально, почти болезненно сексуальный.

Скорее уж – это были неизбежные издержки великого перелома: что-то, связанное столь же досадно и тесно, как прелестный дачный вечер и комары, влюбленность и женитьба, Масленица и жирная, уютно свернувшаяся за грудиной изжога.