Практически сразу, как только я осталась одна, рядом со мной нарисовался Сашка-Грек, которого в школе я всегда воспринимала, как друга, очень близкого друга, но – не больше. Кстати, кличку Грек ему придумала я из-за накачанных бицепсов, греческого профиля и его увлеченности греко-римской борьбой, которая пришлась на время моего прочтения «Мифов Древней Греции». Короче, все срослось для того, чтобы назвать Сашку Греком.

– Грек, пожалуйста, принеси мой портфель из раздевалки, я там его забыла… Грек, стрельни сигаретку… Грек, а вон тот парниша неправильно на меня посмотрел…

И так далее… Дружок-одноклассник, в общем. Он называл меня тогда вполне по-домашнему, как родную сестричку – Татка. Интима не было. Берегла я свою девичью честь до окончания школы, как и большинство моих сверстниц: до сексуальной революции было далеко.

Сашку-Грека забрали в армию сразу после школы. Шел 1979 год. Всем нашим мальчишкам крупно не повезло: они попали прямиком в Афганистан. Нашему потоку повезло меньше всех последующих, служивших исключительно по контрактам, а мои бывшие одноклассники стали первым пушечным мясом, которое бросили в прорыв, в военный конфликт, в топку. К счастью, Грек остался в живых. Он вообще слыл везунчиком. Через полгода бойни с душманами Саша как-то сумел выкрутиться, написав заявление о поступлении в военное училище, после окончания которого, его направили прямехонько в Европу. Тогда это было очень круто!

Но переменчивая госпожа-удача неожиданно отвернулась от моего дружка. К нашей с ним послешкольной встрече спустя пятнадцать лет, он похоронил свою жену-красавицу, отправил двоих дочерей по бабушкам-дедушкам, а сам находился в несколько удрученном состоянии.

Горевал мужик… Хоть и не сильно, потому что баб вокруг крутилось немерено, ведь мой школьный дружок оказался при деньгах: бывшим афганцам вышли большие послабления и налоговые льготы тем, кто решил заняться бизнесом. Видимо, жалость к нему я и восприняла на первых порах за любовь.

К нашей встрече Сашка-Грек уволился из армии подчистую и плотно занялся риэлторской деятельностью. И неплохо начал, я вам скажу! Он с армейскими дружками развернул бурную деятельность по расселению московских коммуналок – сверхприбыльное дело! Особенно если сделки проходили не совсем законно. Еще прибыльнее, если за дело брались черные риэлторы, а бывшим афганцам ничего не стоило разобраться с неугодными владельцами квартир. Убивать – наука не хитрая. «Главное – нАчать!» – как говорил Горбачев, последний генсек СССР, с ударением на первый слог. А что еще умели бывшие афганцы, кроме как – убивать? Искореженные жизни, искореженные судьбы…

У одной моей сослуживицы, пришел любимый сынок из Афгана… Так уж она радовалась, сердешная! Свадьбу сыграли с невестой, которая его из армии два года ждала, дочка родилась… Ничего не предвещало трагедии, когда бывший афганец повесился в ванной… Не вписался в гражданскую жизнь.

Но я ничего о черном риэлторстве Грека не знала. Даже не догадывалась! Только значительно позже нашего расставания вычитала в Интернете об уголовном деле, заведенном на их риэлторскую контору, о суде и вынесенном приговоре… А сейчас… Сейчас Сашка-Грек, при всех своих внешних закидонах, относился ко мне достаточно серьезно, чтобы я его впустила в нашу с Алисой жизнь, а значит – в свою квартиру тоже.

В турбазу с моими родителями мы с Греком собирали Алису вместе. Честно сказать, хотелось хоть недельку побыть вдвоем, не заботясь, чтобы наши ночные кувыркания не были слышны взрослой дочери. Хотелось расслабиться.

Расслабились! Через пять дней нам Алиску привезли обратно, швырнув в лицо:

– Забирайте свою шлюху!

И это было сказано с таким презрением! Да еще в присутствии моего гражданского мужа Сашки! Со стыда сгореть! А ведь я, если честно, с ужасом ожидала этого уже давно, с момента, как увидела свою дочь в бюстгальтере на улице в тринадцать лет. Я боялась этого. Не меня ли поучали, что мысли, особенно негативные, могут материализоваться. И – вот оно, началось!

Но страшное-то началось на следующий день после ее приезда: я собственную дочь не узнавала. Как будто в турбазу отправила своего ребенка, а получила обратно невесть кого: не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку. Мои мозги отказывались это понимать. Я пыталась выяснить, что же там произошло у дочери – может, изнасилование?!! – но она замкнулась в своем непробиваемом панцире. Я не могла до нее достучаться!

Но я же не знала, что Алиса оказалась под воздействием наркотиков! И это было самое настоящее изнасилование! А как еще можно назвать противоправные действия, когда девушку вынуждают заниматься тем, что она бы не сделала добровольно?

Наркотики!!! Я даже в самом жутком сне не могла такое представить!

Июль прошел в полубреду. Алиса все время куда-то рвалась из дома. Мне приходилось ее запирать на ключ, убирая домашний телефон, установленный год назад. Лучше бы его не было вовсе. Дочери постоянно названивал какой-то парень, представлявшийся Вовой. Вот ведь наглец! После его звонков Алиска сходила с ума в прямом и переносном смысле слова. Я боялась следующего суицидного витка, ее шага в окно, ведь жили мы на последнем этаже. К счастью, мобильников еще не существовало. Как теперь справляются с детьми-наркоманами их несчастные родители?!

Я так была поглощена переживаниями за дочь, что не заметила резких перемен, произошедших с моим Сашкой-Греком: он осунулся, почернел лицом, стал нервным, дерганым. Только однажды он обмолвился, что нажил смертельных врагов два года назад, в 1994-м, когда ему с друзьями пришлось отбивать свои капиталы у проходимца-афериста Мавроди, подключив к разборкам друзей-афганцев. Для тех, кто не в курсе, сообщу, что был такой деятель в перестройку, который выпускал свои акции, дорожающие с каждым днем в геометрической прогрессии. Желающих обогатиться в короткие сроки было много. Прокрутив однажды скромные сбережения в этой конторе, неискушенные россияне ошалевали от мнимых возможностей Мавроди и вкладывали в его пирамиду все, продавая машины, квартиры и дачи. Даже эстрадные звезды и высокие чиновники не могли устоять от соблазна, хотя с каждым днем становилось ясно, что крах ничем не подтвержденных бумаг неминуем.

В событиях 1994 года Сашка-Грек принял непосредственное участие. Кто-то из людей Грека, внедренных в структуру Мавроди, перед самым приездом СОБРа на улицу Варшавка, где располагался центральный офис, шепнул ему и компаньонам, вложившим в эту аферу умопомрачительные суммы, о готовящейся налоговой проверке, и ребятки с вооруженными друзьями-афганцами прибыли на место перед открытием. Но впереди оказалась огромная толпа простых граждан, также жаждущих забрать свои денежки с процентами и карауливших с ночи. Слухами Земля полнится!

И тогда Грек с друзьями дали команду «фас» своим вооруженным людям, которые прокладывали дорогу к вожделенному входу прикладами автоматов. Сашка с гордостью рассказывал, что удалось взять сумму, причитающуюся им по бумагам, до последней копейки, оставив всех за дверью с носом… На улицу они вышли с обратной стороны здания, помог все тот же внедренный сотрудник. Тогда везунчику Греку и его друзьям подфартило! Может – в последний раз. Но ничего не дается просто так. Через полгода у него скоропостижно скончалась любимая жена.

А потом на них стали наезжать, пытаясь отнять тот заработанный не вполне честно капитал. Сначала никто из Сашкиных друзей не придал этому должного значения, но угрозы сыпались то справа, то слева…

Сейчас шел 1996 год. В конце июля Сашка-Грек и спал с лица, хотя, казалось бы, и не в таких передрягах побывал. Стало ясно, что с ним происходит нечто непонятное. Честно сказать, и поговорить-то мне с ним было некогда, потому что постоянно пасла Алису. А потом Грек вдруг предложил нам с дочерью пожить в санатории на берегу озера. Это мне было как раз на руку. Хоть Алиса и сопротивлялась, но я даже позвонить ей не дала, сказав, что мы едем в гости всего лишь на три дня. Загрузились в Сашкин джип, и резко стартанули в сторону Питера.

Алиска, конечно же, взбесилась, узнав, что мы остаемся на весь месяц, но санаторий оказался в довольно безлюдном месте вдали от трасс, так что сбежать бы ей не удалось. А потом она втянулась в режим дня. А тут было чем заняться! Саша умел заполнить собой пространство так, что скучать нам не приходилось. Мы жили в люксе с двумя спальнями и просторным холлом. Втроем ходили на массаж, в бассейн, в сауну, плавали по озеру на лодке, несколько раз были и в боулинге. По вечерам Саша учил нас с Алисой игре на бильярде. Мне вообще нравилось, как он ведет себя с моей дочерью: ничего кроме отцовской опеки, хотя раньше, зная, какой Сашка бабник, я опасалась, что он с меня легко переключится на дочь.

Я не придала значения, что три путевки в санаторий приобретались по моему паспорту и на мою фамилию, но, присмотревшись внимательно, стала замечать и нервозность, и деланную веселость Сашки-Грека. Наступили последние безмятежные деньки.

А потом я увидела в его спортивной сумке, которую он ставил почему-то не в шкаф, а к прикроватной тумбочке со своей стороны, настоящий пистолет. Честно-честно! Настоящий! Я и в руки его не решилась взять… А вдруг выстрелит?! Всегда боялась оружия. Даже на уроках по гражданской обороне – обязательном предмете в советской школе, – старалась отлынить от сборки-разборки автомата.

Но потом мои мысли переключились на другой аспект: «А вдруг безбашенная дочура Алиска найдет пистолет и возьмет, чтобы перед местными парнями, с которыми она подружилась, похвастать?!» С нее станется!

Еле дождавшись вечера, когда дочь уйдет в свою комнату спать, я решила с Греком поговорить:

– Саш, скажи мне, пожалуйста, что происходит?

– А что?

– Я увидела в твоей сумке пистолет…

– А почему ты рылась в моих вещах?! – взвился неожиданно Грек. Он раньше никогда не позволял со мной подобного тона. Но все когда-нибудь происходит в первый раз. От неожиданности я отшатнулась к стене, не в силах вымолвить и слово… Только от обиды слезы брызнули из глаз. Увидев мою реакцию, он перемахнул через кровать, обнял, зашептал на ушко:

– Татка, девочка моя, прости-прости… Я испугал тебя? Прости! Слышишь? Неприятности у меня большие. Не хотел я тебя с Алисой впутывать…

– Но ты уже впутал!

– Мне обещали через пару недель все уладить, так что к первому сентября вернемся в город.

– Саш, а что случилось-то?

– Не собирался тебе говорить, но нужно, чтобы ты тоже была настороже. Наехали на нас серьезно: бизнес отжимают. Представляешь, у одного моего компаньона джип отняли прямо в центре Москвы, на Кутузовском проспекте? Просто резко сели в машину на перекрестке перед светофором с двух сторон и выкинули его самого на проезжую часть. У нас же офис на Кутузовском, вот и выследили. Хорошо хоть в живых оставили! Зато у другого компаньона родную сестру убили: сбросили на ходу из электрички…

– И ты молчал?!! Как же нам с Алисой дальше жить?

– Говорю тебе – все уладится. Обычный передел собственности. Такое случалось не раз, но уж больно сейчас наглые попались, беспредельщики. Мы к своим браткам обратились, которые нас крышуют, чтобы перетерли с захватчиками…

– Да, зря я тебя спросила. Лучше бы мне этого всего не знать.

– Боишься?

– Конечно, боюсь… Теперь вообще спать не буду. А ты не мог бы пистолет в сейф класть, который в шкафу?

– Нет. Мне нужно, чтобы оружие было под рукой.

Так и закончился наш странный разговор, из которого я поняла, что спокойной жизни с Сашкой-Греком, о которой мечталось, не получится. Хотя о какой спокойной жизни с любимым человеком я мечтала, если из-за Алисы у меня земля под ногами горела? А тут – из огня да в полымя. И заодно – стало понятно нежелание Грека приобщить меня к риэлторскому бизнесу, хотя подобные разговоры я начинала не раз. Он берег меня!

Через неделю мы вернулись в город.

Ну, вот и оно – первое сентября. В санатории Алиса нам показывала полное послушание, а что будет, когда я опять выйду на работу? Сдается мне – Алискины похождения просто так не закончатся! Не могу же я запирать ее дома, как на каникулах, ведь Алисе нужно ходить в школу. За ручку водить на занятия и обратно бесполезно, так как остальное время она все равно предоставлена сама себе. Не сидеть же с ней за одной партой, пристегнув к себе наручниками!

Я пропадала целый день на работе. Что творилось с дочерью в мое отсутствие?

Я перешла в одиннадцатый класс. Если бы я нормально общалась с матерью и не боялась, что меня снова обзовут шлюхой, я бы рассказала о летнем происшествии, и Вову бы посадили. Но отношения у нас в семье были всегда напряженными…

Как только мы вернулись из санатория, куда меня увезла мать со своим гражданским мужем Греком чуть ли не насильно, я продолжила встречи с Вовой. Какую паиньку я им изобразила на отдыхе. Сама себе была противна! Нате теперь! Получите!

Не было ни одного дня, чтобы я не думала о Вове, не мечтала о встрече с ним. У меня случилась жуткая депрессия, на гране суицида. Я не понимала смысла своего существования. Мне стало неинтересно учиться, меня не трогали отношения с окружающими людьми.

Я замкнулась в себе, но при этом – искала отдушину в тусовках, научилась курить, думая, что сигареты «успокаивают душу», как говорили мои типа продвинутые одноклассницы, сдружилась с самой отвязной телкой в классе – новенькой Викой, которая с легкостью рассказывала похабные анекдоты, круто играла на гитаре и пела жалостные тюремные песни с папироской во рту. Откуда она этого понахваталась? Видимо, от собственной мамаши – бывшей зечки, которая находила с местными братками общий язык, поэтому могла себе позволить заниматься любым бизнесом. Да-да! Викуша была более чем уверена в себе.