Интересная планировка: никаких тупиков и из любого помещения можно пройти куда угодно. Спаренная сауна являлась центром, вокруг которого располагались бассейн, массажная, туалет, душ, комната отдыха и две сообщающиеся с ней раздевалки.
Убийца мог попасть в бассейн откуда угодно: из любой раздевалки, из парных, из комнаты отдыха, а также из туалета и душевой. Ситуация, как в романе Агаты Кристи, – убийство в замкнутом пространстве. Я не могла наблюдать за участниками вечеринки ни до, ни после трагедии, и временной ориентир – крик Беркутова, – от которого можно было бы протянуть нить расследования, был довольно зыбок. Дело в том, что установить точное время, когда Беркутов увидел мертвого Грушина, было практически невозможно. Можно было лишь с разной долей вероятности делать предположения о местонахождении в этот момент каждого из участников вечеринки.
Конечно, можно опросить всех по отдельности, но я сомневалась, что смогу по их рассказам воссоздать четкую временну́ю картину.
Сколько прошло времени с момента смерти Грушина до того, как Беркутов обнаружил труп и поднял тревогу?
Убийца мог выследить Грушина, утопить его и, оставшись незамеченным, оказаться где угодно.
Я присела на широкий кожаный диван в комнате отдыха, пытаясь собраться с мыслями.
У кого есть надежное алиби? У Ступина с Верещагиным есть. При условии, что они не сговорились. Хотя какие могут быть общие дела у слесаря с кандидатом в депутаты? Можно, конечно, сделать предположение, что Верещагин подкупил Ступина, чтобы тот подтвердил, что они были вместе, но чем-то мне эта версия не нравилась.
У других вообще нет никакого алиби, но у многих скорее всего нет и явного мотива. Да, задачка не из простых!
Говоркова. Мотив как будто имеется, но могла ли она сделать это чисто физически? Женщине, если она не владеет специальными приемами, справиться с мужчиной довольно сложно. К тому же у Лидки была надежда, что ее состоятельный покровитель поможет ей.
Беркутов. Мог ли он убить? В школе он не выделялся никакими особенными талантами, учился ровно, но в отличники не стремился. Не был ни добрым, ни злым. Для того же, чтобы утопить человека, нужно основательно на него разозлиться.
А если принять во внимание его развод с Купцовой и то обстоятельство, что в последнее время Ольга жила с Грушиным?
Но ведь со времени развода прошло уже два года, и если бы Беркутов хотел отомстить, то, наверное, сделал бы это раньше. Или он все это время копил обиду и, воспользовавшись предоставившимся случаем, в лице Грушина отомстил сразу всем своим обидчикам? Судя по школьным годам, он не был злопамятным, но люди со временем меняются, а десять лет – срок немалый.
Закурив, я поднялась с упругого дивана и направилась к выходу.
Откуда ни возьмись появился Коля и с упреком посмотрел на дымящуюся сигарету в моей руке.
– Проверяла тягу, – объяснила я ему, – все в порядке.
Он услужливо распахнул передо мной дверь.
– Акт проверки получите по почте, – сухо сказала я и спустилась с крыльца.
Я сидела за рулем «девятки» и смотрела на проносящиеся мимо корявые стволы обнаженных деревьев, серые фасады домов, грязные сугробы, наподобие китайской стены отделяющие тротуар от дороги, и строила предположения, как встретит меня Купцова. Въехав во двор, заваленный снегом, я с трудом нашла где приткнуться.
Лифт поднял меня на четвертый этаж.
– Кто там? – раздался из-за двери недовольный, заспанный голос.
– Иванова Татьяна, я училась вместе с Грушиным.
Щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге я увидела стройную блондинку в коротком атласном халате. Ее большие, слегка асимметричные глаза уставились на меня с немым вопросом.
– Мне нужно с вами поговорить, – как можно любезней произнесла я.
– Это срочно?
– Да, и, мне кажется, это в ваших интересах.
– Вот как? – вскинула она прихотливо изломанные брови.
– Я расследую обстоятельства смерти вашего… э-э… Грушина Артема.
– Проходите, – устало сказала она и посторонилась, пропуская меня.
Пристроив куртку на вешалке, я прошла в просторную гостиную, выдержанную в бежево-абрикосовой гамме. Ничего лишнего: комплект мягкой мебели, книжные полки, дорогая аппаратура, журнальный столик со стеклянной поверхностью, в углу – небольшая тумбочка, на которой стоял симпатичный грибок настольной лампы, на окнах – светлые жалюзи. Пол застелен ковром, около подоконника в двух кадках сверкали упругими глянцевыми листьями фикусы.
– Садитесь, – Купцова указала на большой диван с плавно изогнутой спинкой. – Хотите выпить?
– Нет, спасибо, я за рулем, – ответила я, занимая предложенное место.
– А я выпью, – безразлично сказала она.
Она подошла к бару, плеснула в рюмку коньяка и, заправив за уши светлые выбившиеся пряди, села в кресло напротив меня. Я заметила, что руки ее дрожат.
– Вы что же, частный детектив? – спросила она как-то равнодушно.
– Вроде того.
– Так что же вы хотите узнать?
Она говорила медленно и спокойно, такая манера речи меня устраивала.
– Ольга… могу я вас так называть?
– Ну конечно, – согласилась она, сделав маленький глоток.
– Вы действительно думаете, что Грушину помог утонуть Беркутов?
Она неопределенно пожала плечами.
– Так решила милиция.
– Но вы ведь способствовали этому?
В ее глазах сверкнули недобрые огоньки.
– Я только сказала правду.
– Не могли бы вы повторить то, что сказали милиции?
Она беспокойно заерзала и, отведя взгляд в сторону окна, вдруг резко перевела его на меня. В нем было столько высокомерного недовольства и откровенной неприязни! Я подумала, что она не раз уже использовала этот отрепетированный прием, когда ей требовалось кого-то одернуть или осадить. Сделать вид, что я испугалась? Наверное, не стоит.
Я терпеливо ожидала ответа на свой вопрос. Наконец после кислой ухмылки Купцова выдавила из себя:
– Я сказала, что слышала, как Сергей с Артемом разговаривали на повышенных тонах и Сергей угрожал Грушину.
– А вы не знаете, о чем конкретно был разговор?
– Нет, не знаю, – отстраненно ответила она. Ее взгляд опять стал вялым и апатичным.
– Вы считаете Сергея способным на убийство?
– Не думайте, что если вы учились с ним в школе, то все о нем знаете, – снова оживилась Ольга, – да и те, кто с ним работает, представляют его этаким херувимчиком, не способным на дурной поступок, а я пожила с ним и знаю, чего от него можно ожидать. Он ревновал меня к каждому фонарному столбу, сцены закатывал, за нож хватался…
Ее синие глаза сузились от злобы, а лицо передернулось гримасой отвращения.
Довольно экспансивная дамочка! Кто бы мог подумать!
– А вы повода для ревности ему не давали? – невозмутимо спросила я ее, не отступая под ее недобрым взглядом.
– Повода? Да повод всегда можно найти при желании, тем более если мозги не в ту сторону повернуты!
Она явно пыталась уйти от ответа.
– Скажите прямо, вы изменяли Беркутову? – Я вперила в нее холодный взгляд и почувствовала, как напряглись мышцы на ее лице.
– Он сам в этом виноват, придурок! – эти слова, полные ненависти и обиды, вылетели из нее, как пробка из бутылки шампанского. – Он же своим занудством каменную скалу мог из себя вывести: твердил постоянно одно и то же, в чем-то вечно меня подозревал, звонил мне на работу по сто раз на день, разве что детектива не нанимал, чтобы следить за мной. Не захочешь – изменишь!
– И вы в конце концов не выдержали? – Я подыграла ей, придав своему голосу сочувствие и мягкость.
Ее взгляд стал не таким неприязненным, синие льдинки в ее глазах растаяли, на губах появилась горькая усмешка.
– Представьте себе. – Она со вздохом поднялась, чтобы налить себе еще коньяку.
В этот раз она не тянула с выпивкой, а одним махом опрокинула содержимое рюмки себе в желудок.
– Я изменяла ему не ради удовольствия, хотя, не скрою: мне приятно ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин. Не чужд мне и легкий флирт, – Ольга хитровато улыбнулась, – я надеюсь, вы меня понимаете.
Легкая асимметрия глаз придавала ее улыбке дополнительный шарм. Я молча кивнула.
– Может быть, выпьете кофе? – Она заметно потеплела, не то согретая коньяком, не то ободренная моей поддержкой.
– Я бы выпила соку или чаю.
Она неторопливой походкой, плавно покачивая бедрами, вышла на кухню и вскоре появилась с подносом, на котором стояла резная металлическая ваза с фруктами и стеклянный кувшин с апельсиновым соком.
Выпив полстакана сока, я достала пачку «Кэмела» и вопросительно посмотрела на Купцову.
– Дайте и мне сигаретку, я вообще-то бросила, но такое дело…
Мы закурили. Ольга поставила на столик пепельницу и с удовольствием затянулась, выпуская дым через тонкие ноздри.
Я обратила внимание на портрет, висевший на стене напротив меня. На нем широко улыбался мужчина в годах, с большими залысинами, мясистым носом и прищуренными глазками, глядящими из-под седых бровей.
– Это ваш родственник?
– Это Рон Хаббард, – усмехнулась Ольга, – основатель саентологии. Артем одно время увлекался его учением.
– Вы давно знаете Грушина? – Я решила воспользоваться временной «оттепелью».
– Около года, вернее, я и раньше его знала, но чисто визуально, а год, как мы с ним сошлись.
– Вы жили у него?
– Нет, он приезжал несколько раз в неделю, у нас были свободные отношения.
– Вас это устраивало?
– Вполне. – Она закинула ногу на ногу и поправила полу халата.
– Вы часто виделись с Сергеем после развода?
– Первое время он наведывался регулярно, но когда понял, что поезд, как говорится, ушел, немного остыл.
– А кто был инициатором развода?
– Подавал на развод он – хотел припугнуть меня, но, когда я согласилась, пошел на попятную, но было уже поздно: он мне надоел.
– А какие отношения были у него с Грушиным? Я что-то не припомню, чтобы они особо конфликтовали в школе.
– Ну вы скажете тоже – в школе! – усмехнулась она. – Им сколько тогда лет-то было?! Какие у них могли быть конфликты?
– Хорошо. А о каких недавних конфликтах вы знаете? – невозмутимо спросила я.
– Знаю только, что у них были довольно натянутые отношения, которые, сами понимаете, не улучшились, когда Сергей узнал, что мы с Артемом стали встречаться.
– Сергей ревновал вас к Грушину?
– Себя переделать трудно, – философски заметила Купцова, – тем более такому человеку, как Сергей. Ведь не секрет, что шеф Сергея и Грушин были соперниками: оба должны были избираться по одному округу, а Сергей «горел» на работе, я бы сказала, слишком увлекался, принимал интересы Верещагина за свои собственные. Я думаю, вы не живете иллюзиями и знаете, что на избирательную кампанию из федерального бюджета выделяются большие деньги. Все эти народные избранники, став депутатами, пользуются огромными льготами, я уж не говорю о других возможностях. Поэтому-то они и грызут друг другу глотки за каждый голос, покупают избирателей за кур, водку или стиральный порошок. Все идет в ход.
«А ты не так глупа, как я подумала вначале», – отметила я про себя, наблюдая, как Купцова тушит сигарету в пепельнице.
– Что же касается ревности, – продолжила Ольга, – мне кажется, что он всегда будет меня ревновать. А уж будучи подшофе, Сергей с трудом сдерживал свои эмоции.
Я поняла, куда она клонит, и спросила:
– Кто-нибудь, кроме вас, слышал, как Беркутов выяснял отношения с Грушиным?
– Не знаю, может быть, нет. Какое это имеет значение?
– Пока не знаю, но надеюсь это выяснить. Кстати, вы не жили вместе с Грушиным только потому, что хотели сохранить свободу ваших отношений?
Лицо Купцовой снова приняло настороженно-напряженное выражение.
– Не только…
– Почему же еще?
– Разве вы не знаете, что Артем был женат?
– Вы имеете в виду, что он был женат до последнего времени?
Ответом мне был уничтожающий взгляд. Купцова брезгливо передернула плечами и, надменно вскинув подбородок, сказала:
– Он собирался подавать на развод. Единственное, что его останавливало, – предвыборная кампания.
Она снова подошла к бару, видно, мой последний вопрос пришелся ей не по душе.
– Когда Беркутов закричал, где вы находились? – я резко сменила тему.
Ольга снова одним глотком осушила рюмку. Мне показалось, что она пытается собраться с мыслями, прежде чем ответить.
– Точно не помню, кажется, в раздевалке. Я уже столько выпила к тому времени.
– И вы не помните даже, с какой стороны подошли к бассейну?
Я сунула в уголок рта сигарету и прикурила, краем глаза наблюдая за Купцовой. Она все еще держала пустую рюмку в слегка подрагивающей руке.
– Ну… наверное, оттуда и подошла. Да какая вам разница?
Я проигнорировала ее восклицание.
– Вы хотя бы помните, кто был рядом с телом Грушина, когда вы появились?
– Может быть, не всех…
– И все же.
– Ну… Ступин, Абрамов… Ерикова, кажется… Шубин и Беркутов, конечно.
– Кто подошел после?
– Самым последним подошел Верещагин, значит, Лужина и Говоркова – перед ним, не помню в какой последовательности, мне было не до того.
Неплохая память для человека, которому было «не до того». То же самое говорила Ерикова.
– Тогда у меня больше вопросов нет, – успокоила я Купцову. – Если хотите, могу поставить вас в известность, когда что-то прояснится.
– Вы думаете, что это не Беркутов?
– Не хочу вас разочаровывать, но скорее всего – нет. – Я затушила недокуренную сигарету и вышла в прихожую.
– Кто же тогда? – спросила она, когда я уже надевала «харлейку».
– Алиби нет ни у кого, – спокойно ответила я, – значит, это мог сделать…
– Любой из нас, вы хотите сказать? – закончила она за меня.
– Вот именно, – я закрыла за собой дверь.
О проекте
О подписке