Глава 2

Утро этого дня я начала с того, что прочла в газете свой гороскоп.

Так и есть! По гороскопу выходил неудачный день.

Это я знала еще вчера. Но почему-то решила посмотреть еще раз. Неужели надеялась, что прогноз изменится?

В то же время не совсем ясно, как следует относиться к газетным гороскопам. Мы же все-таки не американцы.

Вот они – другое дело. Гороскоп для них – святое. Говорят, что каждое утро на радио и телевидении для них начинается именно с гороскопа.

А все потому, что эти самые неисповедимые звездные пути у них там вычислены на совесть. Не то что у нас.

У нас, если хочешь получить верный гороскоп, нужно найти настоящего специалиста. Каковых не так уж и много. Я, кстати, могу составить себе настоящий гороскоп. Но на это нужно время. Оно есть не всегда.

Вообще, как ни глянь, у американцев – все на совесть. У нас же, наоборот, совесть в деловом процессе не участвует. Ну ладно, извините, участвует… Только не так, как хотелось бы.

Вот и получается, что наша жизнь состоит из сплошных тестов. Совпало ли у тебя все сегодня по гороскопу или не совпало. Тоже разнообразие.

Правда, обычно получается так – если у тебя неудачный день, то все совпадет идеально, если у тебя выпадает удачный день, то, наоборот, жди капризов судьбы. А уж про ее капризы мы наслышаны.

Хотя, постойте! У меня однажды был очень хороший денек – все получилось как нельзя лучше – со всеми договорилась (уже не помню, о чем), все успела (уже не помню, что) и никто не трепал мне нервы (кто именно этого не делал, я помню отлично). А по календарю выпадал «опасный день». Правда, следующий такой опасный день был действительно опасным. Мне чуть не проломили голову. У частных детективов это бывает.

Вообще-то у нашего брата много чего бывает. Об этом даже стоит написать пару книжек. Собрания сочинений, пожалуй, не выйдет. Как ни ценна подобная информация, на тридцать томов с приложением ее не хватит.

Но не слишком ли много раздумий с утра? Это, наверное, от скуки. Последние дни я не занята ничем. Никаких дел. Даже самых простых и нудных.

Вот так бывает всегда. Сначала падаешь от усталости, клянешь всех и вся и даешь себе зарок переквалифицироваться в астролога или гадалку. Ну в крайнем случае заниматься делами не опаснее адюльтерных (только по высшей ставке!) с двухнедельными отдыхами между каждым обнаруженным альковом.

Как же! Двухнедельный отдых! Не проходит и трех дней, как начинается внутренний зуд. И зудит-то так нудно и неприятно.

Короче, хочется опять браться за работу. Но этот момент не всегда желает наступать.

Чувствуете? Меня понесло. Это я тяну время перед тем, как попытаться начать дознание. Дознание по одному из методов Татьяны Ивановой. В данном случае – самодознание.

Какой бы выбрать способ? Можно раскинуть…

Нет-нет, не мозгами. Это я еще успею. Раскинуть карты. И проанализировать их сочетание. То есть – попросту погадать. Великая вещь!

Дама треф.

Семерка пик.

Десять – в червях.

Это значит…

«Вашему вынужденному отдыху сегодня наступит конец».

Ну вот, Танечка, а ты волновалась.

Скоро кто-то заявится и начнет расписывать свои несчастья.

Интересно будет послушать.

А теперь – кофе.

Честно говоря, день сегодня действительно неудачный. Или, может, утро такое выдалось.

Я случайно зацепила большим пальцем чашку с кофе, и половина напитка выплеснулась на стол.

Если дела пойдут так и дальше, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Звонок в дверь.

Ну вот и началось!

Что-то рано. Да и звонок слишком настойчивый. Как к себе домой. Пойду открою.

Вот черт! Выходя, задела бедром угол стола, его как следует тряхнуло, и остаток кофе выплеснулся из чашки прямо на полировку.

При таком развитии событий придется покупать клеенку.

На пороге стояла моя подруга Светлана.

– Здравствуй…

«Здравствуй!» Светка явно не в духе. Обычно она говорит «привет, Танечка» или «Танюшечка», и другие хорошие суффиксы. Откуда взялась официальность? Явно что-то случилось.

Я улыбнулась в ответ и постаралась, чтобы моя улыбка была как можно более теплой. Когда у человека неприятности, первым делом его надо подбодрить. Хотя бы улыбкой, если больше нечем.

– Проходи.

Светлана решительным шагом прошла в комнату. Да, сегодня ей есть что рассказать. Издалека видно.

Хорошо, что я успела хоть немного навести порядок. То есть застелить место свиданий с Морфеем. Потому что Светлана плюхнулась на кровать прямо в плаще. Кстати, и сапоги не сняла.

Я хотела было напомнить ей, что в коридоре моей квартиры есть кое-что, напоминающее гардероб, но не стала. Когда человек в таком состоянии, приходится быть сдержанной.

На Светлану было прямо-таки жалко смотреть. Косметика наложена грубыми мазками, а это сейчас даже в живописи не модно. Веки припухли. Кисти рук нервно дергаются.

– Можно закурить? – хриплым голосом спросила она.

Я пожала плечами.

Честно говоря, клиенты в разобранном состоянии способны выкуривать не менее пачки сигарет в час. Запах курева въедается во все, что находится в комнате. При таком раскладе надо переезжать каждую неделю, а на брошенной квартире рисовать знак экологической опасности. Но переезжать я не люблю…

А с другой стороны – возразить клиенту, который пытается подбодрить себя никотином, у меня просто язык не поворачивается.

Светлана порылась в своей сумочке, нашла смятую пачку и, шурша целлофановой оберткой, с трудом вытащила на свет полусломанную сигарету.

За спичками мне пришлось сходить на кухню. Затем я распахнула настежь окно, хотя сезон был далеко не пляжный.

Неприязнь к газовым камерам.

Я ждала, пока Светлана немного успокоится и сама поведает мне о своих несчастьях. Лучше, если это будет так.

Сделав несколько судорожных затяжек, она решила начать разговор:

– Таня, у меня две новости. Одна плохая, а другая еще хуже.

Я приготовилась слушать.

Из глаз Светланы полились слезы. Она бросилась за носовым платком. И совершенно внезапно разрыдалась.

Я пошла приготовить кофе. Надо же чем-то занять человека, чтобы он не убивался так.

Растворимый кофе готовится быстро. Я добавила в него немного молока. Все-таки нельзя быть откровенным врагом здоровью. Хотя бы и чужому. Злоупотреблять сахаром тоже вредно.

Когда я вернулась в комнату, Светлана уже немного успокоилась.

Бросив «спасибо» за кофе, она отхлебнула глоточек и поставила чашку на краешек табуретки, которую я предусмотрительно пододвинула поближе к софе.

– У нас умер дедушка.

Светлана снова прижала платочек к глазам.

– Это случилось вчера. Должно быть, под утро.

Я внимательно слушала. Да уж, действительно жалко. Емельяна Петровича я знала. Ветеран войны. Умница. Работал в газете. Был активным общественником. Умел пошутить, поговорить буквально обо всем на свете. Таких людей всегда жалко терять. Жалко, что они уходят, а мы остаемся один на один с разной дрянью. И этой дряни с годами становится все больше и больше.

Причина этого, как мне думается, кроется в образе жизни тридцатых-сороковых годов. Именно тогда с лица земли нашей российской исчезло столько замечательного люда. Кого именно расстреливали и отправляли в лагеря? Самых умных, самых трудолюбивых и, если хотите, самых честных. И только потому, что им завидовали те, кто являлся их полной противоположностью. То есть не умные, не трудолюбивые и, само собой разумеется, не честные.

Таким образом, лучшая половина россиян потихоньку исчезала, унося с собой замечательные гены, которые могли дать миру не менее замечательных потомков, а оставшаяся в живых мразь размножалась, плодя себе подобных. Так что стоит ли удивляться тому, что сегодня вокруг нас так много негодяев. И та небольшая часть порядочных людей, с которыми мы еще можем иметь дело и общаться, – это чудом уцелевшая прослойка, которую не успели оболгать разные мерзавцы. У них попросту закончилась бумага для доносов, а купить новую им не позволила патологическая скупость.

Простите меня за столь пространное отступление. Просто мое сочувствие к людям выражается иногда вот в такой форме. Жалко, аж зло берет!

Светлана продолжала рассказывать, а я слушала дальше:

– Конечно, жаль деда. Но он хоть пожил на этом свете. И хорошо пожил, счастливо. С войны вернулся. Живой, не инвалид. Все было отлично. Меня в общем-то не это волнует. Все мы уйдем когда-нибудь. И я… И ты…

Никто так не умеет поднять настроение, как философствующий клиент.

Я потихоньку отодвинулась к письменному столу и незаметно постучала по деревянной крышке.

– Перейду к главному, – Светлана почти успокоилась. – У нас случилась неприятность, которая задела меня больше, чем смерть деда.

– ?..

– У деда много наград. С войны. Медалей, орденов.

Она отпила глоток кофе.

– И среди них был один медальон…

– Почему был?

– Да ты слушай!

– Слушаю.

– Невзрачный такой. Сейчас подобные штучки могут выпилить даже школьники на уроках труда.

– Медальоны не выпиливают.

– Ну, неважно…

– Ближе к теме, если можно.

– Короче, он исчез.

– Исчез или…

– Его украли.

– Украли?

– Я в этом уверена.

– Он представляет ценность?

– Какая уж ценность? Так, ерунда. Сейчас за ордена дают такие большие деньги…

– А ордена на месте?

– Вот именно, что ордена на месте. Самое ценное на месте, а какая-то мелочь исчезает.

– Может, это совсем не мелочь?

– Да не похож он на антиквариат или еще что-нибудь в этом роде.

– Зачем же тогда его похитили?

– Могли подумать, что он имеет ценность.

– Хорошо. Если это никчемная безделушка, чего же ты суетишься?

– Меня задело…

Светлана всхлипнула и снова полезла за платочком.

– Меня задело, что это произошло в такой момент. Даже не задело… Меня это оскорбило до глубины души. Что же это за люди такие? В доме горе, а они воруют вещи, которыми покойный дорожил.

– А от меня ты чего хочешь?

– Найди его.

– Кого?

– Этого мерзавца. Я хочу знать, кто из нашей семьи решился на такое. Я понимаю, стянуть вещь по прошествии времени, но когда…

Светлана заплакала. Затем взяла себя в руки.

– Ну, в общем, я тебе рассказала, а теперь решай.

Пришла моя очередь вести разговор.

– Значит, вещь не драгоценная?

– На золото или другой металл не похоже. Уж я разбираюсь.

– Не скажи. Золото бывает разное. Иногда и не подумаешь, что это золото. На самом же деле…

– Была бы вещь стоящая – хранилась бы вместе с ценностями, в потайном месте! А медальон валялся вместе с медалями и орденами в картонной коробке.

– А как он выглядел?

Светлана пожала плечами.

– Обыкновенно выглядел. Круглый, изображение на нем стертое. Лев, что ли… Буковки разные.

– Может, историческая ценность?

– Дед этим не интересовался. Так, память о днях минувших.

– А кто был в доме?

– Все были. Сколько народу понаехало! Половину не знаешь в лицо.

– Подозреваешь кого-нибудь?

– Да всех. Всех и каждого.

– Но ведь похититель должен был знать об этой вещи.

– Не обязательно. Открыл коробочку. Увидел вещицу. Протянул руку, и был таков.

– Непростую задачку ты мне подкинула.

– Татьяна, я прошу тебя, найди этого человека! Я хочу увидеть его глаза. Я ему…

Вот этого я не одобряю. Еще не разобрались, в чем дело, а уже «я ему…».

– Пожалуйста, успокойся.

– Я спокойна.

– Ну, успокойся еще больше.

Светлана промолчала. Она знала мой характер.

Какой характер? Вам это так интересно знать? Сейчас доложим.

Ну, во-первых, я – педант. В хорошем смысле этого слова. Не люблю, когда кто-нибудь не приходит на встречу, о которой договорились.

Не люблю халтурщиков. Не умеешь, лучше не делай.

Я упряма. Могу ходить в одно и то же место по сто раз. С некоторыми перерывами, чтобы там обо мне забыли и не ожидали очередного визита. Чтобы как снег на голову.

Не люблю, когда мне мешают, отвлекают, прерывают и врут.

Люблю следить за своим здоровьем. Не то что люблю, а стараюсь вести себя соответственно. И ругаю себя последними словами, когда сделаю что-нибудь себе во вред.

Я могу много работать и не уставать. Если что-то надо сделать, я стараюсь выполнить намеченное.

Я остра на язык. Могу поддеть так, что объект моего язвительного замечания станет моим врагом на всю жизнь. Но без причины и без явного повода я этого не делаю.

Был один такой случай.

Малознакомый молодой человек, с которым я столкнулась несколько лет назад, работая в одной малопривлекательной организации, считал себя большим оригиналом и думал, что ему дозволено издеваться над людьми.

Причем подтрунивал он над всеми, кроме начальства, и делал это в очень обидных выражениях.

Однажды мне довелось стать объектом его шуток, причем в больших дозах и в течение длительного времени. Пришлось ответить. Получилось это в тот момент, когда он этого просто не ожидал.

И что бы вы думали? Он побежал следом за мной, настиг меня в другой комнате, где в тот момент никого не было, стал замахиваться кулаком, кричать, что он нервный и таких вещей не прощает.

Я молча слушала его визг и не отвечала. Блаженны кроткие, ибо они наследуют царство Божие.

Лично я хотела бы унаследовать землю.

Остальные качества моего характера вы можете понять или вычислить из написанного…

– Когда я могу посетить дом Емельяна Петровича?

– Когда угодно. Хоть сейчас.

– А где находится покойный?

– В судмедэкспертизе.

Достойный пример нашей сверхподозрительности. Никто уже не верит, что люди могут умирать своей смертью по причине старости. Заключению врача веры нет. Пусть патологоанатомы поиздеваются над телом вдоволь, чтобы написать на бумажке тот же диагноз, что и предполагался заранее.

– Кто его отвез?

– Помогает одна фирма.

– А сами что, не справляетесь?

Светлана пожала плечами.

– Люди этим занимаются профессионально. Мы делаем то, что от нас зависит.

С другой стороны, и правильно. Пора уже немного снять с себя груз неведомых забот. Тот, кто впервые сталкивается с подобными проблемами, испытывает вполне понятные трудности. Если есть возможность обратиться к фирме, работающей в этом направлении, то нужно этим воспользоваться. Кстати, это касается не только похорон, но и других сфер быта.

Поневоле вспомнились Ильф и Петров и их незабвенное:

«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».

Что и говорить, рост числа парикмахерских и похоронных служб характерен для периода развития капитализма в России. Так было семьдесят лет назад, так стало и сейчас.

– А работники фирмы не могли стянуть… ой, прости, украсть медальон?

Светлана внимательно поглядела на меня.

– Все может быть, утверждать не буду.

– Когда похороны?

– Завтра. В двенадцать дня.

– А поминальный обед?

– Сразу после…

Как обычно, ситуация веселенькая. У людей горе, а я буду выяснять, кто утащил антикварную вещицу. Трясти за шиворот каждого поодиночке и пытаться найти правду.

– Сколько это будет стоить?

– Что? – я словно очнулась.

– Сколько мы будем должны за услуги?

Я вздохнула про себя.

– Пока ничего.