– Видите, а вы говорите случайность! – воодушевляясь, воскликнул отец Василий. – Мне нужна была помощь, и Бог послал вас. Вместе мы сможем сдвинуть дело с мертвой точки. У меня мечта – создать центр реабилитации для бывших осужденных и бомжей, чтобы они могли адаптироваться к нормальной жизни. При посильном вспоможении отца настоятеля я работаю над этим, но путь тернист, много противников, людей непонимающих, и еще эти нападения… Они выбили меня из колеи. Если меня убьют, то кто продолжит мое дело?

– Конечно же, – воскликнула я, – у нас все получится. Я помогу вам разобраться с организаторами покушений, а вы продолжите со своим центром реабилитации.

– Да благословит вас Господь, Евгения, за ваше доброе сердце, – с жаром произнес отец Василий и перекрестился.

Мы как раз подъехали к массивным деревянным воротам старинного белокаменного храма. Я затормозила и, заглушив двигатель, произнесла будничным тоном:

– Раз вы согласны, тогда обсудим условия контракта. За свою работу я беру две тысячи в сутки.

– О, Евгения, извините, я посчитал, что вы предлагаете мне безвозмездную помощь, – погрустнел священник. – Таких денег мне нипочем не найти.

Мне, глядя на него, стало как-то неловко, будто я вымогательница какая. Непохоже было, что отец Василий лукавит. Ряса на нем была самая простая. Крест хоть и серебряный, но, видать, очень старый и достался ему, вероятно, от кого-то из прежних священников. Из украшений только советские часы «Луч» с кожаным потертым ремешком.

К лицу жаркой волною прилила кровь.

– Отец Василий, поймите, все, чем я пользуюсь при защите клиента, стоит денег, и немалых, тот же бензин для машины, за день столько, бывает, наездишь. – Я говорила, а он лишь молча смотрел на меня печальными глазами, кивая. – Подслушка от тысячи до нескольких десятков тысяч, – продолжала я и, не выдержав его взгляда, попросила: – Не смотрите на меня так. Я просто физически не могу позволить работать забесплатно. Я с голода умру.

– Знаете, как сказано в Библии по этому поводу? – медленно произнес отец Василий. – Это Иисус Христос сказал: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создателя мира, ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и напоили; был странником, и вы приняли Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих, то сделали Мне». Иными словами, находясь среди людей, Евгения, которым вы протянули руку помощи, вы не умрете с голоду, и каждый нормальный человек окажет вам помощь, если вы в ней будете нуждаться. Жажда помогать ближнему заложена Богом в каждом, так как это одно из проявлений любви. В настоящее время многие просто подавляют в себе это под гнетом общества, где проявление добродетелей считается слабостью. Но если человека подтолкнуть…

– Все, я согласна, – прервала я его. – Вы выиграли. Я помогу вам, однако без денег это будет намного труднее и опаснее.

– Я не играл с вами, Евгения, – спокойно возразил отец Василий. – А согласились вы потому, что в душе очень хороший человек и интуитивно чувствуете, где правда, а где ложь. Вы же не прошли мимо, когда увидели, что на меня напали. Могли ведь просто вызвать по телефону милицию и идти дальше. Вместо этого вы рисковали жизнью ради совершенно незнакомого человека.

– Милиция бы не успела, – ответила я, насупившись. – Да и не так уж я и жизнью-то рисковала.

– Не умаляйте своих заслуг, – покачал головой отец Василий. – Ложная скромность тоже порок.

– Вот такая я порочная, и подумайте, стоит ли со мной связываться, – пробормотала я, понимая, что крупно влипла. Никогда, даже в страшном сне, я не думала, что стану работать забесплатно.

– Кстати, о пороках. Евгения Максимовна, когда была ваша последняя евхаристия? – спросил отец Василий неожиданно.

– Как вы сказали, евхаристия? – переспросила я, не решаясь соврать. – Дайте-ка подумать. Евхаристия, евхаристия… Понимаете, я так много работаю и не могу делать это так часто, как хотелось бы. Было бы время, я бы каждый день…

– Евхаристия – это таинство причастия, – пояснил отец Василий на всякий случай. – Когда вы это делали в последний раз, месяц назад, год назад или два года?

– Да никогда, – со стыдом призналась я.

– Вы что, некрещеная? – воскликнул отец Василий.

– Нет, меня мама окрестила в детстве, – ответила я.

Отец Василий воздел глаза к небу и перекрестился, потом произнес:

– Значит, в детстве один раз было. Советую прийти в храм завтра на литургию исповедоваться и причаститься, а затем я вас благословлю на выполнение миссии. Каждое дело следует начинать с благословения. И на будущее знайте, причащаться надо как можно чаще, на каждый пост, а если возникают препятствия этому, то хотя бы не реже одного раза в год.

– Хорошо, ясно, – кивнула я, ничего не обещая. – Меня вот несколько беспокоит исповедь. Я служила в разведывательно-диверсионном подразделении КГБ и давала кучу подписок о неразглашении. Сейчас своим клиентам я тоже обещала сохранять обстоятельства дел в тайне и не нарушу своего обещания. Так о чем мне тогда рассказывать на исповеди?

– О чем и я рассказывал в свое время, приехав из Чечни, – ответил отец Василий. – Главное, признать свои грехи, осознать свою виновность перед Господом. И пообещать, что, исправив свою жизнь и примирившись с людьми, вы будете надеяться на милосердие Божие. Вы, Евгения, ведь покинули свое подразделение и стали, по сути говоря, помогать людям. Пусть пока методы ваши не совсем богоугодные, но вы же стараетесь не причинять людям напрасных страданий. Бог видит ваше усердие. Крестик носите, Евгения?

– Нет, что-то не получается, цепочка все время рвется, – пожаловалась я и обреченно призналась, что потеряла крестик в одной из драк, когда меня сбросили с пристани в воду. Новый купить по сию пору не удосужилась.

Отец Василий только успевал осуждающе кивать головой:

– Плохо, Евгения, очень плохо, что у вас даже креста нет. Однако не тревожьтесь, мы это быстро поправим. С завтрашнего дня у вас начнется новая, наполненная Его светом жизнь. Я сам это познал, когда пришел в храм к Богу.

– Хорошо бы, – поддакнула я.

Мы условились встретиться завтра, перед утренней службой, чтобы я успела исповедоваться, а позже, во время литургии причаститься. Вечером мне было велено ни есть, ни пить (так называемый евхаристический пост), и с непонятной радостью я согласилась. Не знаю, повлияло бы на это решение знание того, что тетя Мила напекла пирогов, или нет, но дома меня ждал неприятный сюрприз – эти самые пироги.

Запах я почувствовала еще в коридоре, и по спине побежали мурашки от осознания произошедшего. Какая чудовищная несправедливость! Первый раз в жизни решила попоститься, и на тебе.

– Женя, привет! Я испекла твои любимые яблочные пироги! – выскочила из кухни тетя Мила. – Как у тебя дела?

– Пока не вошла, были терпимо, – буркнула я, снимая туфли.

В моей голове в этот момент крутилась бесконечно повторяющаяся фраза: «У меня железная воля. У меня железная воля. Да не совратят меня яблочные пироги».

– Ой, Женя, ты не представляешь. Пироги удались невероятно. Я попробовала кусочек и не поверила себе, – улыбаясь, сообщила тетя. – Тесто такое воздушное, мягкое. Так и тает во рту. А начинка – это невозможно описать! Надо попробовать. Я сейчас тебе отрежу кусочек.

– Нет, – выдохнула я.

Из прихожей, мимо обалдевшей тети, я пробежала в свою комнату, упала на постель и зарылась лицом в мягкое пушистое покрывало.

Тетя зашла в комнату следом и с тревогой спросила:

– Женя, ты не заболела? Раньше ты бы никогда не отказалась от пирогов. Я ведь не только с яблоками испекла, но и с малиной, смородиной, вишней. Знаешь, как с мороженой вишней мучилась: косточки вынимала, она вся раскисла, я туда крахмала добавила с сахаром, потом дрожала, что пирог потечет в духовке, но получилось отменно.

– Уходи, – простонала я в покрывало, закрывая уши ладонями.

Тетя присела на край кровати, заботливо склонилась надо мной, отняла от ушей руки и спросила:

– Ну, что случилось, Женя? Расскажи мне, а то у меня сейчас сердце разорвется. Клиент отказался платить, да?

– Нет, он заплатил, я даже нашла нового клиента и согласилась на контракт, он священник, – сказала я дрогнувшим голосом, подняв на тетю глаза.

– Священник! – Тетины брови удивленно подались вверх. – У них что, тоже бывают какие-то проблемы? Я думала, они только молятся целыми днями. Этот, наверное, сказочно богат, и кто-то ему позавидовал.

– Нет, он не богат, – возразила я сквозь зубы. – Я ухитрилась найти бедного священника, он даже не может заплатить мне за работу.

– Не может быть! – изумилась тетя Мила. – Ты что же, будешь работать бесплатно?

– Да, он меня попросил, и я не смогла отказать, – буркнула я и села рядом с тетей. – Понимаешь, мне показалось, что, если я не соглашусь, его точно пристукнут. Он выбрал путь непротивления насилию. Ему какие-то подонки нож к горлу, а он рассуждает вместо того, чтобы врезать. Раньше, прикинь, этот священник был спецназовцем, служил в Чечне.

– Думаю, что ты поступила правильно, – серьезно сказала тетя, погладив меня по голове. – Всех денег не заработаешь. Если человеку нужна помощь и ты можешь ему помочь, то надо сделать это. Если он бедный, значит, подлинный. А то вон как некоторые, только карманы набивать – утопают в золоте. Ты из-за денег расстроилась?

– Нет, прошлый клиент хорошо заплатил, можно легко перетерпеть, дело в другом, – ответила я и рассказала про предстоящее причастие. – Я обещала ему поститься. А если я обещаю, то выполняю свои обещания, не могу иначе. Ты же, тетя, вечно, как наготовишь вкуснятины. Обычно я спокойно отношусь к еде, но сегодня магнитная буря, что ли. От одного запаха слюнки текут. Ничего, и не такое терпела, справлюсь.

– Это все потому, что нельзя, – осмыслив, сказала тетя. – Я пойду, уберу пироги в шкаф и закрою кухню, чтобы ты не мучилась.

Когда она ушла, я встала, переоделась в спортивное трико, майку и, проделав комплекс дыхательных упражнений, перешла к отжиманиям, сначала на кулаках, потом на пальцах, а в заключение – на внешних сторонах ладоней. Пять подходов по сто раз здорово отвлекли меня от мыслей о еде. Да, с тетей голодать одно мучение. То ли дело тренировки кандидатов в «Сигму» – отобрали после выпуска студенток, выбросили в пустыню, и голодай сколько душе угодно. Воды кругом ни капли. За полярным кругом тоже голодать нетрудно. Животных минимум, под рукой только ягель, а он аппетит не очень пробуждает. А как мы голодали на каменистом атолле в океане! Была буря, как-то пытались собрать дождевую воду, пришлось выжимать ее из одежды. Только на третий день удалось подбить камнем случайно залетевшую чайку. Пробовали ловить рыбу. Когда у некоторых из кандидатов начала ехать крыша, нас все же забрали оттуда.

Повиснув на турнике, я решила думать о тухлой рыбе. Однако аппетит это не убавляло. За годы службы брезгливость во мне начисто уничтожили.

– Женя, ты не могла бы потише скрипеть своим турником, все-таки поздно уже, почти одиннадцать, – попросила тетя Мила, заглядывая в комнату. В глазах ее таилось беспокойство и смущение. – Соседи могут еще невесть что подумать.

Я мягко спрыгнула с турника на ковер и, отдышавшись, бросила с раздражением:

– Думаешь, соседи прислушиваются ко всяким скрипам? Нужны мы им сто лет.

– Они прислушиваются, прислушиваются, Женя, и такое потом говорят, – закивала тетя Мила. – Помнишь, ты недавно била кулаками по чурбаку и вошла в раж, что даже начала что-то выкрикивать. Потом Мария Александровна мне рассказала: во дворе болтали, будто ко мне приходил мужчина и избивал меня полтора часа. Все сошлись на том, что это мой бывший любовник и я ему изменила со слесарем, который приходил к нам трубу менять на кухне. А в любовники мне записали соседа из двадцать третьей. Помнишь этого молодого бизнесмена?

Я не смогла удержаться от смеха:

– Тетя Мила, да успокойся. Ничего страшного. Наоборот, в нашем дворе за тобой закрепится имидж роковой обольстительницы.

– В наше время таких обольстительниц знаешь, как называли? – хмуро буркнула тетя и добавила совсем уж печальным голосом: – Как я посмотрю в глаза жене этого бизнесмена, если встречу ее на улице?

– Ты лучше ей не в глаза смотри, а следи за руками, – посоветовала я. – Электрошокер, который я тебе купила, все еще функционирует?

– Да. Только я его боюсь, он так страшно трещит. – Вдруг глаза тети от страха расширились. – Ты, что, считаешь, она может напасть на меня?

– Очень даже может быть, – ответила я. – На вид она неврастеничка и из-за своего мужа любую порвет на лоскуты голыми руками, поэтому бей первой и беги. С теми, кто отбивает мужиков, не церемонятся.

– Я же не отбивала, – прошептала тетя и села, медленно бледнея. – Как же теперь-то? Может, ей позвонить и сказать, что между нами ничего не было?

– Так она тебе и поверит, не вздумай, – велела я строго. – Со временем все успокоится.

– Да, наверное, – согласилась тетя удрученно, а затем попросила: – Женя, а ты не могла бы забрать мои туфли из починки завтра, и продукты кое-какие надо купить.

– Уж не думаешь ли ты теперь скрываться дома от жены соседа? – насмешливо спросила я. – Лучше открыто сойтись в честном бою, разобраться как женщина с женщиной, – я про выдирание косм и расцарапывание лица. Подеретесь раз и успокоитесь.

– Женя, перестань издеваться, – потребовала тетя. – Я не хочу ни с кем сходиться в бою.

– Не будет она на тебя нападать, расслабься, я просто пошутила. – Обняв тетю Милу за шею, я добавила: – Но электрошокер все равно носи с собой. Кругом полно всяких психов.

– Женя, я теперь спать не смогу, – горестно всплеснула руками тетя Мила.

Часа в два ночи я проснулась и поплелась на кухню. Налила в бокал воды и вспомнила, что мне и пить-то нельзя. С воспоминанием о посте вернулись греховные мысли о пирогах, закрытых в шкафчике.

– У меня стальная воля, – сказала я себе, выплеснула воду в раковину и решительно поставила пустой стакан на стол.

А пирогами между тем все же пахло. Казалось, все стены пропитались этим манящим запахом. Ехидный голос подсознания посоветовал наплевать на обещания какому-то попу. Он-то сам наверняка во все посты так трескает, что за ушами трещит. Я задавила в себе этот противный голос. Обещание не будет нарушено ни при каких условиях.

В доказательство крепости своего характера я решила заглянуть в шкафчик. Посмотрю на пироги, и ничего со мной не сделается.

Аккуратно отворив дверцы, я заглянула: пироги как пироги, ничего особенного. Пять штук. Они лежали каждый на своем блюде, три из них надрезаны, и была видна начинка: в одном – порозовевшая малина, в другом – истекающие густым соком ягоды вишни, а в третьем – кусочки яблок, застывшие в прозрачном желе.

– Не очень-то они мне и нужны, – сказала я себе, сглотнув слюну. – Да я могу на них часами смотреть и не притронусь. В «Ворошиловке» я сносила такое, что какой-то пост по сравнению с этим – детский лепет.

Мои глаза были прикованы к отрезанному от яблочного пирога куску, лежавшему тут же на блюде. Для тренировки силы воли я взяла его и, приблизив к носу, втянула кисло-сладкий яблочный аромат раз, другой.

Уши уловили едва слышный шелест ткани в коридоре, словно бесплотный дух крался ко мне. Свободной рукой инстинктивно схватилась за нож и начала поворачиваться к двери. Вдруг тишину разорвал отчаянный крик:

– Нет, Женя, не смей этого делать!

Вздрогнув, я уронила пирог на пол. Тетя Мила подскочила ко мне и захлопнула дверцы шкафчика с сердитым шепотом:

– Я не позволю тебе нарушить пост. В кои-то веки собралась причаститься, а чуть-чуть потерпеть не можешь?

– Я все могу и не собиралась ничего такого делать, – буркнула я в ответ. – Ты зачем так кричала? Соседи небось уже милицию вызывают, решили, что я прирезала тебя ради жилплощади.

– Они вызовут, от них дождешься, только музыку врубают так, что стены дрожат, – проворчала тетя, подхватила кусок пирога с пола и отправила его в мусорное ведро. – А ты, Женя, больше не думай сюда пробираться, я буду следить.

– Она будет за мной следить! – хмыкнула я. – Только посмотрите на нее. Тетя, я умею себя контролировать. Не занимайся ерундой. Спи спокойно и ни о чем не думай.

Проворчав себе что-то под нос, тетя пошла в свою комнату, я – в свою. Легла на кровать, укрылась простыней, но сон не приходил. Даже самогипноз не помогал. Из-за проклятых пирогов я не могла сконцентрироваться. Да что ж это за наваждение такое! Перевернулась на один бок, на другой, на живот, снова на спину. Открыла глаза и тяжело вздохнула. Навязчивые мысли о еде не покидали. Запах пирогов, казалось, проник даже в мою комнату. Открытые глаза смотрели в потолок, на котором в свете уличных фонарей на стене формировались различные тени, в основном овальной формы, очень похожие на… Я зажмурилась, затем вскочила и ринулась на кухню.

Плевать на все. Священник ничего не узнает. Навру ему завтра да и все…