ГЛАВА 3

Я посмотрела на нее и укоризненно-осуждающе покачала головой.

– Где ты ее раскопала?

Светка сразу же кинулась защищаться. Разве может она признать свою ошибку?

– А что? Ты посмотри на нее хорошенько. Внимательно посмотри. Она очень интересная. Непосредственная. И живая. В ней душа сохранилась, не умерла еще… Уж ты-то могла бы и понять.

– Ну хорошо, хорошо, только объясни мне, ради бога, почему она столько врет? Ведь ни одному ее слову нельзя верить.

– Не знаю, Танюш. Но мне кажется, что это не так уж и страшно…

– Для чего не страшно? Для ваших с нею отношений? Наверное, не страшно… Но как я-то буду спасать ее жизнь? Ведь ты меня для этого в Тарасов притащила? Как мне работать, когда каждое ее слово нужно трижды проверить и перепроверить, прежде чем принимать в расчет… Это болото какое-то. Твердо встать негде…

Мне пришлось замолчать, потому что в дверях появилась Людочка.

– Если я сейчас не выпью кофе… – заявила она и запнулась, не зная, что же такое с нею случится, если она не выпьет кофе.

– То при следующем покушении на твою жизнь ты умрешь, так и не выпив кофе, – съязвила я, чтобы не дать ей войти в роль хозяйки, принимающей гостей, напомнить, зачем я здесь. Не в гостях же. Я здесь на работе. В общем, напомнить каждому о его роли.

– Свет, ну поставь кофе-то, – тут же сообразила Людочка, что Светкой можно слегка пораспоряжаться, ведь сейчас в ситуации участвуют только главные действующие лица: я и она, Людочка.

– А на кухне есть что-нибудь более подходящее, кроме этого покореженного чайника? Есть в чем варить кофе?

Я спрашивала с полным основанием, потому что, заглядывая на кухню, никаких признаков посуды там, помнится, не обнаружила. Не получив никакого ответа на свой вопрос, я добавила:

– Или мы будем пить растворимый кофе, заваренный водой из контуженого чайника?

– А что? – недоумевающе сказала Людочка. – Какая разница?

Я уничтожающе посмотрела на Светку. И протелепатировала ей следующее:

«Ты хоть поняла, дура, с кем связалась?» – мысленно спросила я ее.

«Сама дура!» – так же мысленно, но очень экспрессивно ответила мне Светка.

– Ладно, – снизошла я, – иди ставь на огонь этого уродца…

Пока Светка ходила ставить чайник для кофе, Людочка успела сообщить мне, что у нее за последнее время было много деловых контактов с руководителями крупных тарасовских коммерческих фирм, и, может быть, это каким-то образом связано с последними событиями. Хотя она не думает, что это могло как-то повлиять…

– Постой, постой, а ты где работаешь-то?

Я, признаться, была обеспокоена содержанием ее последней фразы. «Деловые контакты» у нее, видите ли! Уж не валютная ли она красавица? Вот тогда я над Светкой вдоволь посмеюсь…

– Я генеральный директор рекламной студии «Колбаскин и другие». Видео– и аудиореклама… Мы уже пять лет работаем на российском рекламном рынке… Наши ролики показывают ОРТ и REN TV…

– Менеджеры из ведущей французской телекомпании у вас все телефоны оборвали, пытаясь закупить пару передач, а вот лондонские телевизионщики от ваших роликов отказались, потому что вы запросили слишком высокую для них цену…

Людочка смотрела на меня все с тем же недоуменно-снисходительным выражением, даже улыбалась слегка, пытаясь, очевидно, скрыть свое смущение. Впрочем, смущена она если и была, то совсем немного.

«Да ерунда, – словно говорило ее добродушно-невозмутимое лицо, – не прошло на этот раз. Ну так следующий раз пройдет!» Видно, Людочка была оптимистка, каких поискать.

– Людочка, поймите такую простую вещь. – Мне почему-то стало жаль ее, и я перешла на «вы». – Чтобы вам помочь, мне нужно располагать объективной информацией. А я слышу от вас сплошные выдумки. Давайте все же говорить как взрослые люди. А то что это: генеральный директор, Колбаскин какой-то…

– Нет, нет. Это правда, – заволновалась Людочка. – Я и в самом деле генеральный директор этой компании. А Колбаскин, это же Валера Колбаскин, известный тарасовский композитор…

И видя, что я на это имя никак не реагирую, принялась объяснять.

– Он еще все популярные песни написал для «Исподницы». Помните?..

– Для какой еще исподницы?

– Ну, ансамбль такой, где одни девушки… Наш тарасовский ансамбль. Он потом очень популярным стал в России. Помните?.. Клип еще такой был: «Аудитор, наш милый аудитор!» Как же вы не помните!

– Ах, это… – наконец сообразила я. – Ну вы-то каким образом к этому Колбаскину попали?

– Так это старший брат моего Сережи, бывшего мужа…

– Извините, Людочка, – так это все не выдумки? Это ваше рекламное агентство и деловые контакты с директорами фирм?

– Ну, – замялась она, – может быть, деловые контакты – это немного сказано… громко, что ли… Ну, есть тут некоторое преувеличение. Ну, по телефону я со многими говорила…

– Людочка! – заорала я, не выдержав. – Ну следите же за собой, в конце концов! Ведь речь идет о вашей жизни! Не о моей. Это на вас покушаются, а не на меня! Вас хотят убить, а не меня! А вы мне все стараетесь втереть очки… Что за детский сад!

– Извините… Таня.

Людочка, как мне показалось, чувствовала себя смущенной и виноватой.

– Ну хорошо, – вздохнула я, – давайте, я вам помогу… Вы будете отвечать на мои вопросы, но отвечать будете точно и четко, ничего не размазывая и не преувеличивая. Правду, только правду и ничего, кроме правды… Голую, так сказать, правду.

– Хорошо, – закивала Людочка головой. – Я готова. Спрашивайте.

– Как долго существует это то ли ваше, то ли не ваше рекламное агентство?

– Понимаете, дело в том, что оно зарегистрировано было сначала на… – затараторила Людочка.

Я вздохнула.

Она коротко на меня взглянула по-детски чистыми и ясными глазами и ответила четко и понятно:

– Мы работаем три месяца.

– Вот, уже хорошо, – одобрила я ее. – Молодец. Теперь скажите честно, сколько клипов вы за это время успели сделать?

– Дело в том… – начала опять Людочка, но, тут же спохватившись, нашла в себе силы ответить на мой вопрос правдиво: – По сути дела, ни одного.

Мне, по крайней мере, показалось, что это похоже на правду.

– И сколько договоров на производство роликов вы успели заключить? С крупными, как вы говорите, фирмами? – развивала я свой первый успех.

– Один.

Людочка, как мне показалось, почувствовала какой-то непривычный для себя вкус в правдивых ответах, открывающий ей взгляд на себя со стороны. Интересный такой объективный взгляд. Она готова была вывалить сейчас про себя все самые неприятные подробности и честно осветить все туманные стороны своей жизни.

Но мне, как всегда в таких ситуациях, помешала моя самая близкая подруга Светка.

Она ввалилась в спальню с подносом в руках, заставленным чашками, банкой кофе, сахарницей и тем самым уродливым бесформенным чайником.

– А вот и кофе! – заявила она, как какая-нибудь пошлая провинциальная перезрелая девка из пронафталиненной чеховской пьесы.

Я посмотрела на нее с ненавистью. Она ответила мне недоуменным взглядом.

– Ладно, – решила я сменить тему, – давайте рассказывайте, что тут у вас необычного еще произошло. Например, вчера.

– Здесь – ничего, – ответила Людочка. – То есть в квартире, я имею в виду. А вообще вчера у меня украли сумочку. Вместе со всем, что в ней было. С деньгами. И с паспортом.

Я посмотрела на нее с недоверчивым вниманием. Она смутилась и тут же бросилась то ли поправляться, то ли признаваться в маленькой лжи.

– Денег там было немного, рублей тридцать. А вот был ли там паспорт, я… не помню. Но и где он, тоже не помню… Понимаете?..

Я сокрушенно покивала головой. Понимаю. Чего уж тут не понять…

– Еще, – потребовала я.

– А еще, – влезла Светка, – за нами сегодня увязался какой-то кретин вот с такой квадратной головой и вот такими квадратными плечами.

Она вытянула руки в стороны, насколько могла.

– Представляешь, в шесть утра… Мы всю ночь не спали, дожидались, когда первый автобус на твою турбазу пойдет… И только вышли – эта горилла прямо за нами идет. Прямо за нами. И не отстает. Мы в троллейбус. Он тоже. Мы на следующей вышли. И он вышел… Знаешь, как мы его с хвоста сбросили? Это она придумала…

Светка кивнула на Людочку и захихикала, как самая последняя дура.

– Заткнись, – сказала я Светке. – Я тебя ни о чем не спрашивала.

Та обиженно надулась. Пусть дуется.

Всю ночь они не спали… Ко мне собирались… Представляю, как они собирались. За ночь Людочка так осточертеет, что поневоле ко мне потянет. Неудержимо.

– Ну, – рявкнула я на Людочку, – еще что-нибудь вспомнили?

– Знаете, – попыталась она возмутиться, – я не понимаю…

– Понимать – это моя обязанность. Твоя – рассказывать.

Людочка поджала губы. Светка уже давно сидела с поджатыми. Глядя на них, я вдруг развеселилась. Сидят, голубушки. Нахохлились.

– Ладно вам, девчонки! Хватит дуться. Сами же выдернули меня с турбазы в это пекло, а теперь дуетесь. Давайте быстренько все вместе разберемся со всей этой ерундой и поедем ко мне, на Волгу. Домик у меня на четверых. Места навалом. Сухого вина наберем. Рыбы наловим. Вечером – шашлык… А потом – купаться ночью. Только от комаров что-нибудь нужно. И от ожогов. Там такое солнце – за день почернеть можно… Ну что молчите? Едем? Только вот с этим небольшим дельцем разберемся… Втроем-то, я думаю, мы быстро справимся?

Кажется, мне удалось заинтересовать их своим предложением и заразить своим оптимизмом… Это с моей стороны было что-то вроде извинения за излишнюю резкость. И мое извинение было принято с восторгом. По крайней мере, Светкой. Во всяком случае, она уже улыбалась.

– Ну, давайте, рассказывайте. Все, что знаете. У меня, например, сама квартира вызывает ощущение опасности. Но с чем оно связано, я не могу понять. Может быть, вы мне что-то подскажете?

– У меня эта чертова квартирка с самого начала вызывала какое-то жуткое чувство. А уж после того, как с мамой все это случилось тогда… Все думаю, наверное, ее нужно продать…

– Конечно, продать, – подхватила Светка. – Раз душа к ней не лежит – продать ее к чертям собачьим и купить что-нибудь поменьше…

– Вот только выясним сначала, кому тут Людочка помешала, – вставила я, чтобы вернуть их к более насущной теме. – Может быть, все же что-то расскажете?

– Да вот же, – Людочка даже стукнула себя ладонью по лбу. – Мы из-за чего не спали-то всю ночь! По потолку сверху кто-то ходит. По чердаку то есть. И скребется там, как собака. Но шаги явно человеческие.

Я сосредоточилась, пытаясь представить этот звук. И, по-моему, мне это удалось. По крайней мере, я представила его очень отчетливо.

Светка внезапно насторожилась.

– Тише, – прошипела она и подняла обе руки. – Слышите?

Я, признаться, ничего не слышала. В моих ушах еще и еще раз прокручивался звук, который я только что себе так четко представила.

– Точно, – сказала Людочка, тоже прислушавшись, – те же самые шаги.

Тут только до меня дошло, что звук шагов, звучащий у меня в ушах, существует на самом деле, а не только в моем представлении. Над нашими головами действительно кто-то ходил, шурша каким-то сыпучим материалом вроде щебня.

– Так, – сказала я, – сидите здесь, пьете кофе. Ждете меня.

Они застыли в напряженном, уважительном молчании. Я встала, подобрала среди кучи осколков стекла у окна свое никелированное оружие и вышла из комнаты.