Как раз незадолго до этого Ирку обворовали, и где?! На просветляющем пятиритмовом танце у Ричарда Ланга. Я ее пригласила, честь по чести, как говорила моя Люся, надо общаться письмами, а встречаясь – только танцевать! Несколько часов мы отплясывали с ней кто во что горазд, и буквально в момент нашего наивысшего духовного подъема какой-то, видимо, не до конца освоивший “Дхаммападу” искатель истины пробрался в раздевалку и вытащил из огромной Иркиной кошелки, распахнутой всем ветрам посреди гардероба – и яблоки там, и что угодно для души, всё это манит, и каждый может выбирать на свой вкус, – мобильный телефон и кошелек.

– Ты представляешь, – утешала я ее на обратном пути, – когда придет его время пробуждения – как запылают уши у него?

“Одна нога там, другая тут, – отвечала мне Ирка. – А наш с доком духоподъемный голос – ты его почувствовала? Я так долго возилась с переводом, чтобы всё то, о чем ты говоришь, не растерять, а, наоборот, усилить – очень уж он живо пишет, но по-взрослому, без панибратства. В этом смысле вы с ним чем-то схожи. Кажется, всё просто – но лишь для тех, у кого всего два глаза. Но нам-то, многоглазым, сразу видно, сколько за этим всего стоит, лежит и сверкает!!

Жалко только, что обе книжки я вам забыла подписать от имени двух мужчин моей мечты (примерно фифти-фифти). Вернее, никак не могла к себе прислушаться: люди вокруг порой так отвлекают, я решила, что прямо при вас подпишу. Но увидела Лёнину Луну в Париже и обо всём забыла! А уж после глоточка твоего чудесного напитка забыла не только то, что было, но и то, что будет. Поэтому как только окажусь в начале лета у тебя в гостях (я так за нас за всех решила!), то сразу же, надеюсь, полюбившиеся вам книжки – подпишу.

Шлю тебе отрывок из своей следующей книги про 2012, которая называется “Время Прыжка”, я тебе о ней рассказывала вчера. Это настоящее чудо.

Обнимаю вас с Лёней руками своих английских френдов – с Босоногим я давно знакома, а с Дайером надеюсь тоже вскоре задружиться.

Ждите меня в начале мая с рассказами о прекрасном Альбионе.

Буду очень и очень внимательной, чтоб все успеть и ничего не забыть))))

I!!!”

“Босоногий доктор” и другие уникумы с ее легкой руки увидели свет уже в издательстве “Рипол Классик”. Сергей Макаренков выдал карт-бланш Вавилову и Мелдрис на путеводные книги, которые в России еще никто не переводил и не издавал.

Сам Макаренков – известный апологет духовного развития, искатель нехоженых дорог – в своем издательстве не только насаждал психологические практики, но также основал театр из сотрудников, пригласил режиссера, учителя фехтования и актерского мастерства. Всё это обернулось эксклюзивным представлением в театре на Страстном бульваре по пьесе Григория Горина “Однажды в Вероне” – о том, как развивались события после гибели Ромео и Джульетты, – с декорациями, роскошными костюмами, при полном зрительном зале, восторге и аплодисментах. Директор издательства играл короля, Олег Вавилов исполнил роль негоцианта Доджия, а наш Серёжа – интригана Бенволио.

Ох, какой выдался счастливый вечерок! Тем более прямо передо мной в первом ряду маячил Иркин затылок. Он мне добавлял драйва. Наша семья заняла чуть не весь второй ряд. Еще бы! На протяжении нескольких месяцев мы почти не видели сына, а дети – отца. В ночь-полночь он являлся с ежевечерних репетиций, а также серьезных занятий по фехтованию, всё это после рабочего дня, и в праздники, и в выходные – сплошь посвященные служению Мнемозине.

Зато когда он возник на авансцене в голубом камзоле, шляпе, ботфортах, со шпагой на боку, и глава Монтекки – сам Макаренков – сказал ему:

– Бенволио! Когда я умру, то передам тебе всю мою власть и деньги!

Сергей кивнул, довольный, потирая ладони.

– …но умру я нескоро! – добавил Макаренков-Монтекки.

Сергей состроил такую физиономию, что зал покатился со смеху.

Правда, семья, включая дедушку, очень переживала, что по роли наш мальчик в ночной потасовке наносит Антонио удар в спину с последующей репликой несчастного: “Ах, храбрецы! Мерзавцы! В спину!..”

Нас обуревали противоречивые чувства: волнение, радость… и надежда – чем черт не шутит, может, обойдется, и этот злополучный удар в спину удастся миновать? В результате в пылу преследования рапира воинственного Бенволио была слегка занижена в полете, так что укол пришелся герою-любовнику точно в ягодицу.

– Нет, ну каково? – возмущался директор по продажам Витя Левченко, блистательный исполнитель роли Антонио. – Тишков мне как дал по заднице! У меня дальше реплика: “Ах, храбрецы! Мерзавцы! В спину!..” А меня такой смех разобрал! Я хохочу – не могу остановиться. Еле взял себя в руки!

“…Как приятно было сидеть перед тобой, не страшась ни чумы, ни сверкавших перед самым носом шпаг, и наблюдать захватывающие издательские страсти – совсем как в жизни! Совсем как у Шекспира! – писала мне Ирка после эпохального действа в театре на Страстном. – Представляю, что испытывала ты, когда твоя родная кровь и плоть произносила монологи и обнажала клинок! Говорят, гордость – это то, от чего собственное эго надо отучать и пряником, и бубликом, и даже шлепком, но, по-моему, бывают такие моменты, когда ее должно быть много, и она должна быть написана не где-то, а прям на лице…”

Каждая наша встреча была сродни фейерверку, который она проморгала тогда на мосту над Темзой, мы широко и подробно праздновали жизнь, не омрачая миг довольно редкого свидания житейскими невзгодами. Общение с Иркой – особое удовольствие: всё светится вокруг, мерцает, материя в ее случае недвусмысленно подтверждала свою иллюзорность, а ликование в чистом виде – свою единственную реальность.

Народ вокруг чувствовал это, по-своему реагировал: заходим в грузинский ресторанчик, там звучит песня: “Постой, паровоз, не стучите, колеса…” Хозяин увидел нас и сменил пластинку, поставил красивое хоровое грузинское песнопение. Такую проявил душевную тонкость.

“Легкое верно”, сказал Чжуан-цзы, но это вторая половина изречения. До этого “легкого” большой путь, “легкое” надо выстрадать.

Жизнь ее с детства была ареной борьбы телесности и духа, может, это путь воспитания внутреннего дракона, не по своей воле выбранный. Уже в юности стало садиться зрение, всё утонуло в тумане, после операции в клинике Федорова мир открылся ей в ясности и красочности, и еще долго жизнь казалась сказочным театром, который удивляет и приносит сюрпризы на каждом шагу.

Года не проходило, чтобы с ней что-нибудь не приключилось – “но я, несмотря на очередное небольшое фиаско, бодра, весела и ужасно энергична…”

“После месяца бобово-углеводной диеты летаю туда-сюда как на крыльях. Встаю в шесть утра, и понеслась. Тонус такой влюбленности, но не в кого-то, а в ощущение себя бодрой, уверенной и чертовски привлекательной. Все в один голос это утверждают, при этом упирают на цветущий здоровый вид и ту энергию, которую он излучает…”

Неимоверными усилиями отремонтировав “костяк”, она полностью восстановила движение, и не простое, а ту неподражаемую пластику, которая позволяла ей идти, почти не касаясь Земли, и знай себе танцевать без устали на протяжении пяти-шести-семи часов под звездами Сахары или Калахари, Чиуауа, плато Колорадо – я совсем запуталась в ее марш-маневрах. Более того, она мечтала открыть собственную школу танца, раскрывающего внутренний космос, ибо знала секрет, как преодолеть узость наших границ.

Однако прием антибиотиков после чреды операций повлек за собой строжайшую диету; но как это преподносится!

“Теперь о здоровье – тема, давно набившая оскомину. Кто будет говорить, что я ничего не ем, – не верьте. Просто я исключила из рациона все виды сахара, белой муки и риса, продуктов с добавлением дрожжей и тех, на которых образуется плесень, а также кофе, сыра, грибов, алкоголя, уксуса и т. д. А что же тогда можно? Любую рыбу и мясо, только не копченые, а свежие. Почти все овощи и салаты. Можно есть содовый ржаной хлеб, дикий рис, гречневую кашу (пришлите мне со следующей оказией пару килограмм, а то я купила китайскую гречку, так она после трех минут варки превратилась в прогорклую размазню – что с них взять, с китайцев), оливковое и сливочное масло, живой натуральный йогурт и творог, орехи – но в скорлупе, когда они хранятся в очищенном виде, на них образуются невидимые грибки плесени. То же, к моему великому сожалению – и на сухофруктах. Чай, кофе, соки – нельзя, зато минеральную воду негазированную – в любых количествах. Из травяных и популярных здесь фруктовых чаев – только ромашковый. А также три раза в день – сок алоэ и ампулы с дружелюбной бактерией, которая вселяется на место вредителя.

Так что прошу за меня не волноваться: ем за троих, поскольку в отсутствие сахара организм бунтует. Ведь сахар-то как раз и есть основное топливо для кандиды – бактерии, которая живет в любом организме, но вырвавшись из-под контроля хотя бы раз, она становится неуправляемой…”

Профессор! Она бы диссертацию защитила, если б хотела, о мириадах систем самооздоровления, дыхательной гимнастике, йоге, о диетах – очищающих, воскрешающих, возносящих на высшие уровни сознания…

Сколько книжек на эти животрепещущие темы могло бы выйти из-под ее пера, как ярко, живо, колоритно они были бы написаны.

Глушить ромашку, запивая соком алоэ, закусывая дружелюбной бактерией – да тут кто хочешь потонет в меланхолии. А она нет, просит Аню с Женей прислать ей семечек нечищеных, подсолнечных и тыквенных, лучше не поджаренных, и – как-нибудь на будущее – книжку “Зияющие высоты”, автор, кажется, Зиновьев…

…Я охраняю себя в телесности, блюду себя в слове, я умерен в пище, я ведаю истину и ею выпалываю плевелы, любовь мое избавление…

Оставаясь текучей как вода и твердой как камень, она продолжала борьбу, не снижая полета.

“Вот уже месяц как я вернулась из Нью-Йорка. Всего месяц, а кажется, что я там была пару лет назад. Время бежит просто страшно. Гляжу на себя как будто со стороны и спрашиваю непонятно кого – что, вот это и есть моя жизнь? И это время я потом буду вспоминать как свою молодость? Не то чтобы я ею недовольна по большому счету – уж мне-то грех жаловаться. Просто жадная натура Стрельца хочет всё время чего-то еще – новых событий и ощущений каждый день, постоянного разнообразия. Отсюда порой чувство неудовлетворенности, перепады настроения. В такие минуты привожу себя в чувство тем, что оглядываюсь по сторонам и вижу, что 95 процентов людей живет в сто раз скучнее и бесцельнее, чем я. И так жить я уже не смогу, да и не буду, что бы ни случилось…”

“Жизнь большинства людей представляет собой лишь беспорядочные попытки бороться за выживание и предаваться развлечениям до самой смерти. Как будто они родились пьяными, а умерли слепыми. Лишь немногие ищут способа покинуть этот мир лучше, чем пришли в него. Очень грустно, что так мало людей набирается храбрости или мудрости выйти за пределы старости болезней и смерти”, – наставляла меня Белая тигрица из Иркиной книжки.

Сама же Ирка – вооруженная пистолетом, заряженным разноцветными мыльными пузырями, – являлась к нам в Зябликово, излучая могучие электрические потоки, пронизывающие весь мир, все существа и вещи этого мира, с марципановым кексом, пудингом, банановым пирогом в виде сердца или огромнейшей пламенеющей тыквой, как она ее притаранила, мать честная!

Я подарила ей свой роман “Гений безответной любви”, там на обложке летит ангел, нарисованный Лёней.

Она сказала:

– Меня окружают ангелы – с тех пор, как я поняла, что уже не вернусь на землю человеком. Дальше я буду ангелом.

И тут же – среди общего веселья – выяснилось, будто невзначай, что у нее иммунитет сейчас на нуле. А заодно и гормональный фон.

– Ты представляешь? – она повторила удивленно. – Гормоны – на нуле!

Потом начало слабеть зрение.

Когда мы встретились в очередной раз, я позвала ее гульнуть на Винзавод, а перед тем мы заглянули в “Uniglo” приобрести мне стеганый жилет, я собиралась выступать в Норильске, – она сказала, что один глаз у нее совсем не видит, при этом как ни в чем не бывало придирчиво осматривая жилеты, взвешивая “за” и “против”.

Тут у нее зазвонил телефон:

– Ало? А кто это? Да, помню, но очень давно не общались. А где мы виделись последний раз, напомни мне? Что я делаю? Да вот – с одной прекрасной дамой примеряем наряды…

Одновременно с этим монологом я деловито напяливаю жилет за жилетом и перед ней выписываю кренделя, а она, как художник перед холстом, вытянув точеную длань, крутит головой отрицательно:

– Ой, сними. Этот – тоже не очень, может, во-он тот, серебристо-золотой? О! В нем ты будешь современно смотреться…

– Да? – я спрашиваю с надеждой. – Современно?

– Ну, так. В меру, – отвечает Ирка, продолжая разговор с таинственным едва припоминаемым собеседником. – Сейчас? Мы собрались на вернисаж. Завтра – я занята. Неважно, увидимся когда-нибудь…

На выставке, посвященной синему цвету, где мы совершенно растворились в сини, смотрю – идет писатель и артист Олег Шишкин, автор скандальной книги “Битва за Гималаи”, в которой назвал Николая Рериха и его спутников тайными агентами Кремля. Увидев Иру, он из меланхоличного фланёра превратился в бретёра, кавалера и блестящего рассказчика. Начал с того, что синий цвет символизирует страх и ужас, у французов даже есть такое выражение “синий ужас”, сыпал афоризмами, рассказывал, что написал книгу про инопланетянина Алёшечку с Урала, короче, всячески старался привлечь ее внимание и благосклонность, дабы это прекрасное видение не растаяло в синей дымке. В ней он нашел, наконец, лучшего своего слушателя и единомышленника, очарованного чудесами и необъяснимыми явлениями, …почти не различающую его лица, напрочь лишенную эстрогенов и иммунитета… А что было бы, повстречай Шишкин ее – когда она писала мне:

“Мариша! Я вернулась! С далеких островов – таких магических, что я впервые в жизни влюбилась не в ковбоя, не в диджея, а в пространство! Оооо, это невозможно описать словами, поэтому я буду рассказывать тебе об этих лунных далях и марсианских ландшафтах живьем, во всех подробностях – но, в то же время, очень лаконично, потому что это мир такой изысканной, буквально трансцендентной простоты и пустоты, что слова мои там, может, вовсе не нужны, и я буду описывать тебе свою поездку просто разводя руками – широоко-широко, как на этом поздравительном снимке в последний день прошлого года.

Желаю тебе и Лёне, а также Серёже и всей его уже немаленькой семье много прекрасных мгновений в горячих объятиях жизни! Всегда неожиданных, всегда подарочных и чаще всего переходных – из года в год, с ветки ни ветку… прыг – и прямо в космос!

Словом, жди – примчусь, где бы ты ни была, поделиться невыразимым!

Твой пламенный драконец”.

С ветки на ветку… Любимый и драматический образ роста, возносящий поток, когда ты настраиваешься на что-то безбрежное и такое личное, и тебе выходят навстречу те люди, которые должны выйти, и происходят какие-то события, которые приведут к еще большим чудесам. Как все эти фрагменты складываются в единую картину, и видишь, черт возьми, что ни один – не лишний, что мы никогда не знаем целого, поэтому куда бы ты ни шел – Ира понимала это как никто, – иди танцуя…

“Потенциал накапливается, и достаточно неординарный, я не застряла на месте, а продвигаюсь в своем интеллектуальном и творческом развитии, и знаю, что продвинусь еще дальше, если только какие-нибудь трагические обстоятельства, тьфу-тьфу, не помешают этому движению…”

До последнего она готова была учиться – и совершенно искренне возмущалась, почему я не желаю осваивать автомобильное вождение, когда моей Люсе, как ветерану войны, мэрия Москвы готовилась преподнести “Оку”.

– Ведь учиться всегда хорошо, – заявляла Мелдрис, – …неважно чему.

Хотя:

– Этот учитель мне не понравился, – она говорила про одного популярного гуру. – Он всё время чистится. И твердит всем и каждому: “надо постоянно очищаться”. А если я не ощущаю в себе никакой грязи? Нет-нет, мне с ним совершенно не по пути!

Однажды я ей рассказала про нашего с Костей Кравчуком друга Стаса, мастера медитации, он решил создать эзотерическую школу, но ума не приложит – с чего начать.

– Знаешь, – мне говорил Стас, – я вот думаю, может, мне явиться в какое-нибудь людное место, сесть и медитировать? И табличку поставить: “Курсы медитации”. Только бы меня в милицию не забрали…

– И ботинки не украли…

– Или поехать в другой город, например, в Ярославль. Там нет такого обилия учителей, прочитаю им лекцию об НЛО, проведу курс медитации…

Он даже составил тщательный план действий, который прислал мне для ознакомления.

“Вступая в мир самопознания, эзотерики, сверхъестественного, аномального, – писал он пока абсолютно неведомой гипотетической аудитории, – может быть весьма полезно из первых рук получить представление о том, что совершенно очевидно людям, давно идущим по пути и имеющим реальный опыт в этой сфере. Узнать, что важно и реально, а что вымышленное, наносное. Узнать о возможных опасностях, ловушках и препятствиях. Научиться ориентироваться в пути. Получить навыки, позволяющие самостоятельно продвигаться вперед или стать достойными и интересными для высших учителей…

В процессе обучения, – обещал Стас, – вы познакомитесь с накопленными человечеством практиками и техниками развития психического потенциала, рассмотрите основные блоки, мешающие развитию психики, освоите методы работы с телом и принципы самоисцеления. Будет освещен широкий круг явлений аномального, непознанного и паранормального, причем лекционная работа будет сочетаться с практическими занятиями. Главной целью обучения является то, что слушатель получит инструменты развития и сможет независимо от кого-либо самостоятельно развиваться в этой сфере…

Руководитель школы Станислав занимается саморазвитием с самого детства и, возможно, не первую жизнь, имеет глубокий и невероятный опыт, о чем будет рассказано на вступительной встрече”.

Ирка загорелась. И хотя я рассказывала о нем по воспоминаниям двадцатипятилетней давности, она с пол-оборота завелась оказать ему содействие в организации эзотерической школы, устроить бенефис в “Белых облаках” и, конечно, стать в этой школе первой ученицей.

“Скорей встречаться на троих – а дальше больше! – писала она мне. – Я побежала дергать предпоследний зуб – думаю, пару дней после этого отлежусь, а потом – в четверг или пятницу давайте увидимся (хоть я и нервничаю, как в преддверии чего-то крайне важного)”.

“Значит, звать джинна из бутылки?” – я спрашивала осторожно.

“Выдрала-таки колченогого! Теперь можно смело тереть лампу – на четверг после обеда или на пятницу. До дыр!”

Внезапно Стас заартачился встречаться с Иркой. Во-первых, надо было выходить из дома, что для него смолоду было проблемой. Второе – с кем-то там знакомиться. Это большой и чаще всего не оправданный ничем душевный труд. Потом он стал терзать меня вопросом: “А чего она хочет, эта женщина?” И апофеоз – он оказался вдруг во власти страшного заблуждения, что я ему предлагаю спонсора. И хотя мой друг был совершенно на нуле, буквально нечем заплатить за квартиру, он гордо отвечал:

“Не думаю, что тут нужны спонсоры.

Нужны просто слушатели.

Я не знаю, зачем спонсоры, если не будет слушателей…

Я не понимаю, зачем спонсоры, если слушатели будут.

Что я скажу твоей подруге? Какой я хороший?

Мне просто нужны слушатели.

Объясни, зачем ты хочешь нас познакомить?”

– Какие спонсоры??? – вскричала я. – Когда речь идет исключительно об ангажементе!

Этот разговор подвиг меня на то, чтобы немедленно предоставить нашей грядущей эзотерической школе самостоятельно двигаться по своим таинственным и неведомым путям, о чем я и предупредила Ирку, признавшись, что не готова тащить из болота бегемота – как-то силы уже не те, и давно иссяк запал.