Я прислушивалась к его ровному дыханию и чувствовала себя счастливой. Да, пока я не могу нормально ходить – но я в здравом уме, владею левой рукой, разговариваю. И у меня самый лучший мужчина, которого только можно себе представить. Я не знала до него других – и не жалела об этом ни секунды, искренне считая, что не имело смысла грызть семечки, когда в руки сразу попал огромный торт. У меня было много знакомых – в конце концов, я полтора года вращалась в довольно большой компании байкеров, да и занималась мужским видом спорта, однако все эти молодые люди и мальчики не вызывали у меня никакого интереса. Когда появился Акела, я сразу поняла: я должна быть только с ним, только с ним – потому что меньшего мне не надо. Хочу иметь все – и сразу. Он, конечно, разгадал мой маневр – да и что там разгадывать, когда все и так было написано на моем лице. Акела честно сопротивлялся – сколько мог. Но я выиграла и сумела убедить отца в том, что лучшего мужа мне не найти – да и не буду я искать. Папа поворчал, но согласился. Сашка оказался именно таким, как я и думала: спокойным, серьезным, немногословным и очень надежным. Таких людей сравнивают с морскими утесами, о которые разбиваются волны. Я чувствовала себя за его спиной в полной безопасности. Проблема была в другом – имея характер авантюрный и вспыльчивый, я совершенно не терплю запретов и давления, а потому иной раз влипаю в неприятности. Муж потом долго и терпеливо объяснял, почему не надо было так делать, как нужно было себя повести – словом, воспитывал. Я кивала головой, искренне раскаивалась – и снова куда-то влезала. Такой характер…

Саша прощал, хотя и не оставлял попыток перевоспитать меня. Но он настолько любил меня, что потакал любым капризам – как и отец. Едва только я, почувствовав, что могу владеть левой рукой и слегка – правой, сказала, что хочу возобновить занятия стрельбой, как муж мгновенно нашел выход из положения и купил мне детский пистолет, практически полностью имитировавший настоящее оружие. Именно Саша каждое утро вешал на стену новую бумажную мишень, чтобы я могла, едва открыв глаза, начать упражнения. Именно Саша отдавал все свое свободное время, чтобы помочь мне встать на ноги. Именно Саша верил в то, что я буду прежней – только Саша, потому что ни отец, ни брат не верили. Уверенность мужа передавалась мне – я не могла подвести его, разочаровать. Я должна соответствовать.

Рассматривая ночью лицо спящего мужа, я иногда думала о том, что было бы, не прояви я такую баранью настырность в свое время. Он ни за что не сделал бы ни шагу в мою сторону, понимая, что отец никогда не позволит ему, наемнику, человеку, умеющему убивать и делающему это запросто, прикасаться к его дочери. Но я сразу почувствовала, что никогда больше не встречу человека, которому смогу довериться полностью и с которым захочу прожить жизнь. Сашка потом часто посмеивался – мол, старый прожженный волк не совладал с крошечной мышью. Но где ему? При всем своем миниатюрном сложении и внешней воздушности я имею характер мужской и жесткий, куда сильнее, чем даже у отца – что уж говорить о братьях.

– Ну ты же девочка… – иногда почти растерянно говорил отец, когда я в очередной раз оказывалась «на коне», и я только фыркала:

– Тоже мне – поисковый признак.

Папа сам отчасти виноват в том, что я выросла такой. Он воспитывал меня один с семи лет, когда вернулся после очередной – и последней – отсидки, а мама ушла, бросив меня и братьев. Слава и Семен были уже взрослыми, и воспитать в них характер отец уже не мог, а я… Меня, малолетнюю, папа научил многим вещам, которых девочка знать и уметь не обязана. Именно папа отдал меня в секцию спортивной стрельбы, разрешил учиться водить мотоцикл, а затем и машину, объяснил святое правило «свой за своего» – и я следовала этому всю жизнь.

* * *

Я открыла глаза, и тут же в ухо мне буквально впился, как комар, громкий крик – так вопить мог только папа, и только в крайнем случае. Определенно случилось что-то, сумевшее с утра пораньше вывести из себя моего родителя. Я села в постели, потянулась левой рукой вверх, размяла плечо и решила пренебречь сегодня утренней тренировкой в стрельбе, потому что уж больно громко он орал – как бы инфаркт не спровоцировал.

Наскоро сполоснув лицо и натянув спортивный костюм, я пошла вниз. Крик отца доносился из гостиной, и это было странно – обычно он решал все свои дела в кабинете. Не удосужившись как-то предварительно обозначить свое появление, я начала с порога:

– Папа, успокойся! Тебе нельзя… – и осеклась под гневным взглядом раскрасневшегося от крика родителя:

– Кто тебе позволил входить?!

Я обвела взглядом комнату и увидела в кресле у камина бледного Бесо. Он то и дело вытирал платком потный лоб и бормотал что-то. Папа же был просто в ярости – красный, расхристанный, как после драки, кулаки сжаты, глаза светятся неприкрытой злобой. Что это тут у них?

– Александра! – рявкнул отец, заставив меня вздрогнуть, но сдаваться я не думала:

– Не кричи! Я тебя просила – относись к своему здоровью внимательнее, хватит в доме одного инвалида!

– Во-о-он! – заорал отец, сделав шаг в мою сторону, и я сочла за благо выйти, но не потому, что боялась, а просто видела – он вот-вот совсем потеряет голову. Лучше отступить и прибегнуть к испробованному за много лет и совершенно безотказному способу – уйти в соседнюю комнату и тихонько покурить там, прислушиваясь к разговору. Тем более что сегодня и напрягаться особенно не надо – так громко орет. Главное, чтобы в пылу беседы он не вспомнил о моей привычке…

Но отцу было не до меня. Судя по тому, что он говорил Бесо, тот вляпался в какую-то некрасивую историю и теперь пытался оправдаться. И пахло это дело не чем иным, как наркотиками. У меня в голове вдруг зашевелились нехорошие воспоминания. Братец Сема в свое время едва не погорел именно на этом – на торговле кокаином. Однако выяснить, откуда он его брал, я так и не смогла. И вот снова «наркотическая тема» всплывает в нашем доме. Не к добру это.

– Фима, ты слову моему не веришь? – верещал меж тем Бесо в соседней комнате. – Ты ж брат мне! Мамой клянусь – я не знал!

– Не знал?! Ты не знал, что в твоем клубе толкают кокс чуть ли не вместе с входным билетом, паскуда?! Ты не знал, что менты устроили подряд три проверки с контрольной закупкой, и все три оказались удачными?! – гремел папа.

– Фима, ты ведь знаешь – я в клубе давно не появляюсь, там Резо управляющим, у него все всегда…

– Все всегда?! Так это твой щенок горбоносый замутил?!

Резо – племянник Бесо, которого тот усыновил, когда мальчик остался без родителей, – почти мой ровесник, мы с ним много времени проводили вместе в детстве, а потом как-то потерялись. Хотя, если честно, помнить всю родню Бесо и Медеи попросту невозможно – в их доме, кроме трех дочерей, постоянно гостят многочисленные племянники и племянницы, коих великое множество. Резо приемный отец отправил учиться в Пражский университет, я поступила в медицинский, и потом мы почти не виделись. Я даже затруднилась бы сказать сейчас, как именно выглядит мой приятель. Значит, теперь он управляет отцовским ночным клубом, и в этом самом клубе милиция обнаружила кокаин. Да уж…

– Короче, Бесо. Если через три дня ты мне не притащишь сюда того, кто поставляет кокс в твой клуб, я больше ни за что не ручаюсь, – папа вдруг заговорил почти спокойно, и это совсем плохой признак – после такого обычно ничего хорошего не следовало. – Ты понял?

Что ответил Бесо, я не услышала, но решила все-таки выйти в коридор и проводить его. Мне до слез было жаль старого толстяка, который всегда хорошо ко мне относился.

Я успела догнать его уже в прихожей, схватила за рукав пальто, и он обернулся, охнул по-стариковски:

– Санька! Ты чего тут?

– Тебя провожаю. Чего это вы с утра пораньше? – я кивнула в глубь квартиры, туда, где находился отец, и Бесо тяжело вздохнул:

– Ой, Саня, не вникай. Сам ничего не пойму. Три дня сроку… – Он снова вытащил платок и вытер лоб.

– Хоть наколки-то есть? – не отставала я, но Бесо только махнул пухлой рукой:

– Не вникай, сказал! Без тебя тошно, Санька. Ладно, поеду.

Он поцеловал меня, добавил что-то по-грузински и вышел. Через закрытую дверь я услышала, как он орет на своих охранников, как ревут джипы, вылетая за ворота, и вот все стихло.

Ситуация мне совсем не нравилась. А главное – до вечера еще так далеко, а ведь поговорить об этом я могу только с мужем. Ну что ж – придется совершить незапланированный вояж в город. Первый, кстати, за все время – я очень стеснялась своего вынужденного инвалидного положения и потому отклоняла все предложения мужа прогуляться. Но сегодня я просто лопну, если не поговорю с Сашей, а потому – ну их к черту, мои комплексы.

* * *

Сборы не затянулись. Я практически не прибегала к помощи косметики – зачем, когда моя инвалидность видна и так? После ранения в голову я, придя в себя, попросила вызвать парикмахера и остригла свои кудрявые волосы «под ежик». Собственный вид в зеркале сперва шокировал, но потом я постепенно привыкла и так больше и не отращивала волос. Короткий черный «ежик» мне шел – это вынужден был признать даже муж, испытавший при виде меня шок.

– Ты стала совершенным сорванцом. И так-то никогда особо на девочку не походила – вечно в косухе своей и в берцах, а теперь и вовсе, – укоризненно изрек Саша, однако я видела, что ему нравится мой новый образ.

Без волос стало куда проще – не нужно мучиться с укладкой, пытаться выпрямить буйные кудри, которые практически не подчинялись ни шпилькам, ни заколкам. Мне, с моей одной рукой, это было бы совсем затруднительно, а просить каждый день Галю – ну, на это у меня просто терпения не хватило бы. С самого детства я занималась прической сама, мама проявляла мало интереса, а когда она ушла, то не отцу же было плести мне косы. Хотя Семен, например, вполне справлялся, если было нужно.

Сегодня же я наскоро припудрила лицо, как сумела, подвела глаза черным карандашом, а губы подмазала темной бордовой помадой. Собственно, с макияжем и прической на этом было покончено. Старые джинсы, футболка, туфли без каблука, длинный бордовый кардиган, наброшенный на плечи – на всякий случай, – все, я готова.

Не рискуя навлечь на свою голову папин гнев, я послушно взяла с собой охрану. Ребята были рады проветриться, потому что никуда, кроме как в лес, они со мной не выезжали, а жили все трое здесь же, в соседнем поселке.

– Куда едем? – поинтересовался водитель Никита, он же по совместительству мой личный телохранитель, если вдруг я собиралась выехать с минимумом охраны.

Он вывел за ворота черную папину «бэшку» – эта машина не нравилась отцу, и ею пользовалась я, когда было нужно.

– В офис к Акеле.

– Чего вдруг?

Я покрутила пальцем здоровой руки у виска, давая понять водителю, что он очень уж расслабился. Отношения с охранниками у меня были приятельские – иначе и нельзя, они меня в буквальном смысле иногда на руках носили, – но и выходить за рамки я им тоже не позволяла.

До крыльца здания банка я доковыляла, опираясь на руку Андрея – самого «возрастного» из моих охранников, коренастого сорокалетнего мужчины с такими невероятно синими глазами, что меня всякий раз подмывало спросить, не носит ли он контактные линзы. Но на крыльцо поднялась сама – научилась уже отлично справляться с этим, разворачиваясь левым боком и стараясь как можно меньше задействовать правую ногу. В какой-то момент я вдруг словно увидела себя со стороны – ковыляющая калека. Вот сейчас я войду в здание банка и той же переваливающейся походкой пойду в кабинет мужа. И все будут провожать меня сочувственными взглядами, жалеть и прятать ухмылки: к начальнику службы безопасности жена явилась – хромая утка, стриженная наголо. От подобной перспективы я почему-то не пришла в отчаяние, как могло бы логично оказаться, а разозлилась на себя. В конце концов, хватит уже лежать, нужно искать новые методы. Есть же центры какие-то для реабилитации, есть врачи – так какого черта…

Приняв решение, я почувствовала себя намного лучше и увереннее. В конце концов, Сашка – адекватный взрослый человек, а не молодой стрекозел, которого волнует в женщине только внешность.

Когда я вошла в разъехавшиеся передо мной стеклянные двери, муж уже спустился по лестнице и быстрыми шагами пересек холл:

– Аленька! Что-то случилось? – По лицу мелькнула тень беспокойства, но я отрицательно покачала головой:

– Нет. Просто захотелось тебя увидеть.

Муж растерянно заморгал единственным глазом, а я в который раз удивилась тому превращению, что происходило с ним после облачения в строгий костюм, никак, по моему мнению, не вязавшийся с его обликом. Этот диссонанс между безукоризненно отглаженными брюками, пиджаком, белой рубашкой с черным галстуком и бритой головой с длинной косой на макушке и кожаной повязкой на левом глазу смущал не только меня. Папа тоже иной раз ворчал, что начальник службы безопасности серьезного учреждения не должен выглядеть таким образом. Однако Саша невозмутимо отвечал, что его брали на работу не за внешнее соответствие, а за деловые качества, а их во что ни упакуй – не изменятся.

Кабинет мужа находился на втором этаже, и Саша никогда не пользовался лифтом, но сегодня ему пришлось изменить своему правилу – я не поднялась бы без посторонней помощи по гладким мраморным ступеням, да еще и под прицелами любопытных взглядов сотрудниц. Определенно мой муж тут пользовался успехом…

Не скажу, что меня уколола ревность – скорее я сделала для себя вывод о правильно принятом решении. Нужно заняться собой, обязательно приблизить свое состояние к максимально нормальному. Я понимала, что прежней уже не буду, но свести последствия ранения к минимуму вполне могу.

– Ты что такая сосредоточенная? – с улыбкой спросил муж, усаживая меня в большое кресло в кабинете.

– Думаю, – коротко бросила я. – У тебя курить можно?

– Тебе можно.

– Есть преимущество быть инвалидом, – ухмыльнулась я криво и достала сигареты и зажигалку.

– Перестань, Аля.

– Да, хорошо. Саш… надо поговорить.

– Ну, я так и догадался, – улыбнулся муж, усаживаясь напротив. – Иначе что могло заставить тебя встать с кровати и приехать? Что случилось?

Я помолчала, сделала еще пару затяжек и, решительно ткнув окурок в пепельницу, заговорила. Я выложила все, что услышала сегодня утром дома, опустив, однако, тот факт, что наш Семен полгода назад тоже был связан с какими-то наркодилерами. Я не могла сказать об этом – иначе пришлось бы выложить и правду про личную жизнь брата, а говорить об этом даже мужу было чревато. Чужая тайна постепенно становилась непосильной ношей, которую никак нельзя бросить, а потому приходится тащить.

– Не понимаю, что тебя так обеспокоило, – Саша сложил руки перед собой и пристально посмотрел мне в глаза. – Это разборки Фимы и Бесо. Зачем тебе это?

Действительно, зачем? Вот этот момент я и не продумала, когда ехала сюда. С чего бы мне лезть в папины дела?

– Аля, я жду.

– Саш… ну, он же мой отец! У него инфаркт был, сердце совсем никудышное…

– Так, прекрати эту богадельню! – чуть повысил голос муж, и я уловила в нем те самые нотки, появление которых ничего хорошего не обещало. – Твой отец, если ему будет нужно, переживет любого столетнего кавказца. И нечего мне здесь разыгрывать сцену «любящая дочь у смертного одра папеньки»!

Замечательно! Если я сейчас же, на ходу не изобрету что-то, мне придется сказать ему правду. А это означает – нарушить данное много лет назад Семену обещание молчать. Акела по своим взглядам был схож с отцом и ни за что не понял бы Семкиного пристрастия к парням. Удивительно еще, как старый Бесо, давно догадавшийся об этом, молчал. Я всякий раз замирала в ужасе, когда им с Семеном выпадало столкнуться в доме отца. Но Бесо, верный данному мне слову, молчал.

– Аля! – напомнил муж, и я отвлеклась от мыслей о брате.

– Саш… я действительно волнуюсь за отца. Мне кажется, опять что-то происходит – что-то такое, из-за чего в прошлый раз все пошло кувырком. Ты же видишь, какой он в последнее время? – горячо заговорила я, глядя мужу в глаза как можно более честно и открыто. – Да и ты… Ты ведь тоже что-то знаешь?

Саша помолчал, а потом, наклонившись ко мне через стол, прошептал:

– А ведь ты совершенно права, Алька. Ты знаешь, где нашлись деньги, уведенные со счетов одной из фирм? На счету небольшой фирмочки, совладельцем которой является Бесо. Небольшая такая конторка – туристическое агентство.

– Что?!

– Т-с-с! – муж сжал мою руку и продолжил: – Я приставил к Бесо человека, но это ничего не дало. Старый черт ведет себя так, словно вообще не в курсе. А деньги – там. Лежат себе. Чувствуешь, чем пахнет?

– А то…

Но в голове у меня никак не укладывалось – чтобы Бесо, старый Бесо, который прошел с отцом бок о бок почти всю жизнь! Бесо, спасший отца в лагере, когда на него совершили нападение ночью в бараке, Бесо, подставивший собственную грудь под финку наемника! Он едва не умер потом в санчасти от потери крови, и уже отец вытаскивал его с того света – у них оказалась одна группа. Нет, этого просто не могло быть – чтобы после такого человек взял и отмел все за не такую уж заоблачную сумму. И кому, как не Акеле, это понимать.

– Саша… этого просто не может быть! – Я вырвала свою руку из его ладони и сжала пальцами переносицу. – Ты понимаешь? Кто угодно – но не Бесо!

– Да? Не Бесо? Ты считаешь, что я оговариваю его?

Саша встал и подошел к большому сейфу, укрепленному в простенке окон. Набрал код и вытащил тонкую зеленую папку, которую швырнул на стол, и она скользнула ко мне.

– Мне нужно отойти по делам, человек ждет. А ты посиди пока и почитай.

Хлопнула дверь. Я поежилась – тон мужа был таким, что не оставалось сомнений: Сашка разозлился, я обидела его недоверием.

Вздохнув, я потянула к себе папку и открыла. Документы, счета какие-то, ряды и колонки цифр… Я ничего в этом не понимаю. Но название турфирмы «Ковчег» увидела на нескольких бумагах, а это значило, что Бесо действительно причастен к махинациям. Как же мне не хотелось верить в это, как же было страшно, что сказанное мужем окажется правдой – и вот я держу в руках документальное свидетельство.

Сигарета показалась отвратительной, как будто имела вкус предательства. Что будет с отцом, когда все откроется? Самое страшное – разочароваться в человеке, с которым тебя объединяет кровь. Папа еле пережил то, что сделал мой старший брат…

И тут до меня дошло. А что, если я сама поеду к Бесо и поговорю с ним? Вот прямо сейчас сниму копии со всех документов, благо в углу стоит ксерокс, и отправлюсь?

Быстро сняв копии, я сунула полученные листы в сумку и уселась на прежнее место – мне нужно было дождаться мужа, чтобы попрощаться и не вызвать подозрений. Понятное дело, говорить Сашке о визите к Бесо я не собиралась.

* * *