«Проще и проще…»

 
Проще и проще
Пишется, дышится.
Зорче и зорче
Видится, слышится.
 
 
Меньше и меньше
Помнится, любится.
– Значит, уж скоро
Посох и рубище.
 

26 августа 1918

«Не смущаю, не пою…»

 
Не смущаю, не пою
Женскою отравою.
Руку верную даю —
Пишущую, правую.
 
 
Той, которою крещу
На ночь – ненаглядную.
Той, которою пишу
То, что Богом задано.
 
 
Левая – она дерзка,
Льстивая, лукавая.
Вот тебе моя рука —
Праведная, правая!
 

23 октября 1918

«Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!..»

 
Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!
 
 
Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе ль остановить кружащееся сердце?
 
 
Порукою тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало ли вздыхать над действом комедийным?
 
 
Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его схороним.
 

20 ноября 2018

«Не успокоюсь, пока не увижу…»

 
Не успокоюсь, пока не увижу.
Не успокоюсь, пока не услышу.
Вашего взора пока не увижу,
Вашего слова пока не услышу.
 
 
Что-то не сходится – самая малость!
Кто мне в задаче исправит ошибку?
Солоно-солоно сердцу досталась
Сладкая-сладкая Ваша улыбка!
 
 
– Баба! – мне внуки на урне напишут.
И повторяю – упрямо и слабо:
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
 

23 ноября 1918

«Вы столь забывчивы, сколь незабвенны…»

 
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? – Златого утра краше!
Сказать еще? – Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
 
 
Друг, разрешите мне на лад старинный
Сказать любовь, нежнейшую на свете.
Я Вас люблю. – В камине воет ветер.
Облокотясь – уставясь в жар каминный —
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
 
 
Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! – Младой военнопленный,
Любовь отпустит вас, но – вдохновенный —
Всем пророкочет голос мой крылатый —
О том, что жили на земле когда-то
Вы – столь забывчивый, сколь незабвенный!
 

25 ноября 1918

«Мне тебя уже не надо…»

 
Мне тебя уже не надо,
Милый – и не оттого что
С первой почтой – не писал.
 
 
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать – смеясь.
 
 
(Писанные мной одною —
Одному тебе! – впервые! —
Расколдуешь – не один.)
 
 
И не оттого что кудри
До щеки коснутся – мастер
Я сама читать вдвоем! —
 
 
И не оттого что вместе
– Над неясностью заглавных! —
Вы вздохнете, наклонясь.
 
 
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся – труден
Почерк, – да к тому – стихи!
 
 
Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:
 
 
Мне тебя уже не надо —
Оттого что – оттого что —
Мне тебя уже не надо!
 

3 декабря 1918

«Не поцеловали – приложились…»

 
Не поцеловали – приложились.
Не проговорили – продохнули.
Может быть – Вы на земле не жили,
Может быть – висел лишь плащ на стуле.
 
 
Может быть – давно под камнем плоским
Успокоился Ваш нежный возраст.
Я себя почувствовала воском:
Маленькой покойницею в розах.
 
 
Руку на сердце кладу – не бьется.
Так легко без счастья, без страданья!
– Так прошло – что у людей зовется —
На миру – любовное свиданье.
 

Начало января 1919

«Два дерева хотят друг к другу…»

 
Два дерева хотят друг к другу.
Два дерева. Напротив дом мой.
Деревья старые. Дом старый.
Я молода, а то б, пожалуй,
Чужих деревьев не жалела.
 
 
То, что поменьше, тянет руки,
Как женщина, из жил последних
Вытянулось, – смотреть жестоко,
Как тянется – к тому, другому,
Что старше, стойче и – кто знает? —
Еще несчастнее, быть может.
 
 
Два дерева: в пылу заката
И под дождем – еще под снегом —
Всегда, всегда: одно к другому,
Таков закон: одно к другому,
Закон один: одно к другому.
 

Август 1919

Царь-девица
Поэма-сказка

 
Как у молодой змеи – да старый ýж,
Как у молодой жены – да старый муж,
Морда тыквой, живот шаром, дышит – терем дрожит,
От усов-то перегаром на сто верст округ разит.
 
 
Как у мачехи у младенькой – сынок в потолок,
Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,
Вместо щек – одни-то впадинки, губы крепко молчат.
Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…
Поведешь в его сторонку оком —
 
 
Смотрит в стену.
Дай-ка боком
Д’ненароком
Да задену!
 

Ночь первая

 
Спит Царевич, распростерся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой уперся
Месяц в личико его.
 
 
Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабенка шалая
Над мальчиком.
 
 
«Скрытные твои ресницы, —
Без огня сожжена!
Отчего я не девица,
А чужая жена!
 
 
Отчего-то людям спится,
А мне плачется!
Отчего тебе не мать родная
Я, а мачеха?
 
 
На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головеночкой льняной
Ребеночек мой!
 
 
Молчи, пес цепной!
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
Ребеночек – мой!
 
 
В кипяток положь яйцо —
Да как не сварится?
Как на личико твое цветочное
Не зариться?
 
 
Для одной твоей лежанки
Я на свет рождена.
Я царевичу служанка —
Не царёва жена.
 
 
Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музыкой
Заведу – кубáрь?
 
 
Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Али грудь плоска?
Хочешь, два тебе – на бусы —
Подарю глазка?
 
 
Не введу в расход, – задаром!»
А сынок в ответ,
– К взрослым пасынкам – нестарым
Мачехам ходить не след. —
 

* * *

 
«Дай подушечку поправлю!»
– Я сам примощусь! —
«Как же так тебя оставлю?»
– Я и сам обойдусь! —
 
 
«Ай пониже? Aй повыше?»
– Мне твой вид постыл! —
«Видно, разум твой мальчиший
Звоном пó морю уплыл.
 
 
Али ручки не белы?»
– В море пена белей! —
«Али губки не алы?»
– В море зори алей! —
 
 
«Али грудь не высока?»
– Мне что грудь – что доска! —
«Можно рядушком прилечь?»
– Постеля узка! —
 
 
«Коль и впрямь она узка – свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? – скину юбочку!
Всё, что знала, позабыла нынче зá ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!»
 
 
А Царевич ей в ответ
Опять всё то же:
Всё: негоже, да не трожь,
Не трожь, негоже!
 
 
«Али личиком и впрямь не бела?»
– Не страми родство, да брось озорство! —
«Ох, зачем тебя не я родила?»
– Мне не надо твоего – ничего! —
 
 
«Ох, височки, волосочки мои!»
– Корабельные досочки мои! —
 

* * *

 
Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажег – да вниз головой,
Да псалмы поет на лад плясовой.
 
 
На угодничков плюет, давит мух,
Черных сродничков своих славит вслух.
– Распотешь себя, душа, распотешь! —
Над лампадочкой святой клонит плешь.
 
 
– Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей – поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?
 
 
Шея лебедем, высок, белогруд,
В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!
 
 
Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной – красней!
Посередке же, с простертой рукой —
Не то Ангел, не то Воин какой.
 
 
Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладет две легких доски,
Да Царевичу дает две руки.
 
 
Всполохнулся мой Царевич – погиб! —
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: «Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царёва кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать».
 
 
– Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —
«Царь с бутылкою в обнимку храпит.
Ты царевичеву кровь развяжи:
Коршунком ко мне на грудь положи!»
 
 
Усмехнулся в бороденку старик:
Хоть царица, а проста на язык!
Ночевать одной, поди, невтерпеж!..
– Что ж, краса, мне за работу кладешь?
 
 
«Положу тебе шесть сот соболей».
– Мне плевочек твой единый милей!
 
 
«Скат заморского сукна на кафтан».
– Из сукна того скатай сарафан!
 
 
«Так червонцев нагружу чугунок».
– Дешев, дешев тебе царский сынок!
 
 
Приклонись ко мне, Царица, ушком,
Цену сам тебе скажу шепотком. —
 
 
Помертвела ровно столб соляной,
Д’как сорвется, д’как взовьется струной,
 
 
Как плевком ему да вызвездит лоб!..
«Хам! Охальник! Худородный холоп!
 
 
Целовать тебя – повешусь допрежь!»
Старикашка ничего, вытер плешь:
 
 
– Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка ты в лампадный елей!
 
 
Дунь и плюнь! Сделай рябь!
Что ты видишь? – «Корабь.
 
 
Без гребцов-парусов,
Само море несет».
– Ну-кось? – «Чтой-то темно».
– Плюнь на самое дно!
 
 
Ну-кось? – «Ходко бежит!
Кто-то в лежку лежит:
Человек молодой…
– Светел пасынок мой!»
 
 
Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.
 
 
– Перстень в маслице брось!
Ну-кось? – «Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.
 
 
Привалился к корме.
Думу держит в уме».
 
 
– Топни правой ногой!
Что ты видишь? – «Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.
 
 
В сини-волны в упор
Грудь высокую впер.
Посередке – костер,
Пурпуровый шатер».
 
 
– Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! —
 
 
«Душу сперло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс – змей-самохлёст,
Головою до звезд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой…»
– Топни левой ногой! —
 
 
Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!
 
 
Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! —
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.
 

* * *

 
– Ох вы, бабьи дела келейные! —
Положил свою кладь на лавочку.
– Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво – булавочку.
 
 
Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои ее кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! —
 
 
Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась – цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпурóвую – всю – булавочку:
 
 
«Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!»
 
 
Тот булавку враз
Ртом клыкастым – хвать!
– Как начнет в волнах
Дева-Зверь вставать —
 
 
И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь – навыворот!
От булавки той – будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать…
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.
 
 
Вру – оставь в руке
Бороденки клок! —
А она в тоске:
«Получай залог!»
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь – с улыбочкой перекошенной.
 

* * *

 
Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
«Всё отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!
 
 
Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Всё в пурпурóвые туманы
Уводит синяя верста.
 
 
Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом —
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чем!
 
 
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!»
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.
 

* * *

 
А за дверью скреб да скреб…
«Дядька, ты?»
– Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!
 
 
Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!
 
 
Что ж не спишь опять? – «Не сплю, не дремлю,
Дрему, радужную птицу, ловлю.
Поступь легкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка».
 
 
– Не испить тебе бы маку? —
«He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.
 
 
Все-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, —
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!
 
 
Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?»
– Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.
 
 
«Отчего на бабьи речи
Весь – как ржавый замок?»
– Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье – домок!
 
 
«Отчего корабь морями
Сам без весел плывет?»
– Оттого, что за морями
Царь-Девица живет!