Алина
– Мамочка, мне здесь не нравится, – сказала Снежана, – когда мы поедем домой?
Когда Михаилу в голову взбредет, подумалось мне. Вслух я, разумеется, такого сказать не могла: для Снежаны он был отцом. И не худшим отцом, что удивительно. Мне казалось, к своим дочерям он относился гораздо холоднее и жестче, чем к ней. Что не отменяло факта его готовности использовать Снежану и всех остальных для укрепления своей власти.
Сейчас я могла только догадываться, что он задумал. Оставаясь рядом с ним изначально, я хотела не только защитить свою дочь. Я хотела выяснить, что произошло в доме Семена и Марии, каким образом он устроил тот пожар, через кого. но мне это так и не удалось. Михаил делился со мной исключительно тем, в чем я могла быть ему полезна. Может быть, я и знала гораздо больше остальных, но недостаточно. Со временем и главные цели поблекли, словно потеряли значение и силу.
Я сама потерялась.
– После того, как приедет папа.
Раньше меня так не корежило, когда я называла Михаила ее отцом, сейчас же словно кость поперек горла встала. От этой лжи, ставшей на удивление привычной, сейчас захотелось помыться.
– А когда он приедет?
– Не знаю, милая. Ешь.
Снежана завтракала неохотно, даже несмотря на то, что я отпустила Зарину и занималась ей сама. Няне тоже было не по себе, я это видела, вчера после ужина с прислугой она вернулась сама не своя, расстроенная, и мне так и не удалось выведать, что же там приключилось. В конце концов я решила, что когда придет время, расскажет сама.
За окном уже с утра светило яркое солнце, небывалая щедрость погоды для Талминбурга. На небе не было ни тучки, что обещало нам возможность пойти погулять.
– Злой дядя будет постоянно к нам приходить?
Я вспомнила вчерашний визит Богдана и поперхнулась. Закашлялась, а дочь тут же подскочила и принялась хлопать меня по спине своими крохотными ладошками.
– Ты вчера… что ты слышала?
– Слышала, как он пришел, потом больше ничего.
Я глубоко вздохнула и порадовалась, что разучилась краснеть. Или почти разучилась, по крайней мере, полыхать костром от стыда перед дочерью мне точно не хотелось.
– Нет, думаю больше он не придет.
Хотелось бы верить. Очень хотелось бы, и тот Богдан, которого я знала раньше, действительно не пришел бы. Но этот… другой, чужой, опасный и еще более притягательный, на которого мое тело отзывалось так, словно не могло насытиться его близостью после долгой разлуки… его я совершенно не знала. Не знала, что от него ожидать, точно так же как и не знала, чего ожидать от себя рядом с ним.
– А зачем вчера приходил?
Да, про свой талант не краснеть я задумалась рано.
– Хотел обсудить условия нашего пребывания здесь.
– Условия?
– Да, это… как мы здесь будем жить, что нам можно, а что нельзя.
– Нам что-то нельзя?
– Нельзя плевать людям за шиворот, например. Даже самым злым.
Снежана засмеялась, а я лишь мысленно поблагодарила всех, кого можно, что переключилась с опасной темы.
– Гулять нам можно? Я хочу гулять!
Снежану за уши было не вытащить с улицы, поэтому во время обучения она часто считала ворон, глядя в окно и представляя, что будет, когда закончатся занятия. Здесь она, судя по всему, от занятий освобождена, и… что же, пожалуй, это пойдет ей на пользу. Немного отдохнет, поживет без постоянных надзоров гувернантки, музыки, чтения и счета.
– Да, я думаю можно, милая. Сейчас Зарина вернется, я отправлю ее узнать, как и где мы можем подышать воздухом.
– Ура! Ура! Ура!
Снежана подскочила со стула и принялась хлопать в ладоши.
За радостью дочери я забыла даже спросить вернувшуюся няню, как прошел ее завтрак, вспомнила только, когда она вышла за дверь. Но, судя по тому, как Зарина выглядела сегодня, уже гораздо лучше, чем вчерашний ужин.
Пока я собиралась, раздумывая, что надеть на прогулку, а что взять с собой, Снежана читала свою любимую книгу «Потерянная бестиари» с невероятно красивыми картинками на страницах. Сказка была о девочке из аристократической семьи, которую воспитала бедная женщина. Она попала к ней после нападения злого жаждущего власти бестиара на ее родителей, который их и убил. Впоследствии она повстречала прекрасного бестиара, все, разумеется, выяснилось, зло было наказано, а девушка стала счастливо жить со своим возлюбленным.
Дочь могла перечитывать ее и рассматривать картинки часами, поэтому я не особо прислушивалась к тому, что происходит в ее комнате. Погруженная в свои мысли, перебирала вещи, а очнулась от того, что услышала мальчишечьи голоса.
От неожиданности сначала замерла, потом бросилась в ее спальню, готовая снова защищать свою Снежинку теперь уже от сыновей Богдана. Почти ворвалась к ним, когда услышала не по-детски серьезное:
– Меня зовут Мирон, а это Матвей. Не перепутай.
В голосе мальчика не было враждебности, и я остановилась. Решила послушать.
– Как вас можно перепутать? – серьезно спросила дочь. – Вы же совсем разные!
Я стояла у стены и в приоткрытую дверь могла видеть мальчишек. В самом деле похожих как две капли воды.
– Нас даже мама путает! И папа! – возмутился тот, что стоял поближе ко мне.
– А я не буду!
– Будешь!
– Не буду!
– Хорошо, отвернись, а потом скажешь, кто из нас кто.
Никогда не понимала, зачем близнецов одевать одинаково. В белых рубашках с жабо, темно-синих брюках и темно-синих камзольчиках они выглядели как зеркальные отражения друг друга. Я вот при всем желании их бы не различила, особенно учитывая, что они все равно для меня одно лицо: Богдан. Таким Богдан наверное был в детстве. При мысли про маленького Богдана все внутри сжалось, и я запретила себе думать об этом. О том, чьи это дети – тоже. Может быть, это малодушие, но я пока не могу. Не готова, это слишком больно.
– Поворачивайся! – скомандовал не то Мирон, не то Матвей.
Снежана повернулась и подошла к ним, теперь я могла видеть и ее.
– Ты Мирон, – она беззастенчиво ткнула пальцем в грудь одному, а второму просто кивнула. – Ты Матвей.
Близнецы переглянулись.
– Да. Как ты угадала? – спросили чуть ли не хором.
– Я же говорю: вы разные.
– Хм. – Произнес Матвей (я запомнила!) – А ты интересная.
– Ты тоже ничего, – снисходительно отозвалась моя дочь. – И ты.
Продолжение разговора я не услышала, потому что вернулась Зарина, и близнецы, услышав хлопнувшую дверь, мигом обернулись. Я же поспешно повернулась к няне, которая открыла было рот, чтобы что-то сказать. Но тут тоже увидела близнецов, всплеснула руками и ахнула.
– Вот же сорванцы! Весь дворец на уши поставили, вас там все ищут.
– Не надо нас искать, мы уже взрослые! – насупился то ли Мирон, то ли Матвей (у меня они опять перепутались).
– Мы знакомиться пришли, – возмущенно произнес второй. – И вообще, мы кавальеры!
– Зарина, отведи мальчиков в их покои, – попросила я.
– Но мы не хотим уходить!
– Да! Мы еще только познакомились!
– Мам, а можно они останутся?
Дети атаковали меня сразу все, поэтому пришлось отвечать по порядку:
– Сначала нужно спросить разрешения у вашей матери или у гувернера. Поэтому – на выход, молодые люди, – я посторонилась, чтобы их пропустить, и два надутых кавальера гуськом потопали мимо меня. – Снежана…
– Мам, но мы же сможем играть вместе? – спросила дочь. – Ты же разрешаешь? Если их мама разрешит?
Снежинка смотрела на меня с такой надеждой, что я просто не смогла отказать. Тем более что за меня это наверняка сделает Анна, а мне совсем не хотелось быть той, кто разрушит радость дочери.
– Да, – ответила я. – Да, я разрешаю.
Кавальеры заулыбались и зашагали вслед за Зариной уже более бодро, а я подошла к Снежане и опустилась рядом с ней на корточки.
– Тебе они действительно понравились, Снежинка? – спросила, глядя ей прямо в глаза.
– Да, они хорошие! И совсем не злые, как тот дядя. Я очень хочу с ними играть!
В ней было столько надежды, что у нее правда получится, что у нее наконец-то буду друзья, что я поддалась минутной слабости и, обняв ее, мысленно поклялась, что не сделаю ничего, чтобы воспрепятствовать этой дружбе. Более того, в этот момент я готова даже была говорить с Анной, если она не захочет, но говорить мне пришлось не с Анной.
Потому что сыновьям приближаться к Снежане запретил не кто иной, как Богдан. Он же запретил нам гулять.
Алина
– Что значит – нам запрещено выходить? – переспросила я Зарину после таких новостей. – Ребенку нельзя без свежего воздуха!
– Я… я только передаю, что мне сказали, – растерялась няня. – Кавальер Велимирский против того, чтобы вы покидали дворец. Вы можете выходить на балкон…
Под моим взглядом девушка поперхнулась и закашлялась: видимо, он был зверский.
На балкон выходить?! Он у меня сейчас сам с балкона выйдет!
За годы тесного общения с Михаилом я привыкла ко многому: ко лжи и фальши, к тому, что приходится поступаться своими чувствами и интересами. К тому, что случается общаться с теми, кто мне неприятен, не привыкла я только к одному. К тому, что можно обижать мою дочь! Никогда никому не позволяла, и этому… кавальеру Велимирскому тоже не позволю.
– Побудь со Снежаной, пожалуйста, не отходи от нее, – попросила я, а сама направилась к дверям. Если честно, я смутно представляла, где в талминбургском дворце искать вышеозначенного кавальера, но когда это меня останавливало?
Я спросила об этом у первого же стражника, и тот с непробиваемым лицом сообщил, что им запрещено со мной разговаривать. Та же история произошла со служанкой, которая потом еще и убежала от меня, как будто боялась чем-то заразиться.
Не представляю, что Богдан им сказал, и чем запугал, а главное – когда успел, но внутри я просто закипала. Чувствовала это даже на уровне магии, из-за которой невидимые руны проступали на коже. Я ощущала это под платьем, и заводилась еще сильнее. Никто никогда не выводил меня из себя настолько, чтобы себя раскрыть! И сейчас я не имею права этого делать, хотя с помощью магии могла бы найти его в считаные минуты.
Что ж, если придется открывать каждую дверь и заглядывать в каждую комнату, я так и сделаю. С такими мыслями я буквально летела через анфиладу. Длинную, залитую солнечным светом, играющим на росписи и в позолоте.
Ненавижу его! Ненавижу! Как же я его ненавижу!
– Какая встреча!
Сначала мне показалось, что я ослышалась, но, обернувшись, убедилась, что с моим слухом все в порядке. Передо мной стояла не кто иная, как Марика, разве что выглядела она сейчас иначе. Темные волосы были уложены в роскошную аристократическую прическу, платье тоже было под стать. Выдавали ее разве что драгоценности: она была ими увешана: дорогими, с крупными камнями, напоказ.
– Что, не ожидала меня здесь увидеть, подруга? – Марика растянула губы в улыбке. – А я вот, как видишь, отлично живу. Анна Велимирская была настолько добра, что не просто забрала меня с собой, но и сделала своей камеристкой. Когда все люди Лазовии стали свободны, приняла меня как фрейлину. Тебе не так повезло, насколько я понимаю?
Она посмотрела на меня свысока, явно надеясь, что я сейчас почувствую себя рядом с ней маленькой и несчастной.
– Счастлива за тебя, – привычно вытолкнула из себя пустые, ничего не значащие слова. Хотя потрясение от встречи немного перебило злость на Богдана, и на том спасибо. – Тебе не запрещено со мной разговаривать?
Марика заморгала, она явно не ожидала, что наша беседа примет именно такое направление.
– Мне никто ничего не может запретить! Я свободная женщина! – высокопарно произнесла она.
– В этом дворце всем запрещено со мной разговаривать, – пожала плечами я. – Вероятно, и фрейлинам Анны тоже, просто ты еще об этом не знаешь.
– Ты не поняла! – Марика надменно вскинула бровь. – Я здесь на особом положении!
– Как это чудесно. В таком случае тебе не составит труда рассказать мне, как найти кабинет кавальера Велимирского.
– С чего бы мне тебе помогать?
– Потому что ты свободная женщина и можешь себе позволить оказать снисходительную услугу мне, которой не так повезло.
– А и вправду, – насмешливо произнесла бывшая подруга. – Отведу тебя, посмотрю, как он тебя вышвырнет.
– Ты невероятно мила, – ответила я с тем же выражением лица и легкой полуулыбкой. Зная, что именно это раздражает больше всего: когда тебя нельзя вывести из себя, люди, которые всеми силами пытаются тебя задеть, приходят в бешенство.
Конечно, Марика могла отказаться мне помогать, но я сделала ставку на ее ненависть ко мне и желание мне навредить, в том числе она в самом деле рассчитывала посмотреть, как Богдан вышвырнет меня из кабинета. Для нее это, видимо, был бы величайший позор, для меня всего лишь проходной момент. Если я что и поняла за всю свою жизнь, так это то, что унизить тебя не может никто, пока ты сама этого не позволишь. Даже на эшафот можно взойти с высоко поднятой головой.
Несколько минут – и вот я уже перед кабинетом Богдана. Стражники, разумеется, заслонили мне путь, заслужив снисходительную улыбку моей сопровождающей.
– Вас не ожидают, – сообщил мне усатый мужчина, выше меня на голову.
– Придется выделить минутку, – спокойно ответила я.
– Уходите.
– Богда-а-а-ан! – Эхо моего окрика заметалось по коридорам, точно так же заметались глаза охраняющих его кабинет мужчин. Марика распахнула рот. Я собиралась повторить, когда дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник злой как сто тысяч тварей Бездны кавальер Велимирский.
– Я занят, – повторил он таким тоном, что все присутствующие – начиная от его секретаря за спиной и заканчивая Марикой с охраной вросли в пол.
– Я много времени не отниму. Мне просто нужно, чтобы у моей дочери были соответствующие условия. Разреши нам гулять – и больше ты меня не увидишь.
– Нет.
– В таком случае я буду стоять здесь и орать, как желающая кота кошка, пока тебе не надоест.
Покраснел почему-то секретарь, один из стражников поперхнулся, Богдан же резко отступил в сторону, покровительственным жестом указав мне на возможность войти. Я не торопилась, поэтому пока мы прошествовали против секретаря и оказались за еще одной дверью, до того распахнутой, а после резко захлопнувшейся от силы Богдана, Бездна в его глазах набрала мощь.
– Чего ты добиваешься?! – прорычал он, даже не предлагая мне сесть. – Тебе совершенно наплевать на репутацию и этикет?
– От моей репутации давно ничего не осталось, а этикетом я готова поступиться, когда речь идет о Снежане. Давно ты стал использовать детей в своих давних обидах, Богдан? Она тебе ничего не сделала!
Мой голос не дрожал только потому, что я понимала: нельзя себе позволять слабость. Сейчас нельзя. Теперь, кажется, нельзя будет всю жизнь.
Если раньше в моих снах Богдан выступал защитником, он приходил меня и спасал, забирал нас со Снежаной от Михаила, то в последние годы таких снов стало раз-два и обчелся. Реальность же оказалась еще гораздо более прозаичной.
– Я никого не использую, – процедил он. – Ты здесь, чтобы шпионить для Михаила, и хочешь, чтобы тебе был оказан радушный прием?
– Я сюда не просилась!
Я все-таки сорвалась на отчаянный крик, хорошо хоть слезы сдержала. Мне было больно не столько за себя, сколько за дочь, которая на самом деле была его дочерью.
– Ты пожелал забрать меня, как игрушку, Михаил решил это использовать. Но Снежана здесь ни при чем.
– Верно. Тебе следовало просто оставить ее с отцом.
Вместо ответа я схватила пресс-папье и запустила в него. Богдан легко увернулся, а вот его шкаф увернуться не смог, стекло посыпалось на пол, опасными искрами разлетевшись по полу.
Его глаза холодно сверкнули, очевидно, он только что взял Бездну под контроль.
– Странно, что Михаилу удавалось тебя подкладывать под кого-то с такими манерами, – выплюнул он.
– Возможно, дело в том, что другие не вели себя, как последние твари, – не осталась в долгу я.
Бездна вернулась, а вместе с ней вернулось что-то другое. Незнакомое и жестокое. Я не видела такой жестокости в его глазах никогда.
– Хочешь, чтобы твоя девчонка чувствовала себя как дома? – произнес он. – Вставай на колени и отработай. У игрушек нет смысла, если не использовать их по прямому назначению.
Словами о том, что Снежана – это его девочка я чуть не подавилась. Они стояли у самого сердца, а теперь разлетелись осколками, как ранее минутой стекло. От этих осколков сначала стало очень больно, потом очень холодно. Руны на коже полыхнули так, что на контрасте показалось, в меня впились клеймящие жала по всему телу.
Магия хлынула в меня, сквозь меня, и он это почувствовал. Сразу же. Удивиться не успел, потому что я никогда никому не позволяла удивляться. Сложившиеся под натренированными пальцами руны создали полог тишины и ударили в него раньше, чем Богдан успел опомниться.
Я знала, как это действует, потому что видела такое сотни раз. Знала, что должна сделать. Как это было всегда. Мужчины под моей властью видели то, что хотели: как я отдаюсь им в самых немыслимых позах. Как они делают со мной самые грязные вещи, я играла их тайными фантазиями, как хотела. Здесь надо было сделать то же самое, а потом развернуться и выйти, оставив Богдана с мыслью, что я обслужила его по полной.
Получить нужное мне разрешение так.
Но я была зла. Я была очень зла, и эта ярость кипела в крови, грозя превратить меня в подобие Михаила, если я сейчас просто не дам ей выход. Поэтому я указала Богдану на пол и приказала:
– На колени! Ползи!
Искрящиеся руны втекали и впитывались в него, и, несмотря на то, что я уже сотни раз играла с сознанием мужчин, такого я не делала никогда.
Я никогда. Никем. Не управляла.
О проекте
О подписке
Другие проекты