Глава 3

Диана

На лекциях мне всегда хочется спать. Что я и делаю, расположившись на последнем ряду. Сквозь монотонный стук дождевых капель по стёклам, который ещё больше навевает сон, сквозь полудрему доносятся отрывочные фразы:

«Здесь и далее…»

«… адаптации базовой модели анализа безубыточности».

«Переменные затраты также можно оценить в процентах от объема продаж…»

Как можно запихнуть столько посторонних предметов в обучение на юриста? Ума не приложу. Если бы программу составляла я, там все было бы по существу. Хотя мне и по существу скучно. Отец предлагал мне учиться за границей, но я отказалась. Сейчас вот думаю: почему?

На этой мысли и засыпаю, а просыпаюсь ближе к концу пары, устраиваюсь поудобнее, положив голову на руки. Крекер продолжает вещать свою финансовую муть, а я смотрю на Пуговку. Крекер – это наш препод, получивший своё прозвище за то, что у него постоянно что-то хрустит. Возможно, скрипучие ботинки – это несчастный случай, но скрипучая кожаная куртка, с которой остатки кожи осыпаются – это уже диагноз. А ещё по теории Вселенской Гармонии ему уже давно пора рассыпаться от старости, а не лекции читать.

Я молчу про очки.

Пуговка – это узаконенный вариант спортсменки, комсомолки, но, к сожалению, отнюдь не красавицы по аналогии с баяном из советского прошлого моих родителей. Роста в ней полтора метра в прыжке с цилиндром, пухленькая, но при этом абсолютно лишена сисек и задницы. Меня всегда интересовало, как живут такие люди, у которых кроме общественных заданий и учебы в жизни только постеры  полуголых мужиков, Бриджертоны и сопливые книжки про любовь.

Сидит, с сосредоточенной мордочкой что-то строчит. Даже не на планшете, в обычной тетрадке.

Я достаю айфон и пишу:

«Если бы ты была Пуговицей, ты бы повесилась, застрелилась или утопилась?»

После чего отправляю Ники, которая сидит со своим парнем через два ряда от меня. Она смотрит на дисплей, улыбается уголком губ и пишет:

«Я бы просто не рождалась».

«Экономия в чистом виде», – отвечаю я.

«Времени и человеческих ресурсов», – подтверждает Ники, после чего поворачивается к Макару, он явно занят тем, что шарит у неё под юбкой.

Я пользуюсь моментом, делаю скрин и отправляю нашу переписку в общий чат группы.

Сейчас мне очень скучно, а реакция этой девицы может стать хотя бы отчасти забавной.

Вариант не бей лежачего – туфельки испачкаешь, это не про меня.

– Пуговица! – шепчу еле слышно. – Там про тебя в чате новости.

На меня оборачивается сидящий впереди наш отличник Антон Роговцев по прозвищу Куколд, но под моим взглядом тут же отворачивается. Пуговка открывает чат, читает, роняет ручку, краснеет. Заметно краснеет – даже уши. Наклоняется за ручкой, и я по её лицу вижу, что вот-вот заплачет.

Я тут же теряю к ней всякий интерес, погружаясь в свои мысли о том, чем и кем занять вечер. Никитос сегодня трудится в ночную смену. Ему гордость не позволяет не работать, хотя денег моего папочки с лихвой хватило бы, даже если бы мы жили втроем.

Звонок звенит, и однокурсники превращаются в растревоженных пчел. Все собираются, мгновенно срываются со своих мест, поэтому задание на дом Крекер выдаёт уже полупустой аудитории.

Мне в глаза почему-то бросается фраза «… инвестированный капитал» изо всего множества пунктов, что старикан старательно выводит на доске. Интересно, почему?..

Ники, которую Пуговка на выходе из аудитории награждает преисполненным гордости взглядом и с видом оскорбленного достоинства удаляется, смотрит на меня и насмешливо спрашивает:

– Астахова, тебе заняться больше нечем, как над лузерами прикалываться?

Разве мне нечем заняться?

Если только совсем чуть-чуть.

– Обиженные жизнью обычно издеваются надо всеми самим фактом своего существования. Поэтому я просто восстанавливаю вселенскую справедливость.

– Не хочешь волонтером к черепашкам поехать?

Ники тоже за словом в карман не лезет, на этом мы с ней и сошлись. Ну и на том, что она тоже кладет на приличия и мнение окружающих большой и толстый. В частности, она почти сбежала волонтером к этим самым черепашкам на остров, куда они приходят откладывать яйца. Исключительно чтобы позлить отца, но ее перехватили в аэропорту и вернули. В универ.

– Подумаю, Ромашка, – отвечаю в тон ей. – А ты опять билеты купила?

Ники ухмыляется, хотя терпеть не может это «Ромашка». Оно ей досталось за внешность: если я могу быть милой в исключительных ситуациях, то она так выглядит всегда. Миниатюрная блондинка с беби-фейс, плюс еще короткая стрижка… Мечта любого папика просто. Не липнут они к ней исключительно потому, что ее отец любому папику за свою дочу оторвет папское достоинство. Он у нее тоже из высшей лиги.

– Не связывайся с Ди, – советует Макар. – Она не в настроении.

Я приподнимаю брови и снова на глаза попадается «инвестированный капитал».

В этот момент в памяти всплывает лицо Шмелёва. Вот кто на самом деле заслуживает внимания. Шикарный мужик, просто шикарный.

Улыбаюсь Ники, подмигиваю ее парню и говорю:

– С моим настроением все окей. Ты даже не представляешь, насколько.

Кажется, я нашла, чем мне заняться в ближайшее время.

А точнее, кем. Но это уже только моё дело.

Андрей

Рабочий день закончился несколько часов назад. Я люблю это время, потому что для меня основная работа начинается после четырёх – по окончании всех совещаний, переговоров, встреч и решения текущих вопросов.

Джина любит смотреть, как я работаю – мне это абсолютно не мешает, а ей нравится. На каком-то этапе, когда глаза устают от искусственного света, я отрываюсь от монитора и смотрю на неё: застывшую изваянием в кресле напротив.

Я отслеживаю каждое её движение – подсознательно, и даже не сразу отдаю себе отчёт в том, насколько мне знаком каждый жест. Я изучал и исследовал эту женщину всё время с того самого дня, как увидел впервые. За пять лет знакомства мы не продвинулись в наших отношениях от постели ни на шаг – по обоюдному желанию, и никто из нас ни разу об этом не пожалел.

Я смотрю на её тонкие пальцы, сжимающие сигарету, потом перевожу взгляд на губы: такие же тонкие, плотно сжатые. Прямой, острый нос, светло-серые глаза, которые не становятся теплее, когда я встречаюсь с ней взглядом. Волосы уложены каждый раз одинаково, строгие офисные локоны, естественный блонд. В этом весь её образ: защитная мембрана, постороннему кажущаяся бронёй. Для человека, не знающего Джину так, как её знаю я, может показаться, что он имеет дело с безэмоциональной, жёсткой черствой бабой с яйцами, привыкшей подчинять и управлять. Я один из немногих, кто видел Джину Росс настоящей, и могу сказать, что она из тех людей, встреча с которыми оставляет неизгладимый след в твоей жизни.

Большинство окружающих нас можно прочесть, как открытую книгу. Пролог: причина появления перед тобой, первая глава – привычки и пристрастия, вторая – скрытые мотивы, третья – истинная цель и истинное лицо. Дальше листать имеет смысл только любителям сериалов. Джина был из тех, кого прочесть невозможно. Электронный вариант документов под грифом «Совершенно секретно». Файл зашифрован и закодирован – задачка не из простых даже для хакера с мировым именем. У меня не было мирового имени, хотя стаж по препарированию человеческих душ накапал приличный.

У меня была внешность, амбиции и пикантное прошлое. На этом Джина Росс – женщина-ловушка, попалась сама.

Когда я увидел её впервые, мне показалось, что мы не сработаемся – несмотря на то, что именно Джина настояла на моём приёме на работу. Моя новая CEO была резкой и жёсткой. Не только в решениях и общении, но и внешне: казалось, она вся состоит из острых углов и прямых линий. В ней не было внешней привлекательности, но было «что-то ещё», что мне на тот момент оказалось недоступно. Позднее я осознал, что именно это «что-то ещё» заставляло людей подсознательно тянуться к ней несмотря на тот барьер, который она воздвигла вокруг себя. В первый год нашего знакомства мне, как и всем прочим, показывали исключительно безупречную стену английской вежливой отстранённости – от мира в целом и от каждого в отдельности, пробиться через которую не представлялось возможным. Я не стремился стать к ней ближе, и на фоне всех, кто планировал и пытался приблизиться к Джи, оказался в выигрышном положении. Росс дважды обратила на меня внимание: первый раз – при приёме на работу, второй – когда осознала, что я не собираюсь развивать свою карьеру через её постель.

– Почему ты не хочешь уехать? – спрашивает она меня,  затягиваясь и выпуская тонкую струйку дыма, которая мгновенно тает.

– Я родился  в этом городе. Меня всё устраивает, – пожимаю плечами я.

– Понимаю, – произносит она, но по глазам вижу, что не понимает. Если я это вижу, значит действительно не понимает.

– Джина, – говорю я, – это сложно объяснить.

Будь на твоём месте кто угодно другой, я не стал бы говорить даже этого. Тебе я хотел бы объяснить.

 Но я не стану.

– Знаю, – говорит Росс.

Молчу и тем самым соглашаюсь со всем, что было сказано ранее. Подвожу черту. Странный разговор: от начала и до конца странный. Вот что бывает, если свести в одной комнате англичанку и русского, которых четыре года связывала постель на фоне деловых отношений.

Мне потребуется время, чтобы привыкнуть к её отсутствию в моей жизни.

– Какие у тебя планы на Рождество? – интересуется Джина.

– Отдохнуть, – честно признаюсь я. Правда, в настоящий момент я ещё не представляю, насколько возможна реализация подобных планов.

– Как насчёт совместного отдыха?

– Планируешь познакомить меня с красотами Брайтона?

Я отдаю себе отчёт в том, что отвечаю вопросом на вопрос.

Удивлён ли я?

Пожалуй, нет.

Джина улыбается. Это нечто особенное – видеть улыбку на её обычно безэмоциональном, непроницаемом лице.

– Рассчитывала познакомить тебя с красотами Швейцарии, Андрей. Красота гор этой страны не сравнится ни с чем.

Мне нравится её акцент. Но значительно больше мне нравится, как она произносит моё имя.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Понимаю. Твоя семья…

Снова это отстранённое выражение лица, и я ловлю себя на том, что раздражён.

– Нет, не понимаешь, – перебиваю я, и получается слишком резко, – Ирина и Сергей в декабре полетят в Дубай. К тебе и ко мне это не имеет никакого отношения. Всё заканчивается, когда ты поднимаешься на борт самолёта.

– Хочешь, я останусь? – спрашивает Росс.

Она не понимает потому, что не хочет понимать. Как и любой человек. Не слышит не тот, у кого плохой слух, а тот, кто не хочет знать.

Джина не хочет остановиться, за неё это сделаю я.

– Не хочу, – отвечаю коротко, – дело не в твоём отъезде. Дело во мне.

Дело в том, что мы стали слишком близки друг к другу, а мне это совершенно не нужно. Никогда не будет нужно. Ни с кем.

Какое-то время в кабинете царит тишина – такая, что я слышу едва уловимый шум кулера в приемной. Джина курит и молчит, а я возвращаюсь к работе. Новый проект я планирую контролировать лично – по крайней мере, первое время. Листаю аналитику, ни на мгновение не забывая о присутствии Росс в моём кабинете. Сколько времени проходит до того, как она решает заявить о себе, я не знаю.

– Ты жестокий человек, Андрей, – произносит она, – и умеешь делать больно.

Эта Америка для меня открыта давно.

– Если бы тебе это не нравилось, – замечаю я, – тебя бы здесь не было.

– Тебя тоже, – коротко отвечает Росс, поднимается и отходит к окну.

– Справедливо.

Разговор окончен. Этот разговор. Мне кажется, что это один из тех логичных финалов в отношениях, о которых потом приятно вспоминать. Потому что всё, что будет после – лишнее. На мой взгляд, этот разговор уже лишний.

В любом случае, у нас с ней есть ещё месяц, и я этому рад. Полагаю, она тоже.