Глава 3
Пряная штучка

В насквозь продуваемом деревянном ангаре, где располагалась столярная мастерская, было ужасно шумно. Вокруг пилили, шкурили и сколачивали. Воздух пах влажной древесной стружкой и железом. Работы не останавливались ни на мгновение, и мастер, смотревший на меня, как на чокнутую, явно раздражался.

– Этан, говоришь? – прогудел он и характерно почесал затылок. – А фамилия?

– Да не знаю!

– У нас тут трое Этанов бывает.

– У моего еще подмастерье есть, тощенький и долговязый. Ирвином зовут.

Недоумение на обветренном лице мастера сменилось странной ухмылкой, как будто он знал о нас с плотником какой-то грязный секретец.

– Почему вы так улыбаетесь? – справедливо взъерепенилась я. – Вспомнили, о ком мы толкуем? Или просто подмастерье незабываем?

Забыть Ирвина, честно говоря, было действительно сложно. Лично у меня бедняга вызывал непреодолимое желание защитить, пожалеть и накормить посытнее, чтобы сильным ветром не сносило по улице.

Мастер переглянулся с напарником, который до того заинтересовался разговором, что на время отложил молоток.

– Передать чего, когда он появится? – предложили мне.

– Пусть заглянет в старую чайную лавку.

Я хотела заказать вывеску, даже название, достойное острого начинания, придумала! Буркнув недовольное «спасибо», вернулась домой и, наскоро перекусив, засела за изучение старых матушкиных блокнотов.

В гастрономической магии маме не было равных. Она свято верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а потому любая уважающая себя женщина была обязана освоить приготовление чечевичной похлебки, жаркого из ягненка с черносливом и творожных пончиков. Но к двадцати четырем годам я на практике убедилась, что к сердцу мужчины имелись и другие, менее витиеватые пути, не вынуждавшие стоять у очага по три часа кряду. А умения превосходной хозяйки не смогли удержать в доме моего непутевого отца – сбежал от запеканок, домашних апельсиновых конфитюров и отбивных правильной прожарки так, что только кожаные подошвы на домашних туфлях мелькали.

Читая мамины рецепты, я непроизвольно сглатывала набегающую слюну, запивала кипятком и удивлялась скрупулезности, с какой были расписаны унции каждого ингредиента. Впрочем, матушкина дотошность сэкономила мне кучу времени. Казалось, что смеси специй, расписанные для блюд, только и ждали, чтобы ими воспользовались.

Тут кто-то постучался в стекло садовой двери. Я даже подскочила, как если бы сидела на втором этаже, а в окно неожиданно заскреблись. За порогом стоял Фред. Он сверкнул белозубой улыбкой и продемонстрировал бумажный пакет.

– Я стучался, но ты не открывала, – заявил гость. – Решил проверить кухню.

– Ты ведь не принес крысеныша? – с подозрением вопросила я, отпирая хлипкую дверь.

– Нет, – хохотнул он. – Я отдал Фирса племяннице. Она в восторге.

– У тебя больше нет племянниц? – тут же полюбопытствовала я в надежде, что раз крыс не получается ни выселить, ни вытравить, может, выйдет выловить и раздать в хорошие руки.

– Только одна, – с сожалением вздохнул Фред.

– А подружек у нее нет? – без особой надежды спросила я, пытаясь справиться с заедавшим замком.

– Давай помогу. – Фред заставил меня подвинуться и с легкостью провернул ключ в замочной скважине. – Слышал, председатель лично дал тебе разрешение?

– Угу.

– Я подумал, что раз лавка отремонтирована, разрешение получено, а витрины больше не заколочены, то можно прийти в гости на чай.

– А чая нет.

– Есть. – Он потряс бумажным свертком.

Едва я собралась объявить, что угощений в доме тоже не водилось, разве что банка горького каштанового меда, привезенная еще из Кингсбурга, как Фред опередил:

– Еще я принес пирожные.

– Как предусмотрительно, – без особой радости пробурчала я себе под нос.

Всю жизнь ненавидела, когда меня отвлекали от работы. Ощущение незавершенности выводило из душевного равновесия. Однако пришлось смириться с тем, что гостя запросто из лавки выставить не выйдет и надо обеспечить кипятком, раз чай ему захотелось заварить именно в моей, а не в своей кухне.

Неожиданно до нас донесся настойчивый стук во входную дверь, будто гостей в лавку привлекал запах приправ.

– Плотник пришел, – вздохнула я.

Фред следом за мной отправился в торговый зал, где на стене ярко и дерзко, всем врагам назло горел знак торговой гильдии, а пол был завален мешками с перцем. Неожиданно гость громко чихнул, вероятно, от густого запаха острых специй.

– Чем тут так пахнет? – промычал он и шмыгнул немедленно заложенным носом.

– Пряностями.

– Разве ты не хотела открыть чайную лавку? – удивился Фред, видимо, не усмотрев в происходящем никакой торговой логики. И правда, зачем закупать паприку с душистым перцем в чайный дом?

– Не получилось, – туманно пояснила я и отперла засов на входной двери.

На пороге стоял Этан, гладковыбритый, аккуратно причесанный и совершенно непохожий на разнорабочего, как будто на свидание пришел. Ирвина не было, видимо, беднягу забыли в мастерской… или не стали брать на встречу, чтобы не вздумал держать свечку.

– Мне передали, что вы просили зайти, – вымолвил плотник, перешагивая через порог, немедленно обнаружил Фреда, и лицо его несколько перекосилось.

Не знаю, нужно ли было представлять друг другу лавочника и плотника, но они разобрались без моего участия.

– Фред, – протянул сосед руку для приветствия. – Фред Оутис.

– Этан, – ответил на рукопожатие второй гость. – Господин Этан. Помогаете Алексе по хозяйству?

– Держу хозяйственную лавку по соседству.

Сцепленные мужские руки сжимались все сильнее, у обоих побелели костяшки. Странно, как до меня не доносился звук хрустящих костей.

– Лавочник, значит? – заломил бровь плотник.

– А вы разнорабочий? – почему-то тоже прозвучало как оскорбление. – Гоняетесь за заказами?

– Так хорошо идет торговля, что в середине дня можно лавочку прикрыть?

Я с любопытством наблюдала за чудной пикировкой и гадала, не проломится ли пол, если они начнут друг друга мутузить. С другой стороны, один плотник, другой торговец, а значит, и доски купить смогут, и полы перестелить. Даже захотелось драки, чтобы за чужой счет доделать ремонт.

Мужские руки расцепились. Незаметно друг от друга (но не от меня), противники принялись разминать скукоженные крепким захватом пальцы.

– Ладно, вы тут пока представляйтесь, а я за наброском сбегаю, – предложила я.

– За каким еще наброском? – не понял Этан.

– Вывески.

– Вы хотите, чтобы я сделал вывеску? Я плотник, а не резчик по дереву.

– А есть какая-то разница? – удивилась я.

– Ты знаешь, Алекса, на самом деле я неплохо умею вырезать… – заикнулся Фред, но его тут же перебили.

– Неси свой набросок, – неожиданно перейдя на ты, чтобы уесть противника, отправил меня Этан на второй этаж.

Вообще, я давно заметила, что стоило двум мужчинам оказаться в замкнутом пространстве, они начинали вести себя исключительно странно. Я бы даже сказала, как последние кретины. Если их не связывали мистические узы дружбы, то в голове щелкали какие-то пружинки и воинственные аборигены принимались отвоевывать территории (хорошо, что не помечать). И плевать, что территория в нашем случае принадлежала только мне.

Когда я поднималась по лестнице, Фред прикрикнул:

– Мешки с перцем нужно убрать куда-то?

– Да, в погреб, но никак не хватает времени грузчика нанять.

Я подхватила папку с несколькими эскизами вывески и услыхала, что в торговом зале происходит подозрительный переполох. Недоуменно нахмурившись, поспешила обратно, но мужчин не застала.

– Этан? Фред? – удивленно позвала я.

До меня донеслись приглушенные голоса. В полу кладовой, отведенной под хранение товара, был раскрыт погреб. Внизу горела свеча. Осторожно спустившись на пару ступенек по деревянной лестнице, я согнулась и проверила, чем занимались мои гости. Они перетягивали друг у друга мешок с перцем, видимо пытаясь договориться, куда его пристроить.

– Просто положите на стеллаж, – посоветовала я.

Следующие двадцать минут оставалось лишь наблюдать, как, прея от натуги, подстегнутые азартом соперники тягали мешки. Наверняка завтра обоих ждал приступ радикулита и мизантропии, особенно по отношению к хозяйкам торговых лавок, но ни один сдаваться не собирался. Они носились по залу как ужаленные, хотя к середине второго десятка явно проклинали соревновательный дух, а Фред вдобавок подозрительно хлюпал носом.

Вдруг в погребе что-то звучно хрустнуло и раздался вопль Этана:

– Да твою ж!

– Ты в порядке? – испугалась я, беспокоясь за плотника. Он валялся на земляном полу, сверху придавленный мешком.

– Похоже на то, что я в порядке?! – прохрипел пострадавший, делая отчаянные попытки подняться.

– Я тебе сейчас помогу!

Надо же было зацепиться каблуком за ощеренную длинными острыми щепками ступеньку и с визгом плюхнуться вниз! Воспитанная девушка совершенно точно не имела права догадываться о значении тех слов, которые в тот момент вылетали из моего рта.

Хорошо, что Этан меня перехватил. Снова сверзившись на земляной пол, спаситель странно крякнул, словно выпустил из груди предсмертный вздох. Мы представляли собой сандвич из двух человеческих тел с прослойкой из мешка, полного перца. Зажмурившись, я испуганно пробормотала:

– Этан? Ты не умер?

– Алекса, зачем ты сюда упала? – раздался сверху возглас Фреда, заносившего очередной куль. Конечно, туфли у меня спросили, прежде чем зацепиться за щепу! Не хотите ли, госпожа Колфилд, припечатать своим телом контуженого плотника?

С мешка, лежащего на Этане, я скатилась с такой проворностью, будто меня обожгло. Краем глаза заметила, что Фред заносит ногу над сломанной ступенькой, и выкрикнула:

– Осторожнее!

Мгновение спустя лавочник кувыркнулся в погреб, выронив мешок и сметя по пути свечу. В кромешной темноте прозвучал удар, матерное ругательство и страшный сип умирающего человека.

– Фред, ты раздавил Этана! – испугалась я.

Выставив руки, попыталась подняться, споткнулась о мужчин и рухнула сверху, грудью припечатав Фреда к издыхающему плотнику. Теперь мы представляли собой не просто сандвич, а расплющенный слоеный пирожок, у которого первый слой превратился в подошву.

– Слезьте! – хрипел внизу Этан. – Слезьте с меня, демоны! Пока я еще жив…

Разлепляться во мраке тесного погреба было жуть как неловко. Мы путались в руках и ногах, пару раз столкнулись лбами. Думаю, что Этана спас мешок с перцем, иначе бы затоптали. Наконец, измученные, растрепанные и изрядно помятые, все трое выбрались из погреба.

От чая с пирожными неудачливые грузчики решительно отказались. Подозреваю, оба знатно пострадали. Мысленно я представляла, как по дороге из лавки с их лиц сходит сдержанное выражение и проявляется гримаса боли. Когда Этан уже вышел за порог, звякнув на прощание дверным колокольчиком, я вспомнила про вывеску:

– Постой! А как же моя вывеска?

– Давай наброски, – вернувшись, буркнул он.

Когда блокнот с эскизами перекочевал в его руки, он проверил неумелые рисунки и многозначительно изогнул брови:

– «Острая перчинка»? Ты хочешь назвать лавку «Перчинкой»?

– Отличное название для лавки пряностей! – огрызнулась я. – Если бы ты шарил в ярких названиях, то сейчас имел бы свою пилораму, а не работал плотником.

Этан одарил меня выразительным взглядом, закрыл блокнот и вышел за дверь.

– А цена? – выскочив на ледяную улицу, я поежилась от холода. В доме-то постоянно тлел очаг, и тепло из кухни струилось в торговый зал.

– Не разорю! – рявкнул он, даже не оглянувшись. – Четвертым днем привезу!

– И чего разорался, чувствительный какой? – буркнула, поскорее прячась в лавке.

За неделю, что я провела за приготовлением смесей, воздух в бывшей чайной лавке насквозь пропитался особенным, острым и душистым, ароматом пряностей. Подозреваю, что я сама им тоже несколько пропиталась и благоуханный шлейф тянулся за мной на пару ярдов.

На полках в лавке затеснились красивые баночки с коричневыми этикетками, приклеенными с помощью магии. К каждой емкости была привязана карточка с рецептом приготовления блюда из маминой коллекции. Я специально выбирала те, что попроще, чтобы не отпугнуть сложной кулинарной магией покупательниц.

Предложишь какую-нибудь утку в паприке и с гречишной начинкой – и больше не увидишь клиентку. А посыпать кусок отбитой говядины черным молотым перцем, перемешанным с солью, и с двух сторон пожарить сможет любая девица… даже я сама (проверить на личном опыте не успела, но инструкцию из маминого блокнота выучила назубок). Не пожалела времени и на то, чтобы расклеить по всем информационным доскам объявления, что в Питерборо начинает работу чудесная лавка пряностей, способных за секунду превратить даже самое заурядное блюдо в королевское угощение.

В день открытия мне не хватало только заказанной вывески (а ведь обещал четвертого дня привезти, мошенник!)… и толпы восторженных домохозяек, решительно желающих оказаться просветленными и простым способом осчастливить оголодавшего мужа.

До обеда в лавку заглянула только пара случайно проходивших мимо прохожих, да и те по старой привычке хотели купить чая. Я уже подумывала сбегать на рынок за парой фунтов черного чая – хоть перепродам, чтобы не закрывать рабочий день всухую, но звякнул колокольчик. По полу потянуло сквозняком, и дверь впустила в торговый зал Ирвина. Ученик плотника держал под мышкой прямоугольный сверток, очень похожий на завернутую в коричневую бумагу картину.

– Здрасте! – улыбнулся Ирвин.

– Не прошло и полгода, – недовольно проворчала я.

– Только доставили.

– Вы ее в столице, что ли, резали?

– А? – вдруг растерялся Ирвин, будто его наставник действительно гонял в Кингсбург, чтобы изготовить вывеску для перечной лавки, и немедленно заявил: – Господин Этан велел повесить.

– Хорошо хоть, не повеситься, – выходя из-за прилавка, буркнула я под нос.

– Простите? – удивился подмастерье откровенному недружелюбию.

В душе я, конечно, понимала, что злилась вовсе не из-за вывески, а из-за полного отсутствия покупателей. Никто не спорил, что перечные смеси – продукт в хозяйстве не первой надобности, но такого оглушительного провала никто не ожидал. Ведь ни один хороший человек, а сколько их, сволочей, все-таки проживало в Питерборо (точно не знаю, но наверняка немало), не захотел заглянуть в новую торговую лавку просто из любопытства. Появись они, без перечной баночки точно не ушли бы!

Между тем Ирвин раскрыл упаковку, и моему взору предстала удивительной красоты вывеска. Название было вырезано витиеватыми буквами на специально состаренном дереве, а к уголку на невидимой магической подвеске была привязана гроздь ярко-алых стручков острого перца, словно парившая в воздухе.

– Как? – видимо, заметив мое ошеломление, расплылся в улыбке Ирвин. – Нравится?

– Я в шоке…

– В шоке – это хорошо или плохо? – засомневался подмастерье, не догадываясь, отчего у клиентки, мягко говоря, вытянулось лицо.

Пока страшный вопрос, во сколько же мне встанет по-столичному изящная красота, решила оставить и разобраться в проблеме более насущной:

– Ты уверен, что вывеска для моей лавки? Заказы не перепутал?

– Для вашей, – уверил Ирвин.

– Но почему на ней написано «Пряная штучка»?

– А что должно быть? – изумился подмастерье.

– Или у меня проблемы со зрением и я читаю неправильно, или у твоего хозяина проблемы с памятью и он забыл, что ему заказывали вывеску про перец: «Острая перчинка».

– Так господин Этан сказал, что «Пряная штучка» гораздо лучше вам подходит… – тут Ирвин замялся и, испуганно сглотнув, пробормотал: – Он, верно, имел в виду вас лично, а я перепутал…

– Вырезал ты? – прищурилась я.

– Ну как вырезал… – смутился подмастерье и заканючил: – Госпожа Алекса, а мы можем сей возмутительный факт моей небрежности скрыть от господина Этана?

– А мне что делать-то? – подбоченилась я.

– Понять и простить? – в глазах Ирвина читалась нечеловеческая тоска.

– Ага, и называться «Пряной штучкой»?

– Ну, «Острая перчинка» тоже не бог весть какое название… Извините. Придуманное вами название – выше всяких похвал.

Было видно, что подмастерье попал в огромные неприятности и подумывал, куда смотаться от наставника, чтобы остаться целеньким.

– Бесплатно! – сжалилась я и указала пальцем вывеску. – Я готова молчать, если она достанется мне даром!

– Всего-то? – выдохнул он и тут же заулыбался. – Да забирайте! Господин Этан все равно сказал, что денег за нее не возьмет.

– Серьезно? Еще бы он за это уродство золотые стребовал!

Вывеска была дорогой и необычной, а название мне, как ни странно, нравилось. Про уродство сказала исключительно для профилактики, чтобы не заикнулся про деньги. Знаем мы таких дарителей! Сначала в руки силой впихивают, а потом объясняют, сколько надо заплатить за то, что потискала.

– Я должен сам ее повесить! – подрядился Ирвин. – Цитируя господина Этана: «Чтобы шею себе не сломала на лестнице»… кхм… а где тут лестница?

Когда торговое произведение искусства повисло на цепях и красные перчинки, плывущие в воздухе, вдруг зазвенели от дуновения ветра, то стало ясно – даже если бы вывеску действительно перепутали или потребовали горку денег и еще две монетки, выскребла бы все до последнего пенса, но обратно увезти не позволила бы.

Когда работа была закончена и Ирвин убрал складную лестницу в садовый домик, то был щедро накормлен похлебкой. Откровенно сказать, кухарка из меня изрядно так себе. Над очагом я стоять не любила, но чего-то намудрила со смесью для супа и пришлось сварить ковшик на пробу. Вышла страшная дрянь, но подмастерье не жаловался, ел. Правда, жадно закусывал хлебом.

– Остро? – уточнила я.

– Нет, очень вкусно, – невнятно промычал он с оттопыренной хлебным мякишем щекой.

Вообще, странно, потому что по рецепту похлебку надо было готовить на мясном бульоне, но мяса у меня не имелось, а бульон я варить не умела, так что сделала на воде.

– Не пересолено? – услужливо уточнила я.

– Может, чуточку, – деликатно объяснил он, что язык оказался сожженным напрочь.

– Уменьшить соли на десять унций, – немедленно приказала я встрепенувшемуся перу сделать пометку в рабочем блокноте.

Ирвин вдруг понял, что выступал в роли подопытной крысы, и обиженно посмотрел на дно почти опустевшей тарелки.

– Кажется, там колокольчик звякнул! – с надеждой заявил он, желая отослать меня из кухни и избавиться от остатков обеда.

– От сквозняка.

– Совсем с покупателями туго? – Ирвин вздохнул и прихлебнул супчик.

– Похоже, в Питерборо перец не в чести, – призналась я, что немножко начинаю нервничать из-за отсутствия покупателей. Каждая проданная баночка приближала к возвращению долга, а пока все баночки стояли на полках торгового зала.

– Вам бы объявления развесить.

– Развесила по всему городу.

– Ни одного не видел, – удивился подмастерье.

Как только он ушел, я написала новые объявления, заперла лавку и обошла информационные доски. Ирвин оказался прав, ни одного упоминания о том, что в Питерборо открылась лавка пряностей, не нашлось и в помине!

Я заново развесила зазывные листовки с заголовком: «Пряная штучка! Простой рецепт семейного счастья! Добавь в жизнь перчинку!» В этот раз приклеила с помощью магии, чтобы ни порывом ветра, ни рукой завистника, ни силами дворников объявления не сорвало. А сверху наложила заклятье водонепроницаемости и свечения в темноте. Специальным магическим хитростям меня научили, как ни странно, в редакции, ведь во время работы записи приходилось вести в любую погоду и в любое время суток.

Когда на Питерборо опустилась холодная осенняя ночь и на торговой улице зажгли фонари (все, кроме того, что стоял рядом с лавкой), в торговом зале зазвенел колокольчик. Я размалывала в кофемолке перечные горошины и не ждала покупателей. Так увлеклась смешиванием специй, что забыла о времени и не закрыла дверь на засов. Однако, несмотря на поздний час, морщить нос на потенциальных клиентов я просто не имела права.

Вытирая руки о полотенце, как была в поварском фартуке, выглянула из кухни. В торговом зале, с любопытством оглядываясь по сторонам, стояли трое плечистых здоровяков в форме королевского флота. Что они забыли в Питерборо, где вместо реки протекал широкий ручей, а через него пафосно перебросили горбатый каменный мост, было совершенно непонятно. Может, заблудились и дорогу решили узнать?