3.3 Рантай-Толл

Дачса с троими из его десятки Артанна оставила в сарае, откуда начинался подземный ход. Еще двое заняли посты возле первой лестницы – судя по чертежам, служившей входом в имение Данша. Там наемников встретил уже знакомый им привратник с неизменной лампой в руках. Человек, так и не назвавший своего имени, недовольно скривился, когда Сотница отдала распоряжение двум бойцам оставаться на страже. Гуташ, как и в прошлый раз, дальше не пошел.

Теперь их осталось четырнадцать. Этого все еще должно было хватить, чтобы расправиться с семью безоружными. Если они в действительности были безоружны. Имея отчетливое представление о порядках, царивших в вагранийском обществе, Артанна сомневалась, что кто-нибудь из советников не приготовил парочку неприятных сюрпризов. Своими опасениями она еще раньше поделилась с бойцами, и те постарались приготовиться к неожиданностям.

Но их опыт подсказывал, что всего предусмотреть невозможно.

Двигаясь почти бесшумно, наемники прошли по лабиринту коридоров, поднялись по лестнице и уперлись в еще одну дверь. Здесь Артанна оставила Шенко – хмурого крепко сбитого бойца из десятки Дачса. В бой этот наемник тоже не рвался и безропотно согласился немного поскучать. Дальше, за несколько шагов до заветной двери зала, где собрались Шано, Сотница приказала Белобрысому Сирду караулить снаружи.

Сотница приложила ухо к двери.

– Голоса. Много. Спорят.

– Пора, – Фестер вытащил свой любимый длинный тесак и нежно прикоснулся к лезвию.

– Ханк идет к западной двери. Джерт – к восточной. Боргильд и Гуннар остаются у главной. Дальше – по обстоятельствам. Остальные, – Артанна тяжело вздохнула и посмотрела на наемников, – выберите себе по одной жертве. Никого за столом Данша не трогать.

Воины извлекли оружие. Было тихо – лишь из-за двери зала доносились голоса. На протяжении всего пути по подвалам квартала наемники не встретили никого, кроме немногословного привратника, да и тот поспешил убраться подальше от грядущей кровавой бани. И правильно сделал. Любоваться там будет нечем.

Заливар сдержал обещание и избавился от лишних ушей. Артанне оставалось лишь выполнить свою часть сделки. Сделав глубокий вдох, она по привычке прикоснулась к камню на своем браслете и резко потянула дверь на себя.

– С богом, – выдохнул за ее спиной Эсбен.

Вошли быстро. Молодой ваграниец в длинной малиновой тунике и с забранными в затейливую косу волосами не успел договорить, когда Джерт и Ханк очутились на своих местах возле западной и восточной дверей. Артанна пропустила вперед Шрайна, вполне способного заменить собой таран, Фестера, натянувшего мерзейший из оскалов, настороженных Йона и Херлифа. Наемники рассыпались по периметру зала. Вслед за Артанной в зал вбежал Эсбен. Последними вошли Боргильд и Гуннар, караулившие выход. Близнецы Эйльве и Ове остались сторожить снаружи.

– А вот и гостья, без участия которой это заседание было бы неполным, – с радушной улыбкой проговорил Заливар, поднимаясь из-за стола. Рядом с ним расположились еще трое вагранийцев – этих было сказано не трогать. – Разрешите представить вам Артанну из Дома Толл. Возможно, некоторые ее даже помнят.

Сотница на ходу вытащила второй клинок, кивнула Заливару и сделала несколько медленных шагов.

– Знакомство будет кратким, – мрачно сказала она.

– Дочь Гириштана? – воскликнул один из советников. – Неужели…

Шано повскакивали со своих мест. Один из них – великовозрастный советник, облаченный в подбитую мехом мантию, кряхтя приподнялся и, щуря глаза, уставился на Артанну.

– Она, я помню, – прошелестел он. – Высокая, хорошенькая… Была в юности.

– Что все это значит? – спросил Шано в малиновом. – Заливар, объяснись.

Наемница склонила голову на бок, наблюдая за реакцией советников.

– Да, Заливар. Расскажи им.

Артанна с удовлетворением отметила, что, пока они с вагранийцем тянули время, каждый боец успел занять позицию в шаге от своей будущей жертвы – как они и планировали. Одна команда, один короткий приказ – и все закончится. Заливар вышел из-за стола, игнорируя испуганные взгляды, метавшиеся между ним и Артанной.

– Перед вами – глава Дома Толл. Она пришла мстить за убитых родственников. Покажи им, Артанна.

Убрав один клинок в ножны, Сотница зубами поддела перчатку и продемонстрировала изрезанную старыми шрамами руку, на которой красовался браслет с синим камнем. Кто-то охнул, узрев священный символ власти.

– Гириштан обманул всех вас. Хитрец успел передать ей права прежде, чем вы его обвинили, – с победной улыбкой возвестил Заливар. – О ней вы просто не подумали, так? Смирились с бегством девчонки в Хайлигланд и благополучно забыли, когда поняли, что она не собирается возвращаться. Неужели никого из вас не смутило, что ни у одного из сыновей не было браслета?

– Гириштан сказал, что спрятал его, дабы мы не смогли открыть… – припомнил старик. – И не выдал, куда.

– Да он бы что угодно вам сказал, лишь бы выгородить ее! – рявкнул Данш. – Что может быть сильнее родительской любви, глупцы?

– Довольно, Заливар, – прервала его Артанна. – Мы не болтать сюда пришли. Дай нам закончить и уйти.

Она медленно скользила взглядом по перекошенным от испуга и отчаяния лицам, заглядывала в округлившиеся глаза вагранийцев… И не чувствовала ничего, кроме навалившейся усталости. Артанна ожидала от себя ликования, наслаждения запоздалой местью… Облегчения, наконец.

Ничего этого не было. Лишь ноющая пустота в душе, которую раньше можно было залить крепкой настойкой или заполнить дурманом паштары.

Зачем она сюда вернулась? Был ли смысл цепляться за подарок отца, эту глупую безделушку – символ власти, от которого не было проку за пределами Вагранийского хребта? По обе стороны этих хмурых гор она все равно оставалась чужачкой – ни здесь, ни там ее уже не приняли бы. Артанна слишком давно покинула отчий дом, а теперь вернулась – но как убийца. Зачем ей это? Что даст? Только суету, лишения, грязь, еще одно мокрое дело и очередной груз на душе, который на этот раз – она знала – в вине утопить не удастся. Быть может, Ганцо не так уж сильно ошибался, предлагая ей перебраться в Эннию.

Как бы то ни было, наступило время заканчивать.

Одетая в нарядное многослойное платье вагранийка испуганно уставилась на нависшего над ней Фестера.

– Зачем? Зачем? Мой Дом не поддерживал… Дом Тошвег никогда не… Ведь ты же сам…

Заливар в два шага оказался возле советницы и наотмашь ударил ее по лицу, заставив замолчать. Голова ее дернулась, и вагранийка инстинктивно прикоснулась к раненой щеке.

– Убей ее, – приказал Данш Фестеру. – Сейчас же!

Дважды просить не пришлось. Один из немногих бойцов «Сотни», действительно испытывавший удовольствие от кровопролития, намотал длинные косы женщины на руку и сделал аккуратный надрез поперек горла. Заливар молча наблюдал, как тело сползало на стул. Прежде чем истекавший кровью труп вагранийки успел упасть, Данш грубо схватил ее руку и сдернул браслет – с таким же, как у него и Артанны, синим камнем. Только теперь наемница заметила, что подобными украшениями владели все советники, кроме одного – представителя Младшего Дома Ройтш.

– До чего вы докатились? – Заливар брезгливо вытер попавшую на рукав кровь подолом платья убитой и обернулся к ошарашенным Шано. – Потеряли бдительность! Разжирели на плодах трудов Руфала, не привнеся ничего своего. Все это время вы только пользовались благами, которые он оставил своему народу, при этом понося на каждом публичном выступлении человека, которому обязаны всем! Позор! Ваг Ран слабеет, мы вырождаемся, наша сила уходит, а вы лишь думаете о том, как выторговать у чужаков побольше пряностей да вина. Унизительно!

– Кажется, больше нет смысла медлить? – предположила Сотница, прервав пылкий монолог нанимателя.

Заливар поднял на нее искаженное гримасой непритворной боли лицо.

– Верши свою месть, Артанна нар Толл, – тихо сказал он. – Да будет так.

3.4 Миссолен

– Дело сделано? – Демос отложил перо и обратил взор на вошедшую в его покои Лахель. Телохранительница стащила с плеч дорожный плащ.

– Документы покинули столицу, – отчиталась она. – Лорд-протектор Анси лично увез их в свой родовой замок. Церковники до них не доберутся.

«Еще бы. Трудно найти менее расположенного к Ладарию человека, чем новый лорд-протектор».

– Кто-нибудь видел вас?

– Нет, господин, – ответила Лахель и, угадав немой вопрос в глазах Демоса, поспешила уточнить. – Даже Ихраз не знает.

– Так должно быть и впредь.

– Как вам будет угодно.

Канцлер поднялся, хрустнул затекшей шеей и сделал несколько нетвердых шагов.

– Стойте, господин! – угадав его намерение, телохранительница отряхнула бархатную обивку от пыли. – Теперь можно.

– Спасибо, милая, – хрипло ответил Демос. – Раз уж ты здесь, накапай мне той эннийской отравы от мигрени, пожалуйста. Но отмерь как следует, молю! Я едва не отдал богам душу в прошлый раз.

Лахель кивнула, и канцлер, сидевший с закрытыми глазами, не мог видеть, как поникли ее плечи. Она внимательно отсчитала семь капель – этого должно было хватить, чтобы унять начавшийся приступ.

– Прошу, – эннийка подала снадобье, и Демос, скривившись, выпил его залпом.

Вскоре он забился в судорогах. Лахель вытащила стеклянный стакан из его скрюченных пальцев и вцепилась в слабые костлявые плечи, предостерегая Демоса от падения. Еще через несколько мгновений он затих, и его тело обмякло. Телохранительница сняла с головы цветастый платок и аккуратно вытерла слюни, свисавшие с подбородка своего господина.

Это происходило каждый проклятый день, одно и то же, и она ничего не могла изменить.

Самый влиятельный мирянин империи был беспомощен, как дряхлый старик, а вокруг него было слишком много желающих этим воспользоваться. Знай они об этом слабом месте…

Лахель прерывисто вздохнула, благодаря всех богов за то, что смогла остаться наедине с Демосом. Она не могла показать слабость перед Ихразом – вряд ли он понял бы.

Ощущение собственного бессилия болезненно ныло у нее в груди. Лахель могла защитить своего господина от стрел и копий, мечей и кинжалов, иных ядов и злых языков. Но этот недуг, что с каждым днем становился лишь мучительнее, победить была не в силах.

Зато она была вполне способна дать ему кое-что иное.

Лахель осторожно прикоснулась к изуродованной щеке канцлера, и, испугавшись собственного жеста, отдернула руку. Обычно после этого снадобья Демос какое-то время находился в беспамятстве. Этого должно было хватить, чтобы приготовить ему маленький сюрприз.

* * *

С огромным усилием Демос открыл глаза и тут же пожалел о содеянном. Во всем кабинете горел только один канделябр, но даже этот свет ослеплял.

– Черт…

Канцлер снова сомкнул веки и решил не шевелиться. Впрочем, сил на это все равно не было. Он утопал в заботливо подоткнутых под спину подушках, ноги прикрывало тонкое одеяло – сколь бы лютой ни была жара в летнем Миссолене, от этого эннийского снадобья его знобило в любую погоду. Руки покрылись мурашками, каждый волосок на теле встал дыбом. Мысленно проклиная собственную беспомощность, канцлер с усилием натянул одеяло до подбородка и замер, ожидая возвращения сил.

Наконец, почувствовав в себе достаточно жизни, он снова открыл глаза. Лахель сидела напротив, устроившись в кресле прямо с ногами. Шарфа на ней не было, и Демос увидел, как свечное пламя плясало в темных узких глазах телохранительницы, кидало блики на гладкую смуглую щеку, мерцало на опутанной ремешками и серебряными бусинками толстой черной косе.

На коленях женщины лежал обнаженный ятаган.

– С возвращением, господин, – тихо поприветствовала Лахель. – Воды?

– Будь любезна, – севшим голосом попросил канцлер. Горло раздирала сухость.

Стоило эннийке отвернуться, как Демос полез в карман за паштарой. Но внезапно передумал.

«Что будет, если я попробую воздержаться от нее хотя бы на вечер? Уверен, ничего хорошего, но вдруг…»

Выпив воды, канцлер поднялся и, шатаясь, подошел к умывальнику. Лахель, безмолвная и спокойная, продолжала неподвижно сидеть на своем посту возле кушетки. Наконец, когда Демос покончил с водными процедурами и переоделся, с удовольствием стащив с себя пропитавшуюся холодным потом тунику, эннийка заерзала в кресле.

«Ихраз и Лахель могут передвигаться совершенно бесшумно, я знаю. Порой мне начинает казаться, что они специально издают лишние звуки, чтобы не пугать меня. Как мило с их стороны не доводить господина до сердечного разрыва внезапными появлениями».

Демос заворчал, пытаясь справиться с застежкой пояса. Наконец, когда пряжка поддалась, он вздохнул с облегчением и обернулся.

Лахель смотрела прямо на него, и значение этого взгляда он прочитать не смог.

«Что случилось?»

Женщина медленно покинула кресло и легкой походкой направилась к нему. Ятаган она оставила на кресле, но Демос не сомневался, что даже без этого оружия Лахель смогла бы прикончить всякого в этой комнате десятком различных способов.

«Несколько ножей и кинжалов, пара стилетов, гацонская гаррота, ядовитые эннийские порошки…»

– В чем дело? – голос канцлера не дрогнул, но прозвучал напряженно.

«Главный недостаток сотрудничества с эннийцами – невозможность понять их истинные намерения. У гацонца все мысли будут написаны на лбу. Эннийцы же не покажут ничего, кроме маски безмятежного спокойствия».

Телохранительница подошла к Демосу и остановилась на расстоянии шага. Одна ее рука была на виду, другая – спрятана за спиной.

– Ну же, Лахель, – раздраженно проговорил Деватон. – Это уже не смешно.

Вместо ответа женщина опустилась на колени. Из-за спины она вытащила предмет, внешне напоминавший трость, и почтительно подала его Демосу.

– Простите, если заставила нервничать, господин, – потупив взор, сказала женщина.

Канцлер рассматривал трость – блестящее темное дерево, строгий серебряный набалдашник с чернением – несомненно, выполненный умелым мастером – дорогая и элегантная вещь.

«Ничего лишнего, как я и люблю».

– Это…

– Мой подарок на вашу предстоящую свадьбу, – Лахель повернула серебряный набалдашник и продемонстрировала клинок. – Меч-трость. Понимаю, еще не время для даров, но мне будет гораздо спокойнее, если он появится у вас как можно раньше.