– Тебе всегда тяжело признавать свои ошибки, я помню, – посмеивается Олег. – Но знаешь… я понял, что мне это от тебя не нужно. Мне вообще не нужно, чтобы ты как-то менялась сверх того, что уже есть. Мне с тобой комфортно именно сейчас, когда ты такая, как есть. И ничего другого я не хочу.

– Вот потому у нас с тобой никакого Д/с и не случилось, – смеюсь я, поглаживая его руку на своем колене. – Ты не хочешь меня кроить, а я редко совпадаю с разными лекалами…

– И прекрасно, Мари. Мне и раньше было неинтересно тебя, как ты выражаешься, кроить – разве что в тех местах, которые тебе самой мешали. Согласись, в каких-то моментах стало намного легче?

– Ты прав, – киваю я, потому что он совершенно прав – убрав какие-то шероховатости в моем характере, мы оба стали гораздо лучше понимать друг друга, да и мне самой стало с собой проще.

– Значит, не все перемены к худшему, да?

– Олег, ну, ты ведь понимаешь, в чем дело. Вернее, в ком. Я менялась только потому, что ты рядом. Никто другой этого не смог.

– Просто не твои люди были, – снова смеется он.

Да. Он прав и здесь – это были не мои люди, хотя в тот момент казалось, что они близкие, хорошо меня чувствующие, понимающие. Но – нет.

Лето начинается в этом году в мае – жара нестерпимая, в квартире душно, не помогает ни вентилятор, ни открытые настежь окна, ни плотные шторы на них. Возможности куда-то уехать нет, приходится терпеть. В конце июня Олег берет отпуск, и мы на неделю переезжаем на дачу, благо, Денис работает и обещал приехать только в субботу.

Первые два дня по ночам идет дождь, и от стука капель по крыше почему-то становится спокойно и уютно. Мы лежим в полной темноте, обнявшись, и Олег тихо читает мне на ухо какие-то японские стихи. Он специально не включает уличное освещение, чтобы свет от фонаря не лупил в окно сквозь шторы. В темноте все кажется каким-то другим, совершенно непохожим на то, как оно выглядит при свете, и это подогревает ощущения. Даже экшн в темноте другой…

Во вторую ночь Олег одним ремнем уделывает меня так, что я едва не теряю сознание, а к спине невозможно прикоснуться. Сплю на животе, и когда рано утром Верхний по привычке решает взять свое, это «свое» воет на всю дачу от его прикосновений.

– Однако…– ржет Олег, откатившись от меня. – Не припомню за тобой с утра такой бурной реакции.

– Сама удивляюсь, – пытаюсь перевернуться на спину и снова вскрикиваю: – Что это было вообще?

– Не знаю, Мари, спина красная, конечно, но без просечек, – он осторожно касается кожи кончиками пальцев, и она покрывается мурашками.

– Значит, все дело в голове…

– У нас всегда все дело в твоей голове, – он целует спину, спускаясь губами ниже, и я чувствую, что сейчас забуду о боли и неприятных ощущениях. – Нет, все, все! – он вскакивает на ноги и делает несколько энергичных взмахов руками, чтобы разогнать кровь и переключиться. – Пойду бегать, а ты полежи еще, шесть часов всего. Кофе сварить?

– Не надо, – бормочу я, утыкаясь лицом в подушку и обнимая ее руками.

Олег набрасывает на меня одеяло и уходит вниз, прихватив шорты и беговые кроссовки.

Неделя проходит как-то незаметно и очень спокойно – днем жара, я валяюсь в гамаке под березами, Олег там натянул еще тент, чтобы мне доставалось как можно меньше солнечных лучей, и я с комфортом читаю книги или листаю сайты в интернете.

Сам же Олег успевает подправить крыльцо у бани – у Дениса никак нет времени на это, пытается разобрать что-то в гараже, но это бесполезно, у Дениса там вечный бардак, в котором он прекрасно ориентируется.

В остальное время мой Верхний валяется на покрывале неподалеку от моего гамака и пытается читать. Но его то и дело дергают телефонными и видеозвонками, он со вздохом откладывает книгу и подолгу что-то кому-то втолковывает то по-русски, то по-китайски. Китайский, кстати, звучит намного мягче японского, но в устах Олега и он иной раз выглядит устрашающе – интонации, что ли, такие, или просто голос и манера говорить. Я же наблюдаю за ним и думаю, что могла бы, наверное, вот так провести остаток жизни – просто глядя на то, как он разговаривает по телефону.

В четверг приезжает Костя – он возвращается домой из очередной поездки, решил заскочить и к нам. Встречать его в город Олег не поехал, сказал – не маленький, не заблудится. Костя приезжает часов в одиннадцать, когда я сижу на веранде за столом, пью кофе и пытаюсь посчитать суммы за электроэнергию для всех арендаторов. Передо мной ежедневник, ручка и кофейник, у левой руки – пепельница и чашка кофе. За несколько лет периодически возвращающихся парезов я наловчилась одинаково хорошо владеть обеими руками, разве что не могу писать левой, это все-таки сложнее. Но закурить, взять чашку или нарезать что-то могу запросто.

Костя вваливается на веранду, на ходу стягивая куртку:

– Уф, жарища… Привет, Мари, – наклоняется и небрежно чмокает меня в щеку. – Выглядишь хорошо, сразу видно – отдыхаете.

– Да кто как… – киваю на ежедневник с рядами цифр. – Никак не досчитаю, наказание просто…

– Ну, не буду мешать, работай. Загоню коня да ополоснусь немного, весь в пылище.

Со двора орет Олег:

– Кот! Ну, где залип-то, давай загоняй, ворота нараспашку!

Костя качает головой и усмехается:

– Ни секунды без распоряжений, что за человек… даже тут начальник.

Он выходит на крыльцо, снимает там серую майку, бросает на перила и идет на улицу, закатывать мотоцикл во двор.

– Дальше поставь, а то завтра Дэн приедет, чтобы ему было, куда парковаться, – подсказывает Олег.

– У вас тут что, вечеринка планировалась?

– Нет, какая вечеринка… Он на выходные только может подскочить, работает же, сейчас лето, все в отпусках, вот он и берет свое и чужое. Собрался в августе куда-то лететь, денег хочет подзаработать.

– А-а, – тянет Костя. – Один приедет? Или с девахой этой… как ее… Лера, что ли?

– С ней, – коротко бросает Олег, и я слышу, как скрипят ворота, и лязгает засов.

– Она не гоняет больше?

– Нет вроде. По городу ездит – у нас тут, сам видишь, иной раз быстрее на байке, чем на машине. Я если б мог, тоже бы ездил.

– Ага – в цивильном на «харлее» самое оно, – ржет Костя. – Ты, братан, пафосный для этого слишком, работа тебя таким сделала.

– Ну, слушай… кто что умеет…Ты в баню пойдешь или в душ? Там вода нагрелась за эти дни.

– В душ лучше, не хочу по жаре еще и в баню, годики не те уже, – смеется Костя.

– Ну, в баню тогда завтра сходим, как Денис приедет, все равно топить будем. Иди тогда, я пока перекусить на кухне соберу, чтобы Мари не мешать, она работает.

– Вы мне не мешаете, – громко говорю я, обрадованная возможностью отложить ежедневник и ненавистные цифры вместе с калькулятором.

– Ты давай доделывай, лентяйка! – гремит Верхний. – Пора счета выставлять, а у нее еще конь не валялся, считать она, видишь ли, не любит!

– Тебе в этом месяце последнему выкачу, – угрожаю я, и Олег смеется:

– Да мне-то что? Плати из своих, подумаешь. Серьезно, Мари, заканчивай уже и забудь об этом на месяц, что тут сложного?

Со стоном возвращаюсь за стол, закуриваю и беру ручку, снова начиная сверять столбики цифр и пересчитывать суммы на калькуляторе. Надо, пожалуй, и это на Артема перевесить, он бухгалтер, вот пусть и считает. Мне же хватает забот с администрацией района, дорожниками, пожарниками и прочими приятными конторами, чтобы еще расход электроэнергии к этому добавлять.

В пятницу после обеда приезжают Денис и Лера. Пока он паркует машину, Лера заносит в дом пакеты с продуктами и хмыкает, заметив Костю:

– О, у нас, смотрю, гости? Привет, Кот.

– Привет. Давненько не виделись.

– А Олег где?

– Баню ушел топить.

– А вы, значит, вдвоем тут? – что-то в ее тоне мне не нравится, но ладно, подожду пока, не буду сразу обострять ситуацию.

– Ну, а где нам быть? Не в бане же втроем колготиться, – Костя потягивается и встает с дивана. – Помочь тебе?

– Ну, помоги, там в багажнике еще два пакета.

Костя уходит на улицу, а Лерка в упор смотрит на меня:

– Отдыхаем?

– Не перенапрягаемся. Ты чего злая такая? Жарко?

– Ага, – кивает она. – В городе вообще адище, асфальт плавится. Я всю неделю как заводная носилась – раз шеф отпуск себе устроил.

– Имеет право.

– Да, уж что-что, а прав у него хватает. Всю неделю здесь зависаете?

– Всю неделю.

– Понятно. Интересно, почему я не в курсе?

– А почему ты должна быть в курсе? – я откладываю нож, которым нарезала зелень для пирога, и вытираю руки.

– Ну хотя бы потому, что я Денису не чужая.

– Так с Денисом выясни этот вопрос. И заканчивай, надоело.

– Что тебе надоело, Мари? – она присаживается за стол, берет веточку укропа и сует в рот. – Чувствуешь себя здесь хозяйкой, да?

– Может, хватит уже, а?

– Нет, дорогая, не хватит. Из-за тебя я постоянно себя чувствую лишней.

– Лера, это не мои проблемы, когда ты уже это поймешь? Я не претендую на твоего Дениса, неужели непонятно?

– Непонятно. Ведешь ты себя как раз так, словно считаешь своим и его, и все, что вокруг него.

Я отмахиваюсь и тяну к себе противень, на котором уже раскатан пласт теста, начинаю выкладывать на него зелень и тертый сыр:

– Успокойся. Мне твой Денис не сдался. Хочешь качать права – это к Олегу, если не боишься. Они между собой договариваются, я не вмешиваюсь. Но ты можешь попробовать.

– А мне твоего разрешения на это не нужно! – она хлопает по столу ладонью. – Но прекрати свои подкаты, ясно тебе?

– Все? – насмешливо интересуюсь я, накрывая начинку вторым слоем теста и защипывая края. – Будь добра тогда, подай яйцо из холодильника, а то у меня руки в муке.

Лерка растерянно смотрит на меня, хлопает ресницами:

– Зачем?

– Верхушку у пирога смажу.

Из Лерки словно выпускают воздух, она пару минут сидит неподвижно, потом вдруг начинает истерично хохотать:

– Верхушку у пирога?! Ты совсем бессмертная, что ли? Тебе как еще объяснить, чтобы дошло?

– Да дошло до меня, успокойся. И яйцо давай, духовка накалилась уже.

Она вынимает из холодильника яйцо, машинально разбивает его в стоящую перед ней миску и начинает взбивать вилкой.

– Мари… – произносит почти жалобно. – Ну, будь ты человеком, оставь его в покое.

– Ты меня не услышала, что ли? Я здесь вообще ни при чем. И хозяйкой здесь я себя не чувствую, если тебя это волнует. Расслабься, знаешь ведь, что неприятности будут, если кто-то наш разговор услышит – оно надо тебе?

Лера опять сникает, протягивает мне миску:

– Пойду переоденусь, жарко невозможно…

Она скрывается в своей комнате, а я ставлю пирог в духовку.

Появляется Костя с двумя пакетами, а за ним – Денис в голубой футболке и светлых джинсах, очки сдвинуты на лоб:

– Приветик. Как жизнь?

– Потихоньку.

– Лерка где?

– Переодевается.

– А пахнет чем? – он смотрит на духовку. – О, прикольно. Умеешь ты, Мари, угадать желания.

– Еще скажи, что полжизни о пироге мечтал.

– О твоем? Всегда, – ржет он, направляясь в комнату.

– Придурок, – бормочу я, сметая муку в банку.

– Так и достает тебя? – Костя садится за стол и берет сигарету.

– Ой, не вникай, с ума сойдешь. Нормально все.

– Не понимаю, чего ему Олежа зубы не посчитает.

– И в это тоже не вникай, тут много странного происходит, чего нормальным не понять.

Костя только головой качает, но больше ничего не говорит, курит, откинувшись на спинку стула. Возвращается Лера в шортах и майке-алкоголичке, по-хозяйски открывает холодильник, начинает что-то там переставлять. Мне становится смешно – ну, что за детсад, как будто я претендую на ее место. Хочешь хозяйничать – да ради бога, пойду на крыльце посижу, от духовки идет жар, мне уже дурно, надо на воздух.

Выхожу на улицу – Олег сидит на крыльце бани и курит. Иду к нему, сажусь рядом, подвернув подол длинной юбки так, чтобы не волочилась по земле:

– Ты чего один тут?

– Не тороплюсь в приятную компанию, – улыбается он, сгребая меня свободной рукой в охапку. – Уже поцапались?

– С чего ты взял?

– Да ладно, чего тут думать-то. С чего бы ты еще по жаре из дома вышла?

– Там духовка кочегарит, пирог поставила – вообще дышать нечем.

– Хочешь – домой поедем? – внезапно спрашивает он.

– Что вдруг?

– Не хочу, чтобы ты нервничала.

– Вот я и спрашиваю – с чего вдруг именно сегодня ты этого не хочешь?

– Понял. Домой не едем, – кивает он.

– Если ты хочешь, то мы поедем сию секунду, меня тут тоже ничего особенно не держит.

Олег вздыхает:

– Ты тут хоть спишь нормально и все время у меня на глазах, – прижимает меня к себе и протягивает сигарету: – Будешь?

Я не люблю крепкие, но Олегу почему-то нравится, когда я затягиваюсь его сигаретой, такая вот странная, но вполне безобидная причуда. У него и так слишком мало разных фетишей, как зачастую бывает у Верхних, потому такую ерунду, как затяжка сигаретой, я легко могу пережить. Олег вообще слишком нормален для извращенца, что уж…

На крыльце появляется Костя, потягивается и идет к мотоциклу, за ним – Денис, успевший переодеться в шорты. Они присаживаются на корточки возле «харлея» и что-то рассматривают, негромко разговаривая.

– Лерка злится, – вдруг говорю я, обхватывая талию Олега обеими руками. – Считает, что я слишком по-хозяйски здесь себя чувствую.

– Это ее не касается. Хочет спросить – пусть спросит у меня или у Дэна.

– Ты ведь знаешь, что у Дэна она не спросит ничего из инстинкта самосохранения, а у тебя – потому что просто боится.

– Ну, меня-то что бояться? У меня нет привычки обращать внимание на чужих женщин.

– Ты вообще неправильный.

– Зато ты у меня образец тематического счастья, – хохочет он, целуя меня куда-то за ухо. – Нашли друг друга…

– Не хочу думать, что было бы, если бы случилось иначе, – бормочу я ему в подмышку.

– Не думай, зачем? Ведь все сложилось так, как сложилось, мы вместе, нам хорошо. Ведь хорошо?

– Я ненавижу, когда ты это спрашиваешь. Так только неуверенные в себе мужики делают.

– Что, и Денис так спрашивал? – смеется Олег.

– Каждые три минуты. Знаешь, как меня это бесило?

– Догадываюсь. Ну-ка, погоди… – он высвобождается из моих рук и встает. – Пойду, дров подкину.

Я тоже иду в баню, закрываю дверь на задвижку и ложусь на диван в предбаннике. Олег возится с печкой и дровами, поворачивается и видит закрытую дверь и меня:

– Однако… ну-ка, юбочку задери повыше… еще… спиной ко мне, на колени, – пока я разворачиваюсь на диване и встаю к спинке, подобрав одной рукой юбку, как было велено, слышу, что Олег вынимает ремень из джинсов. – Раздевайся. Нет, погоди… только майку, юбку оставь и так держи.

Я не удивляюсь и никак не комментирую – сегодня совершенно нет настроения и желания спорить или сопротивляться. И потом – ну, это же Олег, он никогда ничего дикого не сделает. Снимаю футболку, поворачиваюсь:

– Белье?

– Стринги оставь.

Что-то новенькое… обычно он любит совершенно обнаженное тело, белье ему нужно только в первые три минуты, потом – уже нет. Ей-богу, сегодня странный день не только у меня…

Возвращаюсь на диван, зажав в одной руке подол задранной юбки, а другой берусь за спинку.

– Голову наклони вниз… не так… – рукой он сам нагибает мою голову, упирая ее в спинку дивана. – Во-от… – слышу, как он делает шаг назад и размахивается.

Ремень сперва ложится на спину как-то мягко, почти неощутимо, но с каждым ударом становится все больнее. Я скольжу за ремнем, когда Олег оттягивает его назад, от этого немного легче. Он всегда бьет меня только по спине – такой уговор, и эта боль нравится мне в последнее время едва ли не больше, чем, допустим, эффект от «кошек» или кнута. Когда из моей груди начинают вырываться непроизвольные вскрики, Олег, нанеся еще несколько ударов, бросает ремень на пол и подходит ко мне, кладет на спину руку:

– Отлично… стринги сдвинь в сторону. Та-ак… – его рука проникает внутрь, совершает несколько движений. – Ммм… хорошо… выше юбку подними… вот так… – вынимает руку и входит, придавливая меня к спинке дивана. – Потерпи, я быстро… – хрипит он мне в ухо.

Какое там – «потерпи»… я, видимо, вскрикиваю слишком громко, потому что он зажимает мне рот рукой…

– Ш-ш-ш… да что ж такое с тобой происходит-то…

Хороший вопрос! А главное, ответ на него вполне очевиден…

Олег подхватывает меня на руки, сдирая юбку, и несет в баню. Там жарко, тело моментально становится горячим и влажным, и иссеченной ремнем спине совершенно не комфортно. Он укладывает меня на нижнюю полку и наливает в таз воду. Лежу лицом вниз и даже дышать боюсь – жарко, кажется, что от одного вдоха сгорят легкие. Олег выливает на меня воду, но легче не становится.

– Ох, развезло тебя… – смеется он. – Сама-то выйдешь?

– Выйду… – язык заплетается.

– Куда ты выйдешь… полежи на диване, я ополоснусь быстро.

Падаю на диван вниз лицом, даже не заботясь накрыться хотя бы полотенцем – какой смысл, дверь заперта.

Из бани еле выхожу – мало того, что перегрелась, так еще накрыло приходом от порки. Олег посмеивается, придерживая меня, чтобы не упала:

– Сейчас все решат, что я садист.

– А ты стесняешься, что ли?

– Очень! – ржет он, крепко держа меня за локоть.

Первое, на что натыкаюсь, войдя в дом, взгляд Дениса. Он всегда четко знает, что именно сейчас мы занимались сексом или катали, то ли по выражению моего лица определяет это, то ли по запаху. Я сразу вспоминаю, как Лерка мне как-то рассказывала, как он говорит об этом – мол, аж в глазах плещется у нее. Да и черт с ним, с Денисом, пусть знает…

– Мы тут на диванчике полежим, никто не против? – невозмутимо произносит Олег, который, как и я, тоже видит напряженного Дениса и отлично понимает причину этого напряжения.

– Да можете вообще ни в чем себе не отказывать, – фыркает Денис, беря сигарету.

Лера вынимает из духовки пирог, накрывает полотенцем. Стол уже накрыт, все готово к позднему обеду, но я даже думать не хочу о еде – чувствую себя вывернутой наизнанку. Олег, развалившийся рядом со мной на диване, наклоняется и шепчет мне на ухо, чтобы никто больше не слышал:

– А ты знаешь, что у женщины, которую стегают ремнем, и у женщины, которую только что трахнули, абсолютно одинаковое выражение лица?

– А когда с ней делают это одновременно, какое у нее выражение лица? – обнимая его за шею, бормочу я.

– Такое, как у тебя сейчас, – его губы скользят по шее вниз, но Олег мгновенно останавливается, вспомнив, что мы не одни.

– Мы есть-то будем сегодня? – зло спрашивает Денис, метнув в Леру взгляд, в котором еле сдерживаемое раздражение.