Цитаты из книги «Дом, в котором… Том 1. Курильщик»

Ладно, – сказал он. – Забудем того тебя, который живет в зеркале. – По-твоему, это не я? – Ты. Но не совсем. Это ты, искаженный собственным восприятием. В зеркалах мы все хуже, чем на самом деле, не замечал?

Он боролся с застенчивостью – грубыми шутками, с нелюбовью к дракам – тем, что первым в них ввязывался, со страхом перед смертью – мыслями о ней. Но все это – забитое, загнанное внутрь – жило в нем и дышало его воздухом. Он был застенчив и груб, тих и шумен, он скрывал свои достоинства и выставлял недостатки, он прятался под одеяло и молился перед сном: «Боже, не дай мне умереть!» – и рисковал, бросаясь на заведомо сильного.

Никогда – это слишком долгое слово. Ты их любишь, такие дурацкие слова.

Сфинкс не ответил. Вздохнул, еще раз почесался и ушел. В мокрой по пояс рубашке, с пятнами зубной пасты на заду. Паста не просматривалась, а мокрая рубашка только придала ему крутизны. Так что дело было не в одежде, а в Сфинксе. В его самоощущении.

Однажды – фантазировал я – они, вконец озверев от скуки, придумали сценарий Игры и поклялись следовать ему при любых обстоятельствах. Каждому своя роль, каждому – свое место в игре. Так с тех пор и живут. Притворяясь и придерживаясь сценария. Иногда с охотой, иногда кое-как, но всегда и везде, особенно в столовой, где больше зрителей. Некоторые – как Фазаны – заигрались до потери человеческого облика.

В зеркалах мы все хуже, чем на самом деле, не замечал?

В Серодомном Лесу сегодня вода протекает на нас с небес, Выбирайся из мха и соседа буди. Дождь идет и танцует Лес! Не видно глаз и нету лица, и вымокла шерсть, и так без конца, И нету правды в письме моем, том, что лежит под черным дуплом. Просунь же руку, достань и прочти черных зверей на белой бумаге, Они тебе скажут, и ты не молчи, расскажи другим правду. Ту правду, которой там вовсе нет, придумай сам и беги, В колючей траве оставляя след шестипалой когтистой ноги. Беги и пой, кричи и танцуй, ты урод, пусть знает весь мир — Ты родился от дерева и от струй лесного ручья под ним. Припев: Ура, Ура! Куснем муравья! Закинем уши на горб! И дружно спляшем и дружно споем! Мы – гордый лесной народ!

Память Слепого пахла, звенела и шуршала. Она несла запахи и ощущения.

Царящий в Доме маразм явно придумывался несколькими поколениями не совсем здоровых людей. Следующим поколениям оставалось только все это «бережно хранить и преумножать».

Они надоели мне до того, что хотелось отравить никотином всех сразу и каждого в отдельности.