Сесилия опустилась на кровать в маленькой гостевой комнате, где мебель явно подбиралась исключительно для нее. Анки показывала и объясняла, но голос ее доносился словно издалека. Сесилия сидела на клетчатом покрывале и рассеянно смотрела по сторонам. Да, окно действительно выходило во двор. Там снаружи играли дети, их радостный смех эхом отдавался на четвертом этаже. Даже если солнечные лучи попадали внутрь, квадратная комната со светло-желтыми обоями выглядела довольно мрачной. Она никогда не чувствовала себя столь неуютно. Почему папа не рассказал ей, что у него появилась женщина? Она жила в его квартире и они уже обручились? Она смотрела на свои руки, лежащие на коленях. Ощущение нереальности происходящего росло. Анки болтала безостановочно, выражала восторг по поводу того, что Сесилия проведет с ними выходные, сказала, что она, пожалуй, смогла бы подружиться с ее племянницей, жившей в Сёдермальме, которой было семнадцать лет. Сесилия изо всех сил старалась не показаться невежливой, но ей нестерпимо хотелось плакать.

С опросом жены Хенрика Дальмана Аманды пришлось подождать до следующего дня. Известие о смерти мужа настолько потрясло ее, что ночь она провела в неврологическом отделении больницы Висбю. Кнутас решил пообщаться с ней в домашней обстановке, в надежде тем самым облегчить для нее разговор. Бедная женщина только что потеряла мужа, и в довершение всего, при крайне неприятных обстоятельствах.

Комиссар пешком прогулялся до виллы семейства Дальман, которая находилась у ботанического сада в ближней к воде части города. Было прекрасное утро. Он прошел под широкой аркой расположенных с восточной стороны ворот, солнце ласкало подновленные фасады домов, на мощенных булыжником улицах царила тишина, изредка нарушаемая шумом шагов редких прохожих. Кошка вылизывала лапы, развалившись на каменной лестнице. Он пересек площадь Стура с помпезными руинами средневековой церкви Святой Катарины и миновал роскошный кафедральный собор. Его двери стояли открытыми, из них лилась органная музыка. Возможно, кантор устроил репетицию перед концертом. Скоро он добрался до переулка Святого Улофа и быстро нашел дом Дальмана. Покрашенный в белый цвет, он стоял на углу улицы у самых руин церкви Святого Улофа, возвышавшихся за оградой Ботана, как в народе называли ботанический сад Висбю. Кнутас закрыл глаза на секунду и вдохнул полной грудью пропитанный ароматами цветов и растений воздух, насладился пением птиц, прятавшихся в листве.

Через открывавшуюся внутрь калитку с тыльной стороны дома он попал в сад, поднялся на маленькое крыльцо, позвонил в дверь. Прошла минута, прежде чем она открылась, но Кнутас не стал нажимать на звонок снова. Он меньше всего хотел причинить лишнее беспокойство несчастной вдове.

Аманда Дальман была одета в черные юбку и блузку, ее длинные, густые, слегка волнистые волосы свободно лежали на плечах. Она имела красивые правильные черты, на бледном лице яркими пятнами выделялись большие карие глаза. Аманда даже не пыталась сегодня накраситься и явно недавно плакала. Подошел черный лабрадор и дружелюбно помахал хвостом, не ведая, какая трагедия обрушилась на семью. Кнутас ласково погладил собаку. Он представился и для начала выразил соболезнования.

Аманда Дальман провела его в гостиную с большим диваном и камином. Об убранстве дома, без сомнения, позаботились люди, обладавшие как деньгами, так и вкусом.

– Хочешь кофе? – спросила она слабым голосом.

– Нет, спасибо. Я только что пил. Немного воды, пожалуй.

Аманда Дальман ушла и сразу же вернулась с графином и двумя стаканами. Села в кресло напротив комиссара.

– Я постараюсь не занять много времени, – сказал Кнутас, достав диктофон из сумки, включив его и протараторив обычные вводные фразы. – Насколько я понимаю, вы с Хенриком прожили вместе три года и у вас есть дочь Инез двух лет, все правильно?

– Да.

– Ничего особенного не произошло между вами за последнее время?

– Нет, все было как обычно, – сказала она и всхлипнула. – От этого еще тяжелей.

– Ты не замечала ничего странного в Хенрике? Никаких перемен? Новых знакомых?

– Я не заметила ничего необычного. Он не рассказывал ни о каком новом знакомом. Это просто ужасно.

У нее из глаз полились слезы, она взяла бумажную салфетку из пачки, лежавшей на столе.

– Ты можешь описать ваши отношения?

– Они фантастические. Мы по-настоящему любим друг друга. Любили… – поправилась она. – Хенрик был моей самой большой любовью. Мы подумывали о втором ребенке.

Аманда Дальман разрыдалась. Кнутас не знал, стоит ли ему встать и попытаться утешить ее. Он решил немного подождать.

– Расскажи, как у вас обычно проходил день.

– Просто замечательно, уже с самого начала. С Хенриком все было легко и весело, даже прибираться и выносить мусор. – Ее голос начал терять силу. – Произошедшее стало шоком для меня, я не понимаю…

– Ты не знаешь, у твоего мужа была другая женщина?

– Я не замечала ничего такого. Конечно, обращала внимание, что он порой засматривался на какую-нибудь красотку, проходившую мимо, но у меня и мысли не возникало, что он станет флиртовать с кем-то или затеет интрижку на стороне. Казалось, ему вполне хватало меня.

Нижняя губа Аманды Дальман задрожала, и она потянулась за новой бумажной салфеткой. Кнутас долго набирался смелости, прежде чем продолжил:

– Я прошу извинения за столь бестактный вопрос, но это важно для расследования. Как у вас обстояло дело с сексуальной жизнью?

Женщина, сидевшая по другую сторону стола, обеспокоенно заерзала на месте. Прошло некоторое время, прежде чем она ответила:

– Никаких проблем. Он был ласковый и любвеобильный. Я ничего не понимаю…

Кнутас наклонился вперед:

– Ничего такого, что могло бы объяснить, как он оказался в том положении, в которой его нашли в вашем летнем домике?

Аманда Дальман колебалась, ее взгляд блуждал по уютной гостиной. Тишину нарушал только храп собаки, спавшей на овечьей шкуре у камина.

– Мне неловко об этом говорить… Но в начале наших отношений он спросил меня о том, как я смотрю на секс. Нравятся ли мне более жесткие формы. И я ответила, что меня нисколько не интересует подобное.

Аманда выглядела довольно смущенной. Кнутас почувствовал, как и сам покраснел. Он не привык к разговорам подобного рода. Но данная тема представляла крайне большой интерес, поскольку Хенрик Дальман, вероятно, стал жертвой сексуального убийства и явно имел секреты от жены, когда дело касалось его сексуальной жизни.

На какое-то время в комнате воцарила тишина. Потом Кнутас продолжил:

– Тебе на ум не приходит больше ничего, связанного с ним или его сексуальной активностью?

– Однажды я заметила, как он смотрел в Интернете страницу клуба любителей жесткого секса или чего-то подобного. Когда я спросила, чем он занимается, Хенрик сослался на простое любопытство. – Последние слова Аманда Дальман произнесла еле слышно, а затем слезы снова ручьями полились из ее глаз. – Я верила. Считала, что его вполне устраивало происходившее между нами.

Кнутасу стало ужасно ее жаль. Он закончил допрос и выключил магнитофон.

В комнате опять воцарилась тишина.

Кнутас пребывал в отвратительном настроении, когда вернулся в свой служебный кабинет после допроса Аманды Дальман. Ему было жалко вдову. Если, конечно, она сама не являлась преступницей. Этого тоже не следовало исключать. Она могла успеть добраться до Льюгарна на втором автомобиле семейства после того, как дети заснули, лишить жизни собственного мужа и вернуться. Но Аманда Дальман, похоже, не лгала, и, кроме того, исследование компьютера и айпада покойного подтвердило ее слова. Хенрик Дальман часто посещал сайты, касавшиеся жесткого секса. Поэтому прямо напрашивался вывод, что он познакомился со своим убийцей через какую-то страницу в Сети.

«На таких форумах, наверное, кого только нет», – подумал Кнутас.

Он как раз собирался набить трубку, когда зазвонил телефон. Это была судмедэксперт Май-Бритт Ингдаль из отделения судебной медицины больницы Сольны, куда переправили тело. Кнутас неоднократно общался с ней по работе и ранее.

– Привет. Я решила сообщить тебе предварительные данные по телефону, обычное письменное заключение ты получишь позднее. С результатами вскрытия придется подождать до утра четверга.

– О’кей, спасибо. Я благодарен за любую информацию, какую смогу получить.

– Главное тебе уже известно, но появились кое-какие интересные обстоятельства.

Кнутас напрягся:

– Ага, и что именно?

– Если начать сначала, то причина смерти – повешение или удушение, кому как нравится. Петля на шее затянулась, из-за чего он потерял сознание. Позаботился ли он сам об этом, трудно судить до вскрытия.

– Ты имеешь в виду, Хенрик Дальман мог вызвать собственную смерть? – воскликнул Кнутас удивленно.

– Такую возможность нельзя исключать.

– Но как это могло произойти?

– Есть такое понятие «аутоэротическая смерть». Жертва играет сама с собой в сексуальную игру и заходит в ней так далеко, что погибает, – объяснила Май-Бритт. – Даже если ничего подобного не планировалось. Речь, следовательно, идет о несчастном случае в чистом виде. Человек закрепляет петлю на шее, а потом протягивает веревку к ногам и стягивает ею лодыжки. Когда он затем выпрямляет колени, петля на шее затягивается.

У Кнутаса глаза раскрылись от удивления. Это выходило за пределы его понимания. Он никогда не сталкивался ни с чем подобным за свои тридцать лет в полиции.

– И почему, черт побери, кому-то приходит в голову издеваться над собой таким образом?

– При уменьшении снабжения организма кислородом оргазм, очевидно, усиливается. Говорят, если оно минимально, то эмоции перехлестывают через край. Сама я, однако, не пробовала, – добавила она сухо.

– Ничего себе, – пропыхтел Кнутас.

– Но если перегнуть палку, есть опасность потерять сознание, и тогда тело продолжает давить и человек погибает. Это не столь часто, но случается, – подвела итог судмедэксперт.

– По-твоему, в данном случае все так и произошло?

– Нельзя исключать, но будем надеяться, что вскрытие даст точный ответ. Кое-какие детали свидетельствуют против данного варианта развития событий, и одна из них – отсутствие подкладки на петле.

– То есть?

– Любители подобных развлечений обычно обматывают петлю полотенцем или чем-то подобным, чтобы не оставалось на шее отметины, которая могла бы рассказать посторонним об их хобби. Это не было сделано в нашем случае.

– А следы от ударов хлыстом?

– То, что имел место садизм, говорит в пользу убийства, так же как и применение петли.

– Но он мог исполосовать себя сам?

– Трудно сказать. Ясно только, что все удары прижизненного происхождения. У него с десяток отметин длиной от десяти до двадцати пяти сантиметров. Они красные, кожа треснула, и некоторые кровоточили, а, значит, кровообращение продолжалось, когда они наносились. Если бы его хлестали после смерти, раны резче выделялись бы на фоне здоровой ткани. И в глубине были бы бледными, однородного характера и окраски на всем протяжении.

– Спасибо, этого достаточно, – сказал Кнутас, испытав легкий приступ тошноты. Существовали какие-то пределы даже для него. – Что еще? – продолжил он.

– Ну, я обнаружила у него повреждения в анусе, достаточно поверхностные, но они продолжаются внутри, поэтому, скорей всего, недавно имел место гомосексуальный половой акт. Если он не страдал запорами конечно.

– Следы спермы?

– Нет. – Май-Бритт сделала паузу. – Они, пожалуй, не успели зайти так далеко. Естественно, у него взяли пробы из всех отверстий на теле и кровь. Пройдет несколько дней, прежде чем мы получим результаты их химического исследования. Тогда также будем знать, принимал ли он наркотики.