Я осторожно приоткрыла дверь, воровато заглядывая внутрь, и увидела типичную средневековую лабораторию. Всюду стояли разные склянки и горшочки, валялись молотки и кочерги, дымились тигли, а в дальнем углу комнаты была алхимическая печь, в которую сквозь смотровое отверстие как раз заглядывал хозяин этого магического безобразия. Старик гномьего роста, что называется, от горшка два вершка, стоял ко мне спиной, поэтому я не могла разглядеть его лица, но это только разжигало моё любопытство. Я уже хотела постучать в дверь, как подобает воспитанной мадемуазель, и войти, но меня остановил голос Базиля.

– Ну и как у нас с мечтой всех алхимиков – философскими камнями-мау? – деловито спрашивал он, словно был главой комиссии по приёмке объекта. – Ты так долго пыхтишь над своими опытами, что, казалось бы, должен уже создать целую кучу, а на самом деле получил только камень в почках.

– Если не прекратишь болтать, я добавлю тебе в еду зелье, от которого твой язык, а может, и ещё кое-что, завяжется узлом, Базиль, – спокойно сказал на это алхимик, регулируя огонь в печи.

– Понял! – весело отозвался оборотень, демонстративно завязав рот шейным платком, будто это моглоостановить бьющий оттуда речевой поток.

Алхимик вздохнул и покачав головой, отошёл в дальний угол, где принялся перетирать в ступке какой-то ингредиент, а я по-прежнему не мола разглядеть лицо хозяина лаборатории.

– А где Его Высочество? – спросил алхимик через некоторое время.

В ответ он получил от Базиля лихо исполненную забавную пантомиму, изображавшую не то удушение с последующим инфарктом и записью причины смерти в медицинскую карту, не то взлёт дракона, стартующего с перевёрнутой корзины, на которую, как на эстраду, взгромоздился оборотень.

– А если без дурачеств? – покосившись на него, спросил алхимик.

Базиль развёл руками, а потом выразительно ткнул пальцем в платок, которым завязал рот.

– Ладно, говори! – смилостивился алхимик.

– С Его Высочеством случилось любовное томление, после чего он воспарил на творческий Парнас. Весь остаток ночи и утро стишки кропает, как бешеный: «розы-слёзы, кровь-любовь». Я ещё рифму подсказал: «секс-бифштекс», так он меня выгнал веником, романтик костлявый! Не подступиться! – усмехаясь, пояснил Базиль.

Я замерла за дверью. Неужели причиной этого томления являюсь я?! Не скрою, я тоже часто думала о Карломане. Такой мужчина, во всех смыслах благородный, искренний и рыцарски-галантный, всегда был моей мечтой. А его истинная внешность не давала мне покоя с момента моего взгляда в зеркало на улице Кота-рыболова. Так что же, оборотень не врёт?

– Зря смеёшься! – возразил алхимик, видимо, не одобряя зубоскальства Базиля. – Настоящая любовь – великая сила и такая же великая редкость!

– Ой, можешь мне не говорить! Я в этом вопросе – кот, который собаку съел! Только нам сейчас не до любви! – резонно заметил Мурный Лохмач. – Что с нашим делом?

– Я собрал все ингредиенты, но для того, чтобы снять оковы с проклятых, достичь перерождения, мало обычных составляющих, доступных мне. Нужна ещё помощь могущественного некроманта, ну, и высшее расположение сущности, которую все называют Противоположностью Жизни, – отвечал ему алхимик.

– То есть следует втереться в доверие к Великому Окочуру, чтобы он по блату оказал нам поддержку? – рассмеялся Базиль.

– При чём здесь наместник? – не воспринял его шутку алхимик. – Для такого дела не годится очередной мятущийся дух, напяливший символизирующий власть балахон и взявший броско звучащую должность. Я говорю о Смерти, которая является оборотной стороной Жизни, а вместе они образуют Вечность. Вот чьей, если можно так выразиться, поддержкой надо заручиться. Это очень опасно и практически неосуществимо, но ведь вы с принцем хотите нарушить все законы, перевернуть с ног на голову весь здешний уклад.

– Некроманты когда-то уже сделали это! – заметил Базиль.

– Некроманты – другое дело, – кряхтя, проворчал алхимик. – Они всеми вертят, как хотят.

Затем оба замолчали, и было слышно только, как ворожил огонь в печи.

– Что приуныл? – спросил через некоторое время алхимик, глядя на своего помрачневшего собеседника. – Я давно говорил тебе: смирись, будет легче! Некромантам не до тебя, у них свои масштабные замыслы, проблемы и внутренняя подковёрная возня. Если сидеть тихо, можно спокойно и даже в меру приятно существовать. Но ты же не умеешь сидеть тихо! Так что, если уж поставил перед собой высокую цель, то стремись к ней. Тем более, я слышал, что какой-никакой некромант у вас теперь завязался, хоть в это и слабо верится.

– Не «какой-никакой», а очень и очень! – воодушевлённо сказал Базиль. – На грани двух миров она одним прикосновением пробудила Карломана от вечного сна, в который его погрузил сам Люрор де Куку после очередной нашей затеи против некромантов, а вчера ночью ей почти удалось вернуть принцу прежнее тело! И всё это неосознанно, в лёгком душевном порыве. Я сам видел: сухая роза расцвела у неё в руке!

Загадочные события прошедшей ночи вдруг обрели неожиданный смысл. А я-то думала, что всё это иллюзия или, может быть, даже продолжение сна, но оказалось, что я действительно могла сотворить чудеса! Мне почему-то вспомнилось, что в руке Люрора де Куку роза увядала, а в моей – зацвела. Что же это могло означать? Задумавшись, я невольно сдвинула щеколду, и она своим предательским лязгом выдала меня с потрохами. Базиль мгновенно оказался у двери и, резко распахнув её, замер, сосредоточенно и дерзко глядя на меня пылающими жёлтыми глазами.

– Ты подглядывала и подслушивала! –прошипел он, ощетиниваясь, как взъерошенный кот, так что волосы вставали дыбом во всю длину, смешно торча во все стороны.

– Сам не лучше! – заявила я, быстро проскользнув мимо и убегая в другой угол лаборатории. – Ты тоже ночью поглядывал за мной, шаромыжник кошачий!

– Не подглядывал, а охранял, рискуя онеметь от восхищения и схлопотать разрыв сердца от ревности! – скабрезно ухмыляясь, промурлыкал Базиль.

Он уже подходил ко мне, раскрывая объятья, но, заметив, что я собираюсь кинуть в него чем-то тяжёлым типа горячего тигля, взял себя в руки.

– Дорогой Фламель! Позволь представить тебе самую отчаянную и прелестную русскую мадемуазель, какую я встречал по ту и эту стороны, – сказал он, обращаясь к алхимику.

Тот отвлёкся от дел и, повернувшись, наконец, взглянул на меня – старец с живыми карими глазами и редкой бородкой.

– Ну, конечно! Вы тот самый Фламель! – воскликнула я, вспомнив картинки в источниках.– Гениальный алхимик Франции!

– Благодарю вас, мадемуазель! – сказал старик, кланяясь.

Он смотрел на меня с опаской – видно, с некромантами у него тоже отношения были так себе. Я взглянула на него в лорнет, заставив старца в страхе прикрыться рукой, но никаких изменений в его облике не произошло. Он даже выглядел гораздо более чётким и ярким, чем все остальные образы обитателей потустороннего мира, и был окружён какой-то особенно тёмной аурой.

– Вы тоже живой, как и я! – прошептала я.

– Да, – сказал Фламель, убрав руку от лица. – Я нашёл способ перемещаться сюда из своего времени, но для этого нужен специальный эликсир. Готовится он несколько лет, поэтому я бываю здесь редко.

– А Эжени ведь твоя коллега, Фламель! – сказал Базиль. – Только в её веке наука алхимия много потеряла – целых две буквы и философский смысл. Теперь это просто банальная химия.

Старик взглянул на меня с интересом: в его время женщин среди алхимиков не водилось, тем более русских. Это сейчас химичек пруд пруди.

– Ну, я удаляюсь, ибо вы сейчас будете нудно рассуждать о формулах и реактивах, а мне надо проведать принца! – нагло подмигивая мне, сказал Базиль и скрылся за дверью.

Мы с Фламелем долго говорили, почерпнув друг от друга много интересного. Было примечательно, что свойства веществ в потустороннем мире отличались от тех, что были присущи им в настоящем. И то, что было взрывчатым при жизни, в потустороннем мире имело совершенно противоположные свойства. Фламель эмпирическим путём создал новый рецепт пороха: соль вместо серы (они были противоположностями в алхимии), мыло вместо угля и ртуть. Всё это предлагалось измельчить в обычной кофемолке, поместить в тыкву, и бомба готова! Я слушала его очень внимательно, мотая на ус, потому что помнила пророчество Ленорман, гласившее: «Чтобы уцелеть, надо не бояться взрывов». Потом я рассказала старику о моем странном сне и послании Люрора де Куку.

– К несчастью, я знаком с ним лично, – сказал на это Фламель. – Много веков назад он пришёл ко мне в лавку и так смог расположить меня к себе, что я, не доверявший до этого никому, взял его в ученики. Его целью был изобретенный мной эликсир бессмертия. Я понял это слишком поздно и сразу сжёг все мои записи.

Фламель помрачнел и сгорбился, словно тяжёлый груз воспоминаний давил ему на плечи.

– Тогда я и представить себе не мог, с кем имею дело! – пробормотал алхимик. – Разгневавшись, мой ученик обратил мою жену в розу и на глазах у меня вдохнул аромат её жизни, навсегда оставив засушенный цветок в своём гербарии. Я и сейчас помню, как светились его глаза!

Алхимик коснулся дрожащей рукой своего морщинистого лба и добавил так, что у меня оборвалось сердце:

– Позже я приходил к нему с мольбами о прощении, но к тому времени, он уже восстановил мои сожжённые записи, выкупил Грамоту Бессмертия и только посмеялся надо мной. С тех пор я живу будто между двумя мирами, не зная покоя.

Этот рассказ вверг меня в некоторое замешательство, потому что во сне некромант обращался ко мне: «Ма флёр (мой цветок)». Это была просто французская любезность, или он решил и со мной проделать такой же фокус? Будущее моё в свете этого напоминало частушку: «Вся иссохла, извелася, на уловку поддалася. От Люрора-подлеца вся сморщинилась с лица!» Но желание идти на свидание к некроманту-цветоводу почему-то только усилилось. Можно сказать, что меня тянуло к нему неодолимой силой, и (я чувствовала это!) с Люрором происходило то же самое. И потом, вполне возможно, что я не роза вовсе, а маленький, но очень колючий цветущий кактус.

После долгих споров, сотрясавших таверну не хуже подземных толчков, на общем консилиуме было решено, что мне всё-таки следует пойти на свидание с некромантом: уж очень странным был его поступок! Прежде Люрор де Куку не имел обыкновения церемонно назначать встречи кому-либо, находящемуся на более низкой ступени иерархии, а тем более – если планировал уничтожить этого человека. К тому же, раз я с такой лёгкостью заставила могущественного чародея икать, значит, и он сам тоже мог причинить мне куда больший вред, но почему-то не стал делать этого, не говоря уже об оригинальном способе приглашения на свидание.

Нет, здесь было нечто куда более запутанное и загадочное, чем тривиальное стремление лишить меня жизни! Но что именно? Я просто горела желанием это узнать, и Шарман с Фламелем – два главных моих противника в споре – наконец, сдались, покорившись моим доводам, шуткам Базиля и клятвам Карломана защищать меня ценой собственных костей. На свидание с некромантом меня собирали то ли как рыцаря на ристалище, то ли как малолетнюю дочь в детский сад.

– Никуда не годится! – пробасил Шарман, когда я с трудом вышла из-за ширмы, ведомая под руки принцем и оборотнем.

Из-за тяжести кольчуги и шлема я едва передвигалась, согнувшись в три погибели и ощущая дрожь в коленях, как старая бабка с прогрессирующими симптомами болезни Паркинсона. Кольчуга покрывала меня с ног до головы, а на руки надевались даже кольчужные варежки. Предполагалось, что это защитит меня от возможного удара трости некроманта. В этой кольчуге против одного из них сражался далёкий предок Шармана и выстоял.

– Что-то она хилая какая-то, до места сама не дойдёт, разве что её на телеге довезти, – задумчиво пробормотал хозяин таверны, глядя на мой парадный выход.

Перспектива явиться на свидание к блистательному и напыщенному Люрору де Куку в формате дров, неподвижно лежащих на скрипучей телеге, и быть вываленной ему под ноги для ведения праведного боя, привела меня в состояние возмущения, переходящего в дикий хохот. После этого от идеи ношения доспехов все отказались. Затем пришла очередь Жюли. Она принеслась, как самум, откуда-то сверху, держа в руках толстенную и старую тёплую шаль, и, накинув её мне на плечи, робко начала: