XIII

Но больше всего заинтересовало Ритку загадочное слово «оргазм». Сначала она решила, что это опечатка при наборе слова «организм». Но потом, перечтя фразу, поняла, что речь идет о фазе некоего процесса. Даже в тексте было заметно, что авторы статьи употребляют это слово с какой-то брезгливой осторожностью. Слово Ритка запомнила, и дома не поленилась слазать в Большую Советскую Энциклопедию. Статья начиналась так:

«Высшая степень чувственного наслаждения…»

Ва-а-у-у!!! Так вот в чем трюк, поняла она. Это приятно!!! Где-то там у нее, в нижней части тела, есть дыра (наверное, та самая, откуда появляются месячные), в которую мужескому полу приятно засовывать свою странную конструктивную деталь. Причем, судя по всему, самой Ритке это тоже должно быть приятно. Сомнительно что-то. Хотя… Допустим. Допустим! Потому что это все объясняет!!

В то, что это приятно, Ритка поверила быстро, хотя даже просто обнял ее парень впервые только два года спустя. Зато взрослый парень: ему было почти восемнадцать, а Ритке всего пятнадцать. Она была в мамином платье, шерстяном, белом, с синими полосами елочкой, они бежали из кино под дождем без зонта, он обхватил ей плечи, прикрывая, как мог, рука была горячая и тяжелая. Потом, кстати, именно этот парень Ритку первым и поцеловал – годом позже…

Так вот, хоть она и поверила, что это приятно, попробовать как-то ее не тянуло. Ритка себя чувствовала маскирующимся дилетантом: участвовала в соответствующих девчачьих разговорах и делала умное лицо, по-прежнему представляя себе механику действа по той давней статье в журнале «Здоровье».

Влюблена она была с тринадцати лет, как уже говорилось, в мальчика на класс старше, с которым даже не была знакома: два года стихов и бесплодных мечтаний. Правда, параллельно ни в чем себе не отказывала. Но никакой связи в голове, между мечтами о любви этого мальчика и чем-нибудь физически осязаемым, не возникало.

В девятом классе началась дружба с Вовочкой, и наконец появился этот оттенок сексуального волнения, который, впрочем, Ритка игнорировала удивительно успешно.

Однажды Вовочка, по-дурацки желая произвести впечатление, рассказывал о какой-то пьянке-гулянке со старшими товарищами, и что приятель его какую-то девицу трахнул, далеко не отбегая.

– Вот, – говорит, – то еще зрелище, смотреть противно, – и кривится так пренебрежительно.

В ту пору Вовочка относился пренебрежительно абсолютно ко всему, от порнографии до Мариинского театра. Ритку это злило ужасно.

– Ах, противно, – ехидно говорит она (сердитая, что сама-то не видела, а если б увидеть, сразу все бы и узнала, эхххх!) – у нас тонкий художественный вкус! Как же! Как же!

– Нет, – стоит Вовочка на своем, – в самом деле противно. Ты просто не видела.

– Ладно, – говорит Рита, – смотреть противно. А самому участвовать?

И тут он словно споткнулся: воображение подвело. Видно, уже знал не понаслышке.

– Участвовать – ничего, – тихо сказал. – Нет, правда. Самому участвовать – это ничего.

Ух, как Ритку окатило! Ни фига себе! Даже Вовочка-всепренебрегающий! Значит, в самом деле, сильно приятная штука?!

В шестнадцать лет, начав целоваться с мальчиками, Ритка обнаружила сразу несколько удивительных вещей…

XIV

– Братия, кто было девочкой?… Ну, смелее!… Кто из вас было или бывало девочкой шестнадцати лет?… Не может быть, что никому не повезло!…

– Ну вообще-то… Я… Только давно…

– 926-белая ночь, вы меня просто выручили! Воспарите, пожалуйста.

– Оно сейчас нас нау-у-учит…

– Да тут много ума не надо, пусть расскажет.

– Не хамить, и тишину соблюдайте. Дорогое 926-белая ночь, итак, вы начали целоваться с мальчиками.

– Я???

– Тьфу. Вашблистательство, с ним придется непросто.

– Ничего, я попытаюсь. Девочка, которой вы когда-то были, начала целоваться с мальчиками. Помните?

– А. Ну да. Примерно помню.

– Расскажите нам, что вас удивило тогда, что было в этом нового и неожиданного для вас?

– Ага. Ну, что… Меня удивило, что мокро.

– Как-как?

– Мокро. Поцелуи мокрые.

– Извините, пуочему? Губы стануовятся муокрыми?

– Нет. Целуются вообще не губами. И вообще, обычно это не то чтобы… ну, не особенно приятно.

– А зачем туогда этуо… гм… пруоделывать?

– Не знаю. Наверное, мальчишкам нравится. Только им этого все равно не достаточно.

– В какуом смысле?

– Гептаруковод, 926-белая ночь имеет в виду, что мальчикам надо еще и потрогать.

– Да, им вечно надо потрогать, и все время мало! Какой бы длины ни была юбка, мальчики все равно норовят залезть за край на полдлани минимум!

– Извините, чтуо такуое «юбка»?

– Предмет женского облачения, надеваемый на бедра и закрывающий верхнюю часть ног.

– 32-индиго, у вас замечательная точность формулировок. Поздравляю вас!

– Э-э… Гм… Извините, у меня вуоуображения не хватает… Вы не муогли бы нарисуовать у меня в куонспекте?… Благуодарю вас…

– Слушай, 926-белая ночь, если все так неприятно, зачем тогда вообще… ну… сближаться?

– Почему неприятно? Как раз когда трогают, мне нравилось. Но некоторые вещи… Может, я не такое умное… Некоторые вещи я так и не поняло…

– Какие вещи, будьте любезны?

– Ну, эти мальчики на танцах стали почему-то прижиматься… но не тут… А вот так, так вот…

– Вы хуотите сказать, нижней пуолуовинуой уорганизма?

– Да… И эта часть у них… какая-то… очень твердая и бугристая.

– Уо!… Загадуочнуо!

– Да, а еще мальчики иногда начинают непонятно так уговаривать…

– Угуоваривать – чтуо?

– Не знаю, что!!… Что-то хотят, и при этом обещают что-то «не порвать»!!!

– Может, юбку?

– Нет, 26-поросячье-розовое, тут все интереснее…

XV

Когда очередной мальчик, с той же присказкой: «не бойся, я могу и не порвать», добрался до горизонтального положения и снял с Ритки лифчик (тут же одичал, раскраснелся, упал лицом в содержимое, и через двадцать секунд утратил временно к нему интерес), она все-таки занялась самообразованием и нашла в энциклопедии «девственную плеву», «право первой ночи», и дикое словосочетание «половой акт», после прочтения статьи о котором испытала облегчение: к приемо-сдаточному акту на стройке это все-таки отношения не имело.

Но вопросов оставалось море, главным образом технических. Каким образом этой личинкой шелкопряда можно прорвать слой кожи (так Ритка представляла себе плеву)? Зачем вообще это делать, если, судя по ощущениям, все самое интересное на потрог находится снаружи? И, наконец: что это такое, твердое и бугристое, которое они все – поголовно! – таскают в карманах на танцы?????

Когда Ритка училась в десятом, ее старшая соседка Анька уже была на третьем курсе Серовского худучилища. Лишилась девственности и пришла поделиться впечатлениями. Ритку интересовало, больно ли.

– Да, – говорит, – сначала резкая боль, ну, как кожа рвется. Потом … уже другое… Так ноет… Пока… Ну… Это… Принимает форму… Мужского этого самого, понимаешь?

Ни фига Ритка не понимала. Какая там может быть форма? У личинки шелкопряда?

– Так оно увеличивается, ты что, не знаешь? Это называется «встает».

Вот, блин, какое слово идиотское придумали… «Встает», это ж надо! Куда оно там встает, бледная спирохета?!… Ритка представила себе среднего размера висячую сигару телесного цвета. Ага, наверное, вставить куда-нибудь внутрь такую штуку легче, чем обычного шелкопряда. Если она типа надувается изнутри, как маленький воздушный шарик-колбаса. Понятно, понятно…

XVI

– Воинство, хотите верьте – хотите нет, но вот примерно с такими познаниями в этой области наша героиня и поступила в институт… Неужели что-то неясно? Воспарите.

– Извините, вашблистательство. А что, в этих представлениях есть что-то… ну… неправильное?…

– О-о-о… Та-ак… 26-поросячье-розовое, вы когда-нибудь воплощались материально?

– Я, вашблистательство… не так давно на практикуме было карасем, шесть раз подряд. Идея была в том, чтобы…

– Ой, избавьте. Я уже поняло, что вы сдали зачет только с шестого раза. Это все?

– И еще один раз, очень давно, я рождалось наследником какого-то престола, но умерло во младенчестве…

– Все ясно с вами, снижайтесь с глаз моих и внимайте чрезвычайно внимательно. Кто знает, может, вам это тоже еще пригодится… гм… когда-нибудь в бескрайней вечности…

XVII

В первом семестре средний возраст молодых людей, допускаемых к фрагментам организма, резко вырос. Тогда Ритка впервые столкнулась со странным явлением: проведя в тесном контакте с ней достаточно долгое время, молодые люди, явно или тайно, переживали резкий дискомфорт, часто сопровождающийся болями в паху. Некоторые сгибались и жалобно стонали, некоторые начинали подпрыгивать. Димка Смирновский, стесняясь, объяснил, что это есть следствие нереализованного возбуждения. Ритка его понимала: ей самой было холодно и плохо, и сильно хотелось чего-то неясного. Но чтобы так страдать?! Смирновский был слишком скромен, чтобы вдаваться в детали, но когда появился Лакомкин, все изменилось: пусть к полной ясности был открыт.

Леха рассказал, что эрекция – это и есть, когда «встает».

– Хорошо, но это можно как-то увидеть? – спросила Ритка. Дело было в курилке. Леха, державший ее в очень нескромных объятиях последние полчаса, покраснел и сказал:

– Можно.

– Как?

– Ну… Например… Если джинсы узкие… Это выглядит так, как будто что-то длинное и толстое положили в карман…

– Ага, – сказала Ритка и отстранила его на полметра. Оба посмотрели вниз. Леха стал цвета свеклы, а Ритка просто потеряла дар речи. Длинное… Толстое… Но не настолько же!!!

– Леха, – пролепетала Ритка, – Леха… Но ведь это невозможно!!! Ты меня разыгрываешь. Дай я потрогаю, ты туда просто что-то сунул, – она резко схватила Леху за карман, он охнул и стукнул ее по руке:

– Осторожно! Больно!

– Из человека не может расти такая штука! – закричала Ритка.

В этот момент кончилась пара, и в курилке появились ребята. Ритка с Лехой были столь живописно раскрашены, что многие поняли: есть нужда проявить такт и сгладить ситуацию. С парочкой заговорили, Леха отвечал… Но Ритка смотрела только вниз. Зачарованная зрелищем, показала пальцем на лехин карман:

Конец ознакомительного фрагмента.