– Господи, Дэн, да где ты таких слов набрался? «Сотрудничать»… Ты что, меня в тайную полицию вербуешь? Кроме того, я слабо понимаю, что от меня требуется. Где находятся эти ваши батареи, я не знаю, работать на Карелла тоже отказался… Кстати, а какой мне резон работать на вас? Что я с этого буду иметь?

– Вас устроит небольшой замок в любом месте по вашему выбору и пожизненная рента в размере десяти тысяч годовых? Золотом, естественно. По желанию можете получить титул с правом наследования и министерскую должность. Ну и не забывайте о защите от прочих соискателей.

– И что же я должен делать?

– Согласитесь работать на Карелла. Отыщите место, где находятся батареи, если они вообще существуют. Дайте знать нам. Все.

– Думаю, что Карелла не согласится.

Дэн задумчиво пожевал губами и медленно, подбирая слова, произнес:

– Полагаю, что господин Карелла… э-э-э… он скоро покинет нас. Право, мне очень жаль, но, к сожалению, другого выхода нет. С остальными мы сумеем договориться, но Виктор не согласится ни за что – он ищет их всю жизнь. И отец его, кажется, искал…

– Ну а если он согласится продать эти ячейки правительству?

Он рассмеялся:

– Это Карелла вам так сказал? Не верьте. Никому он ничего не продаст. Зачем ему что-то продавать, если, имея батареи, он сможет диктовать свои условия всем.

Я дипломатично промолчал. Мы посидели так еще некоторое время. Однако главное уже было сказано, а никаких других тем для разговора не было. Я злорадно наблюдал за Дэниелом, который извертелся на стуле, как ребенок, которому приспичило пописать. Наконец он не выдержал и с извиняющимся видом приподнялся со своего места.

– Господин Фламм…

– Конечно иди, Дэн… Государственные дела не будут ждать.

– Ну-у… Что мне все-таки передать господину Буковски? Вы согласны?

У меня хватило ума ответить «да».

* * *

За стойкой меня ждал мрачный Юл.

– Где тебя носило? Являешься на смену и уходишь через три минуты с концами. Где Макс? Нет Макса. И никто, заметь – никто, не знает, где этот чертов Макс околачивается. Я что, в секретари к тебе нанимался? Какого черта я должен всем объяснять, что…

Юл мог молоть языком часами. Один или в компании. Отсутствие собеседника его никогда не смущало. Сам он говорил, что заработал эту привычку после того, как прожил на необитаемом острове два года три месяца и двадцать один день. Это вполне могло быть правдой – в молодости Юл ходил по морю Рифф под черным флагом и помогал государству грабить торговцев.

Правда, его методы несколько отличались от государственных.

Владельцем бара он стал после того, как лишился ноги при неудачном абордаже. Потеря любой из конечностей, кроме головы, в этой почтенной профессии никогда не считалась достаточным основанием для выхода на пенсию. Однако Юл владел четвертью акций корабля, что значительно упрощало дело. Он отдал свою долю команде в качестве откупного, а сам, забрав Марту и свои (далеко не скромные) сбережения, двинулся на север, пока не осел в Фаро.

Все это Юл рассказал мне в день нашего знакомства, когда я впервые забрел в «Овцу и мельницу», чтобы выпить кружку пива. Сразу после этого он предложил мне стать его компаньоном в покупке еще одного бара, а когда я посетовал на отсутствие денег и работы, сразу же взял меня работать барменом. Ни он, ни я не жалели об этом.

До сегодняшнего дня.

– …и всех клиентов распугал. Так что ты разберись с ним. Сразу предупреждаю – если разговор долгий, то валите на улицу.

Я взглянул в направлении пальца Юла и сразу же понял, о ком он говорил. Незнакомец тоже увидел меня и приветственно помахал рукой, приглашая за свой стол. Я тяжело вздохнул и посмотрел на Юла. Странно, но он от этого взгляда как-то сразу сник, отвел глаза в сторону и махнул рукой – иди, дескать.

Народу в зале было пока что не очень много – слишком рано. Дюжина гномов, сдвинув два стола, азартно резалась в карты. Два цверга сидели за дальним столиком, окруженном толпой. Я знал, что они букмекеры, хоть сам никогда не играл на бегах. Еще с десяток посетителей сидели там и сям в зале. Все были местными, и всех я знал. Наконец я подошел к нужному столику и уселся напротив мужчины с веселым лицом и довольно широкими плечами. Издали он показался мне значительно меньше.

– Привет. Костюмчик не жмет?

Он тут же радостно осклабился:

– Привет, Питер. Есть немного. Никак не могу привыкнуть к этой ливрее. Особенно к ошейнику. – Он ткнул пальцем в узел галстука. – Веришь, в зеркале себя не узнаю…

– Весьма сочувствую. Прям слезу вышибает такая преданность профессии. Но давай я тебе свое восхищение выскажу как-нибудь потом, а сейчас говори-ка лучше ты. Сначала назови свое имя.

– Свен. Свен Якобсон. Мы вообще-то встречались. Под Фортенсбергом. Сомневаюсь, что ты меня запомнил – я был молодым лейтенантиком, едва из Академии.

Память человека – странная штука. Уж что-что, а Фортенсберг я помнил хорошо. Но Якобсона не помнил и не помнил сам бой вообще. Черное поле на месте рощи. Жар углей, по которым мы ползли, стараясь укрыться от слепящего света файерболов. Факела, в который превращался человек, после попадания такого огненного шара. И главное – запах. Запах горящей человеческой плоти.

Якобсон был там и выжил. Для меня это кое-что значило.

– Под Фортенсбергом была куча людей. Большая часть из них потом стала мертвыми. Извини, Свен, но я тебя не помню. Переходи к делу.

– Хорошо. Я думаю, ты догадываешься, что я здесь для того, чтобы сделать тебе предложение…

– Знаешь, я еще не готов связать себя узами брака. И уж тем более с тобой. Ты не в моем вкусе.

Якобсон закинул голову назад и захохотал так громко, что даже гномы притихли и заоглядывались на наш столик. Я начал понимать Юла.

– Пожалуйста, потише, Свен. Продолжай.

Якобсон посмотрел по сторонам. Смущенно покашлял в кулак и продолжил уже вполголоса:

– Я не стану ходить вокруг да около. Меня послала группа людей…

– Да чего там, говори уж прямо – финансовых воротил. Промышленных магнатов.

– Ну, не только. Их там пятеро. Трое – да, промышленники. Еще двое – банкиры.

– Я слышал только о четырех.

– Последний появился вчера. Флинк Тимтай – банкир из Марракеша. Может, слышал?

– Нет. Но не думаю, что это важно.

– Они весьма обеспокоены поисками Виктора Карелла. Они знают, что ты каким-то образом с ним связан. Они заинтересованы в том, чтобы нанять тебя.

– Они… Они… А ты-то каким боком к ним относишься? Ты не похож на банкира.

– Я-то? – Он усмехнулся, но уже не так весело: – Я – начальник одного из отделов разведки корпорации господина Клэма. Отличная работенка для отставного майора.

Господин Хорст Клэм еще до войны был крупнейшим производителем консервов во всей Федерации. За время войны он приписал к своему состоянию несколько нулей, поставляя просроченные продукты армии. Даже не знаю, кто больше потрудился над уничтожением наших солдат – королевичи или господин Клэм.

– Ну и как там, у Клэма?

– Не знаю. Мне сравнивать не с чем. Платит он хорошо, а для меня это главное. Детей надо кормить.

– Ну и чего от меня хотят твои хозяева?

При слове «хозяева» щека у Якобсона дернулась, но голос прозвучал ровно:

– Они хотят, чтобы ты раздобыл батареи для них. Указал место. Цена, сказали они, значения не имеет.

– Щас я их разочарую до невозможности. Я не знаю, где находятся эти чертовы батареи.

– Тогда… – Свен старательно изучал свои ногти, – тогда они хотят, чтобы ты шлепнул Карелла.

Бедный Виктор. Никто его не любит.

– Не понял. А это еще зачем?

– Они боятся, что Виктор продаст батареи Гильдии колдунов.

– Свен, Виктор тоже не знает, где эти батареи. Он ищет. Для этого ему нужен я. Он уже предложил мне работу.

– Какую?

Меня начали одолевать сомнения. Не спишут ли меня на берег сразу вслед за Карелла?

– Это неважно. Я все равно отказался.

Якобсон помолчал лет сто, тяжело вздохнул, убрал со своего лица улыбку и тихо заговорил:

– Я не должен тебе этого говорить. Если хоть кто-то об этом узнает, то я стану покойником. Если хоть кто-то заподозрит – я стану покойником. А у меня дети. Три девочки. Их мать погибла, и, кроме меня, у них нет никого, а у меня нет никого, кроме них. Но я тебе кое-что задолжал, сержант. Свою жизнь. Там, под Фортенсбергом, ты меня спас. Потому я и согласился идти на эту встречу. Чтобы предупредить. Им до чертиков нужны батареи, но еще больше им надо, чтобы они не попали в другие руки. Поэтому Карелла должен умереть. До вчерашнего дня они еще колебались, но этот банкир – Флинк Тимтай – он их уговорил. Или запугал. Сейчас все жаждут крови Карелла, и догадайся, кто будет следующим?

– Я могу и отказаться убивать Виктора.

– А это уже не играет никакой роли. Ты встречался с Карелла, разговаривал с ним. Ты можешь знать, где находятся эти батареи. Они не хотят рисковать.

– Да-а… куда ни кинь – всюду клин. Хоть что-нибудь хорошее ты можешь мне сказать?

– Это жадная публика. Я могу передать им, что ты сейчас не знаешь, где находятся батареи, но можешь узнать и сообщишь им, скажем, за двести тысяч золотом. А потом грохнешь Виктора еще тысяч за сто. Язык золота они понимают гораздо лучше, чем обычную речь, так что, думаю, поверят.

– Не великовата ли сумма?

– Если сумма будет меньше, то они могут заподозрить, что ты хочешь их кинуть. Но в любом случае это не панацея, а только отсрочка по времени. Да и не факт, что сработает. Так что почаще оглядывайся, сержант. Это все, что я могу сделать.

– Я и на это не рассчитывал. Спасибо, майор.

– Не за что. Я же сказал – я твой должник. – Якобсон снова широко улыбнулся: – Знаешь, я слышал, что тебя повесили где-то в Айдо-Хедо или в Ле Корне, но никогда не верил в это. Удачи тебе.

Он хлопнул меня по плечу своей широченной ладонью и, поднявшись, зашагал к выходу.

Из-за моей спины возник Юл с двумя полными кружками пива. Он несказанно удивил меня тем, что не стал громогласно рассуждать о моих многочисленных недостатках, а тихо присел на место Свена Якобсона.

– У тебя неприятности, Максим?

Ха! Подумать только, я не сразу понял, к кому он обращается!

– Знаешь, Юл… наверное… называй меня Питером. Это мое настоящее имя.

– Питер… Питер… – он как бы пробовал имя на вкус, – Питер… Хорошо. Так как? У тебя неприятности… Питер?

– Похоже на то.

– Крупные?

– Пока не знаю, но… да. Очень.

– Понимаешь, Макс… э-э… Питер, ты здесь уже восемь месяцев. Ты хороший парень – поверь, в людях я разбираюсь. Я люблю тебя. Марта любит тебя. Ты же знаешь – у нас никогда не было детей. Для Марты ты как сын. Поэтому твои неприятности касаются и нас. Если нужны деньги – только намекни. – Он протестующе поднял руку, заметив, что я хочу что-то сказать. – Я состою в Гильдии трактирщиков, и к моему слову там прислушиваются. Кроме того, состою в Гильдии фоморов. Пусть я давно не ходил в море, но взносы перечислял аккуратно. Никогда ведь заранее не узнаешь, как жизнь повернется. Там у меня тоже хорошие связи. Могу ли я тебе хоть чем-нибудь помочь? Мне бы очень этого хотелось.

Я был тронут. Никогда бы не подумал, что добродушный, но довольно толстокожий Юл способен на такое.

– Спасибо, Юл. Я правда очень благодарен. – Я старался говорить мягче, чтобы не обидеть Юла в лучших чувствах. – Но я пока не знаю, что мне может понадобиться. Я пока даже не знаю, в чем конкретно состоят мои неприятности. И можешь быть уверен, что я обязательно обращусь к тебе, если мне потребуется помощь. А пока, если ты не возражаешь, я хотел бы пойти домой и все хорошенько обдумать.

В глубине глаз Юла пронеслась гроза с громом и молниями, но он сдержался.

– Конечно, Макс, – И попрыгал на своей деревяшке к стойке, где хозяйничала Марта.

– Меня зовут Питер, – сказал я его спине. Но сказал не слишком громко.

* * *

Каморка, которую я снимал, находилась ближе к центру в двух кварталах от бара. Хороший район. Но мой дом был самым грязным зданием на всей улице, да и на соседних улицах, если уж на то пошло, тоже. Хозяина звали Янко Тру. Местные домовладельцы много раз жаловались на него в муниципалитет. Приезжали комиссии, оценивали высоту мусорных куч вокруг дома, количество и упитанность крыс, вдыхали аромат гниющих отбросов и отбывали восвояси. Они ничего не могли сделать с Янко. Кто-то из его героических предков оказал неоценимую услугу королевской семье и получил данный дом в награду. С обычным человеком городские власти не стали бы церемониться – конфискация имущества горожан была обычным делом. Но, учитывая то двусмысленное положение, в котором находится наш нынешний король, с Янко не хотел связываться никто. Дело в том, что наш монарх, несмотря на громкий титул, красивый мундир и всеобщее почитание, не обладает абсолютно никакой реальной властью. Именно поэтому он цепляется за любые, самые крохотные доказательства своей значимости. Янко и стал одним из таких доказательств. Как только чиновники из муниципалитета намекали на конфискацию дома, Тру вытаскивал королевскую грамоту и, брызгая слюной, орал, что он пешком до Глетта дойдет, чтобы рассказать Е-ГО ВЕ-ЛИ-ЧЕ-СТВУ (он именно так и орал – Е-ГО ВЕ-ЛИ-ЧЕ-СТВУ), как бюрократишки из Фаро, наплевав на монаршью волю, отбирают у бедняка королевский подарок. Обычно на пятой минуте воплей чиновники ретировались.

Четыре месяца назад Тру одержал полную и безоговорочную победу. Муниципалитет вывез завалы мусора и покрасил дом. Все за счет города. Янко не заплатил ни дайма. Мусор с тех пор вывозили регулярно. Краска, правда, изрядно облезла и дом стал еще страшнее, чем раньше, но Тру это мало волновало. Его вообще мало что волновало, кроме ежедневной бутылки рома и ежемесячных взносов за квартиры. Кстати, из локального конфликта «Янко Тру – муниципалитет» мне удалось извлечь свою маленькую выгоду. Дело в том, что я оказался одним из первых демобилизованных, приехавших в Фаро. Цены на жилье тогда были на несколько порядков ниже, поэтому я снял комнату сразу на год и заплатил вперед. Янко тогда чуть с ума от счастья не сошел – его номера не пользовались популярностью у населения. А через пару недель в Фаро добралась первая волна дембелей, и цены на жилье сразу взлетели до небес. Тру понял, что дал маху, и, недолго думая, заявил мне, что цена на мою комнатушку значительно выросла. «Хорошо, – сказал я, – через год обязательно съеду». Янко сменил замок. Я пошел в муниципалитет. Услышав, что я хочу прижать Тру, меня там только что на руках не носили. Я даже бесплатно обедал в их ресторане. До суда дело не дошло. Янко вовремя смекнул, что дело оборачивается не в его пользу, и, сцепив зубы, позволил мне жить в своем доме. Правда, моя комната уже была занята, и он предложил поселиться на верхнем этаже в чуланчике с прорубленным окном. Естественно, за разумную компенсацию. Я не смог отказать себе в удовольствии и в качестве компенсации слупил с него все деньги, которые перед этим заплатил за комнату. Таким образом я уже восьмой месяц жил у Тру абсолютно бесплатно, что никоим образом не добавляло ему хорошего настроения. Обычно он демонстративно игнорировал меня, но сегодня был явно не тот день.

– Добрый вечер, Макс. – Тру расплылся в гаденькой улыбочке, показавшей полное отсутствие зубов.

– Привет и тебе, Янко. – Мне не понравилась ни улыбка, ни сам факт приветствия. Странно еще, что он не назвал меня Питером.

Благодаря Тру я уже был подготовлен к сюрпризам. Поэтому не особо удивился тому, что дверь в мой чуланчик приоткрыта. Я внимательно осмотрел темный коридор и пинком распахнул ее полностью. Их было трое. Двоих я не знал, хотя их внешний вид наглядно свидетельствовал о роде занятий. Но даже если бы у меня и оставались какие-то сомнения на этот счет, лицо третьего посетителя развеяло их как дым. Его звали Крест, и вместе с Лисенком и Болтуном он представлял в Фаро семью Большого. Большого Босса, как он называл себя сам, или Бобо, как за глаза называли его все остальные. Я не слышал о сумасшедших, которые рискнули бы назвать его так в глаза. Большой был действительно большой. Огромный, как тролль, и примерно раз в восемь тупее. Его мозгов хватило бы только на то, чтобы обхитрить булыжник. Не очень крупный. Поговаривали, что на самом деле семьей управляет некто по имени Джек Шкипер, а Большой нужен только, так сказать, для представительских целей. Я этому верил. Бобо даже в лучшие времена не смог бы пересчитать пальцы на одной руке, а с тех пор, как пристрастился к грибам-паутинкам, его умственные способности значительно ослабли.

– Привет, ребята, – сказал я. – Сегодня у меня вообще-то неприемный день, но если уж вы заглянули на огонек… Кстати, а где ваши костюмы?..

Внезапно Крест резко выбросил вперед левую руку, и моя блестящая речь закончилась на полуслове.

* * *

Пришел в себя я так же внезапно, как и потерял сознание. Перед глазами был грязный дощатый пол. Я попробовал пошевелить руками. Как и следовало ожидать, они были туго стянуты за спиной. Зато ноги были свободны, хотя я пока не представлял, чем мне это может помочь.

– …Большой тогда нам сердца вырежет и позавтракает ими. – Голос был неприятный, визгливый. Нервы у парнишки явно пошаливали. – Уже полчаса прошло, а он даже не пошевелился. Ты грохнул его, Крест, ей-бо грохнул. Ведьма тебя надула. Надо было…

– Заткнись, Гвоздь. Ведьма сказала – двадцать минут. Двадцать минут еще не прошло, а будешь скулить, я тебе сам сердце вырежу.

Сразу вслед за этим меня сильно пнули по ребрам, и тот же голос произнес:

– Вставай, парень. В школу пора.

Я медленно перекатился на спину и приоткрыл один глаз. Крест, засунув руки в карманы, разглядывал меня с искренним любопытством:

– Не такой уж ты и крутой, Питер Фламм. – Мое имя он выделил голосом, видимо пытаясь произвести впечатление своей осведомленностью. К счастью, я уже утратил способность удивляться и не доставил ему такого удовольствия. – Купиться на такой дешевый трюк. Я всегда говорил, что эти армейские придурки ни черта ни стоят в деле. Они только языками трепать могут.

Он с явным удовольствием засмеялся.

Я лежал и помалкивал. Естественно, я понял, что произошло. Не полагаясь на свое численное превосходство, ребята купили у местной ведьмы какое-то простенькое заклятие, которое и вышибло из меня дух. Действительно, старый и дешевый трюк. Настолько старый, что серьезные ребята им уже давно не пользуются. О своей судьбе я пока не очень беспокоился. Если бы меня хотели убить, то я был бы уже мертв. А поскольку жив, то, значит, предстоит какой-то разговор. Я даже догадывался, на какую тему. Немного поелозив по полу, я нащупал спинку кровати и сел, привалившись к ней.

– Захлопни пасть, Крест, зубы простудишь. Вам же, идиотам, Бобо запретил меня трогать, верно? Он же велел только передать свое предложение, так? Так какого же хрена вы тут самодеятельностью занимаетесь? Говори, чего хотел, и выметайся – у меня еще куча дел.

Крест резко прекратил смеяться, и у него сразу сделалось такое нехорошее лицо, что я даже подумал, что несколько ошибся в своих предположениях. Однако он сдержался и почти спокойно сказал:

– Я вижу, что ты уже в курсе. Ну так не буду отнимать твое драгоценное время. Ты уже говорил с Карелла. Большому нужны эти батарейки. Поэтому я предлагаю тебе два варианта. Вариант первый – ты говоришь нам, где они, и остаешься целым. Вариант второй – мы отрезаем тебе все пальцы, один за другим, а потом ты говоришь нам, где батарейки. Как тебе такое предложение?

Дело принимало плохой оборот. С этих психов станется искалечить меня просто для того, чтобы доказать себе собственную крутость. Я через силу рассмеялся:

– Ты что, Крест, Карелла за умалишенного держишь? Думаешь, он всем и каждому рассказывает, где хранит свои игрушки? Так иди и спроси у него сам. Только по дороге заверни в общественные бани – от тебя помойкой за версту несет, боюсь, что в таком виде Карелла не удостоит тебя аудиенции. Эй, Крест, знаешь, что такое аудиенция? Сможешь написать это слово? Нет? А хотя бы прочитать?

Я его достал. Остатки разума в его глазах сменились белым пламенем ярости, а рука поползла к ножу, висевшему на поясе.

– Щас, ублюдок… Щас… – это был уже не голос, а какое-то рычание.