Глава 3

Вернемся к нашим баранам. Вернее, к одному. Тому, который запинал мое уже порядком подостывшее тело в свой реликтовый колыван. Цветом к этому времени я напоминала не слишком свежее пособие по некроанатомии, а зубами стучала не хуже голодного гуля. И поскуливала. Правда, не от холода, а от жалости к себе любимой и нелегкой своей судьбе, запятнанной теперь не только позорным распределением, но и предстоящей ночевкой в местном околотке.

– Дяденька магнад! – с чувством заныла я, плечи под форменным балахоном дрогнули, руль дернулся, железный монстр юзом прошелся по ограждению пешеходной зоны, оставляя на столбиках и поперечинах многовековые наслоения краски.

Ввинтившийся в уши звук потряс и ошеломил. Видимо, не только меня, так как мрачный тип дернул пару рычагов, и мы встали. Резко. Я по инерции унеслась вперед и ткнулась носом прямо в оттопыреный локоть возлежащей на рычаге руки.

– Глядь! – одновременно выдали мы, и уставились друг на друга, поразившись внезапному единодушию.

– А может вы меня домой отпустите? – немного гнусаво проговорила я, решив развивать успех. – Раз уж мы стали так близки?

– С какой стати? – ошеломил меня собеседник, выдав членораздельную фразу и всю из приличного, я даже забыла, что хотела сказать, и машинально ответила, как всегда.

– Я больше не буду.

– Хорошо, – согласился он, и я прилегла. Так даже папа не умел. Я про заткнуть меня одним словом. Причем так качественно, что я молчала всю дорогу.

Молчала, когда меня добыли из недр автодинозавра. Подталкиваемая в спину, молча прошла в дверь с загадочной табличкой “Только для”. И тихо встала посреди убогой комнаты с обшарпанным столом, за которым жизнерадостный полурослик готовился вкушать поздний ужин. Или ранний завтрак. Он ласково улыбался разложенным на салфеточке вареным яйцам, четвертушке лука, ломтю черного хлеба и полоске грудинки, на оном возлежащей. А подняв глаза на нас с помятым типом и вообще рождественской звездой воссиял. И заржал конем.

– Холин! – ухохатывался норный житель, смахивая слезы с пухлых щек, – а тебя когда в “Нравы” перевели? И что это за синица в руках?!

Я может и замерзла, но не до такого же состояния! Синицами на некрофаке традиционно звался только что выуженный из морозильника практический материал не первой свежести, имеющий непередаваемый синеватый оттенок.

– Гарпия, – невозмутимо ответил за моей спиной конвоир, – заявка 27-2а, класс опасности, – меня смерили припухшим глазами в обрамлении темных кругов дивной глубины, – четвертый.

– Какой четвертый! Гарпии – максимум второй, и то матерые, лет по 15! – встряла я. Экзамены были недавно, и некое количество знаний все еще болталось у меня в голове.

– Умная? – предвкушающе поинтересовался поименованный Холином родич панды.

– Нет, – поспешила исправиться я.

На меня посмотрели, как на убогую, и снова обласкали вниманием хоббита.

– Подхолмс, хватит жрать, оформляй.

– Сам оформи, – полурослик, набив едой рот, подтолкнул к краю стола засаленную тетрадь.

– Пышко, не наглей, хватит, что я ее сюда волок.

– Так… А чо волок? Мог бы там же на свободу и выпустить, – пробухтел хоббит, однако надкушенное отложил и за тетрадку взялся. – Тааак… 27-2а…

Перо в пухлой ручонке служителя добра и справедливости мерзко скребло по бумаге, вызывая непроизвольные лицевые конвульсии что у меня, что у моего конвоира, и мы синхронно выдохнули, когда он замер над тетрадью и решил уточнить: – Так… а класс? На четвертый основание нужно.

– Видел бы ты, как она нам казенное транспортное средство отделала. Очень основательно, – на честном глазу выдал помятый и фото в магфоне дежурному под нос сунул. И когда только отснять успел?

Пока я изумлялась своей смертоносности, мне гостеприимно распахнули решетчатую дверцу в “отстойник” – спецпомещение для подозрительных магэлементов, изловленных служителями надзора на улицах славного Нодлута.

– Э-э, Холин, так… раз гарпия, то ее надо того!

– Чего “того”? – снова синхронизировались мы с пандой. Хотя, я сама наверняка, та еще панда. Тушь-то растеклась. И смотримся огранично, и говорим уже хором.

– Так… в магизолятор для особо опасных.

– Слушайте, это все какая-то дичь. Давайте вы меня отпустите и я тихонько домой пойду. До рассвета пару часов, а мне на пра… Надо мне.

– Действительно, Пышко, не перегибай, – заявил Холин, колданул, меня втащило внутрь “отстойника”, а решетка зловеще щелкнула, закрываясь, после чего мой пленитель развернулся и потащился к двери в глубине помещения, сцеживая зевоту в рукав.

– Ты куда?

– Я умер.

– А если…

– Особенно, если!

Дверь закрылась, и воцарившаяся тишина погребла под собой мои надежды на благополучный исход. Я огляделась, нашла в углу умывальник и, стараясь не смотреть на жуткую харю в зеркале над ним, избавилась от остатков косметики. Хорошо хоть сумку не отобрали. Но папе звонить, значит окончательно похоронить остатки доверия в мою адекватность. Я поерзала на жесткой скамье, вздохнула. Дежурный Подхолмс сжалился и выделил мне одеяло и половину бутерброда. Зажевала тоску, положила сумку под голову, умоталась в колючее и провалилась в тягучий муторный сон. В голове затихающим колокольным набатом звенела странно-знакомая фамилия арестовавшего меня магнадзоровца.

Глава 4

– С мертвым не надо сражаться, надо обезвреживать и ставить на пользу обществу! Распыленный зомби – это впустую потраченный некроматериал и невычищенная улица!

Завкафедрой нежитиеведения и бессменный преподаватель одноименной дисциплины расхаживал вокруг стола, сцепив руки позади и напоминал токующего глухаря. Народ в лекционной аудитории уже потихоньку начинал заниматься кто чем. Полезное для себя мы уже записали, исключения и дополнение к пентаграмме-замку для нежити категории три и выше с доски перерисовали, а любовь к декламации, которой профессор Йорд отдавал свободное до звонка время, за четыре курса уже успела набить оскомину.

– Кривая печать управления – пятно на репутации НАМ! – продолжал разоряться Йорд.

– Что-то его сегодня особенно несет, – печально вздохнул за моей спиной Геттар. От папы сирена темный полуфей получил неземной красоты голос, а внешность имел до того специфическую, что дамы, очарованные первым, оборачивались и буквально с ног валились от диссонанса со вторым. По отдельности каждая из черт его лица была прекрасна, но вместе они до того не гармонировали, что Геттар даже в помещении предпочитал драпироваться в капюшон.

– Забей, он на нас свою агитационную речь отрабатывает, – не отрывая голову от стола отозвалась моя соседка Вельта. – Мама говорила, что Академии от фонда Холина грант выделяют, вот они поперед друг друга будут свои кафедры хвалить и полезность доказывать.

– Какого фонда?

– Дно болота! Мика! Я иногда просто поражаюсь, как ты умудрилась тут до выпуска проучится, – Вельта вытянула руки, хрустнула косточками, сладко зевнула, обнажив белоснежные клыки идеальной формы, приоткрыла томные вишневые глаза и пояснила, как первокурснице. – Фонд исследований и инноваций в некромантии, создан Ваал знает когда и назван в честь незабвенного Севера Мрака Холина², великого и могучего некроманта прошлого века, чей учебник по материальным основам не-жизни ты с таким упоением пинала ногами не далее чем позавчера.

– А. Ну да. Что-то слышала.

Геттар сзади хохотнул, и у меня по спине мурашки прошлись, большие и приятные.

– Один в один твой ответ на экзамене на вопрос, что вы знаете о теории подчинения высших немертвых Холина-Кассель, – пророкотал он, наклоняясь ближе.

Теперь уже и Вельта хихикала.

– Будете ржать, сами свою практику по статическим печатям чертить будете.

Их хоровые уверения в моей незаменимости и гениальности заглушил звонок и демонические вопли освобожденных от ига занятий студентов. Пара была последняя. Мой живот тоже готов был начать подвывать, ноги тянули в сторону столовой, а Вельта – в противоположную, к деканату, где в просторном холле красовались в рамочках портреты прославленных личностей, так или иначе имевших отношение к НАМ.

– Вот! – заявила подруга и, чтоб я точно рамкой не ошиблась, в золоченую табличку под ней пальцем потыкала.

Видимо, изображенный на магфото импозантный мужчина был даже красив, просто момент для съемки выбрали неудачный. Криво легший свет испортил не только цвет лица. А вот глаза вышли хорошо. Была в них та пресловутая томная загадка и таинственная глубина, свойственная красавцам-некромантам из старых фильмов.

– Может, пойдем уже разбавим духовную пищу чем-то более существенным?

– Где твоя романтичность, Ливиу?

– Пала под гнетом суровой реальности и приближающимся распределением на практику.

– Пусть твой папа пошепчет кому надо. Или он место в городском магистрате для галочки занимает? Мамулик мне, к примеру, уже обеспечила непыльную работенку в архиве Магнадзора. Поперекладываю папочки в тишине и полумраке и диплом мой. А за упырями по сельским кладбищам пусть бюджетники бегают. Им все равно свое содержание и обучение королевству отрабатывать.

Я тактично промолчала. Никто из приятелей не знал о моих с папой разногласиях по поводу выбранной стези, а также о том, что первые два года обучения я оплатила себе сама из подаренного мамой на “свадебные расходы” счета. Это значительно пошатнуло мой рейтинг на рынке невест, папа резко сделал вид, что уже не так сильно сердит на меня и продолжил финансирование сам. Не без условий, конечно же. Я наступила на горло песне свободы и фамильного упрямства, обещала появляться на всех затеваемых родителем светских раутах и записалась на дополнительные чисто ведьминские факультативы. В моем случае это были травы и эликсиры и общая артефакторика. Последнее вообще без затей, что-то вроде краткого курса для чего нужно, куда кидать и что при этом орать. У меня даже ведьминский жезл был, только я его с собой не носила, а дома приноровилась им спину чесать там, где рукой не доставала.

Устраивать протекции по моей основной специальности папа отказался наотрез, потому ближайшей перспективой была упомянутая беготня за упырями. На распределение я шла на общих основаниях, то бишь по рейтингу успеваемости, и рассчитывать могла только на себя. Факультативы, увы, в общий зачет не шли.

В столовой шумели, гремели посудой, общались и ели. Трапеза была приправлена тоской. Я мечтала о перспективах, Вельта продолжала токовать про Холина и их многочисленное семейство, плавно сворачивая на свою излюбленную тему – о парнях. Тоска усилилась. С кем идти на пирушку, посвященную выпуску из Академии, я понятия не имела, а заявиться в одиночестве гордость не позволяла. Геттара позвать? Будет стильно. Я в печали, он в плаще с капюшоном…

– Митика Лукреция Ливиу! – вдруг заорала Вельта почему-то мужским баском, я дернулась, мир кувыркнулся, и я сверзилась с лежанки, больно ударившись затылком. Когда звезды рассеялись, явив серые обшарпанные стены и решетку, я сообразила, где нахожусь.