Интерлюдия 1. Несчастный Ваня – легенда Зоны.

Глава 1

В заброшенной школе царил полумрак. Шаги гулко отдавались в дальних уголках коридоров. Максим, посветил фонариком в заваленную разбитыми пособиями учительскую и спустился на первый этаж, в комнату вахтеров. Здесь он давно устроил себе ночевку: поставил старую, обшарпанную, но вполне удобную кровать, а в тумбочку положил две бутылки воды и несколько банок консервов.

Проводник закрыл на засов стальную дверь и зажег ночную лампу на батарейках. Достал сборник рассказов Моэма, рухнул на койку и с головой ушел в чтение. Текст завораживал. Максим с наслаждением проговаривал про себя слова, как бы пробуя их на язык. Перед глазами разворачивались далекие образы, много лет назад нарисованные знаменитым писателем. Наконец глаза начали слипаться. Максим сунул книгу в тумбочку и укрылся одеялом, обняв подушку.

Но уснуть он не успел. В дверь кто-то постучал. Робко и нерешительно.

Ночью в Зоне лучше никому не открывать. Никто не знает, кто скрывается в темноте: жадные ли до человеческой плоти монстры, материализованные ли кошмары вроде скелетов или призраки, готовые увести Проводника в мир теней. Но чутье говорило, что существо за дверью нуждается в помощи. Максим зажег лампу и без колебаний отворил засов.

В комнату впорхнула худенькая девочка в школьной форме. В свете лампы блеснули лакированные туфли. Короткие косички задорно торчали в стороны. Она присела на кровать и сказала:

– Привет! Меня же могут видеть лишь дети! Как у тебя получилось?

Матрас не прогнулся под весом человеческого тела. Значит, призрак? Так близко от периметра? Откуда?

Максим сел на стул напротив девочки и пожал плечами:

– Кто ты такая, Маша?

– Ой! Ты меня знаешь? – воскликнула девочка. – Вот странно!

– Иногда я и сам себе удивляюсь. Но, к сожалению, на этом моя интуиция объявила забастовку. Давай все же познакомимся. Меня зовут Максим.

– Максим? – Маша печально посмотрела Проводнику в глаза. – А мне нравится. Помоги мне.

– Интересно, чем? Я же маленький и хилый.

– Не прибедняйся! Вон какой детина вымахал.

– Ну… говори.

Девочка-призрак по-детски наморщила лоб:

– Со мной в классе учился мальчик. Однажды он пришел в школу в синяках, с разбитым носом и рассеченной губой. Сначала мы подумали, будто он подрался. Но Ваня, так его звали, был слабым и тихим ребенком – он никому не мог дать сдачи. И когда Нелла Константиновна спросила его…

– Минуту! – перебил ее Максим. – Это учительница?

Маша кивнула:

– Да. Иван сказал, что его избили родители. Ему купили новый костюм, а он пошел играть с друзьями в чижа…

Скрипнула открытая дверь. В темном коридоре что-то звякнуло. Потянуло могильным холодом. Максим хотел встать, но девочка схватила его за руку:

– Пока я с тобой, тебе никто не посмеет причинить зла. Ты меня слушаешь?

– Очень внимательно. Постой. Так мальчика жестоко избили родители только за то, что он перепачкал костюм?

– Всем так доставалось. Я училась на отлично, и то бабушка меня била шлангом от стиральной машины.

У Максима закружилась голова. Он вновь, как в детстве, лежит на холодном полу, и жгучая боль от ударов собачьей плетью пронзает, кажется, все тело – от спины до пяток и макушки. «Я тебя предупреждала? Предупреждала! Значит, получи по заслугам! Все справедливо!» – врезается в уши крик матери. А потом он сухими, без слез, глазами смотрит в зеркало и считает на спине синие и черные полосы…

– Разве это нормально? – прошептал Максим.

– Из ребенка можно сделать человека только смертным боем. Так говорила моя бабушка. Только ты не перебивай меня больше, хорошо?

– Ладно. Давай дальше.

– Нелла Константиновна сказала Ване, чтобы он не наводил поклеп на родителей. Она высмеяла его перед всеми и назвала стукачом. Ты знаешь, что в каждом классе есть заводила и хулиган?

– Конечно. Сам учился в школе. Я ведь ничем не отличаюсь от других, – попробовал улыбнуться Максим. Улыбка получилась безрадостной.

– В нашем классе таким заводилой был Олег. На перемене он поймал Ваню в подвале, повалил на пол и начал бить. Хотел проучить, чтобы тот не стучал на родителей. К Олегу присоединился весь класс. Каждый старался ударить несчастного Ваню. Сначала ногами, потом кто-то принес обломок швабры. Я до сих пор помню эту белую деревяшку с темными пятнами крови!

– А ты? – воскликнул Максим.

– Я испугалась. Стояла у входа в подвал. Так и не смогла позвать на помощь. Но я не била! Не била!

Девочка-призрак вскочила. Ее глаза сверкнули, она вцепилась Максиму в плечо. В комнате промчался морозный вихрь. По лицу пробежали ледяные пальцы. Возмущения Зоны?

– Может, не стоит продолжать? Тебе, наверное, тяжело.

– Осталось немного. Ваню отвезли в больницу. Ночью он умер. Но своих обидчиков он так и не оставил в покое. Первой погибла я – меня сбило поездом через месяц после его смерти. Мое изломанное, разбитое тело еще трепетало под насыпью, и вдруг я увидела Ваню. Он сказал, что моя гибель – это подарок за то, что я его не тронула. Оказывается, мне сильно повезло.

– Почему?

– Потому что сейчас Ваня приходит к внукам своих обидчиков!

Максим вспомнил, что по городу прокатилась волна детских самоубийств. Полиция сбилась с ног, тщетно пытаясь разобраться, почему дети прыгают из окон или вешаются. Не помогли даже всемогущие специалисты Федеральной Экспертной службы.

– Месть – это блюдо, которое подают холодным? Призрак мстит живым через поколения? Его надо остановить. Я сделаю все, что смогу!

Девочка положила Максиму руки на плечи:

– Нет. Ты сделаешь даже то, что не можешь. Запомни: когда ты найдешь могилу Вани, положи на нее две гвоздики. Тогда призрак обретет, наконец, покой. И я вместе с ним.

Маша чмокнула его в щеку и выбежала из комнаты. Дверь закрылась сама. В наступившей тишине щелкнул засов.

Максим лег на кровать и забылся в тяжелом кошмаре. Ему снилось далекое детство.

***

Серебристая модель истребителя была почти готова. Маленький Максим капнул немного клея и прижал к крылу короткий усик антенны – теперь все. Осталось добавить потеки масла, немного подкрасить самолет и тогда можно будет подвесить его над кроватью.

В комнату вошла мама – как всегда стройная и подтянутая, в ярком красном платье.Максим любил ее больше самого себя и боялся одновременно – что может быть ужаснее для ребенка? Ольга Даниловна потянула носом, поморщилась и недовольно спросила:

– Чем у тебя воняет? Да не мямли, идиота кусок! Отвечай, быстро!

Максим положил модель на стол:

– Вот! Сам склеил. Я молодец?

Глаза матери потемнели. Она посмотрела сначала на самолет, потом взглянула Максиму прямо в лицо и будто выплюнула в лицо:

– Деньги откуда?

– Монетки на улице собирал…

– Так… Я тебе что говорила? Все найденное ты обязан отдавать мне! Я тебя кормлю, мне лучше знать, что покупать, а что нет!

Ольга Даниловна схватила игрушку. Повертела модель в руках и со всей силы швырнула ее об пол. Пластмассовые детали разлетелись в разные стороны. Сверкнуло прозрачное стекло кабины. Мама принялась давить ногами разбитый истребитель. Максиму показалось, что по комнате разносится хруст не пластмассы, а его собственных костей.

– Вот так-то! – процедила сквозь зубы Ольга Даниловна. – Я тебя предупреждала? Предупреждала! Ты не послушал. Значит, виноват сам. Марш в угол!

Максим остался неподвижным. Он так и сидел за столом, оглушенный, словно мама сейчас топтала его самого. Наконец, все расплылось в мутной пелене слез.

– Ты снова реветь вздумал? – Ольга Даниловна отвесила Максиму подзатыльник,схватила его за воротник и поставила на колени. – Значит, ты девчонка? Люся, будешь до вечера стоять в углу! Никаких тебе гулянок! Ты наказан! Наказан! Наказан! И чтобы весь мусор с пола собрал!

Мать приложила Максима головой о стол. Он вскрикнул и проснулся в холодном поту…

***

Днем Зона – тихое и спокойное место. Здесь куда безопаснее, чем в суетливом и непредсказуемом городе. Уже наступило утро, и в щель между ржавыми железными листами, которыми Максим когда-то заколотил окно, пробивалась полоса солнечного света. Проводник нацепил рюкзак, вышел на улицу и зашагал по заброшенному поселку к узкоколейной станции.

В Зоне идти назад нельзя, зато в ней сколько угодно окольных путей и троп. Максим перевел стрелку на боковой путь и поехал, налегая на тяжелую рукоятку, по заваленной мусором заброшенной фабрике. Лишь когда он выйдет за периметр и вернется, можно будет снова ехать той же дорогой: Зона как будто забудет его. Но и это недалеко от границы, а как оно там, в глубине? Этого никто не знал.

Узкоколейка пересекла ручей, разделилась на два пути и закончилась тупиком среди разрушенных зданий старого мясокомбината. Максим хлопнул себя по лбу: какой же он дурак! Не спросил фамилию ни Вани, ни погибшей под колесами поезда девочки! Как теперь искать его могилу?

Увы, интуиция молчала. Максим перебрался через забор и пошел домой. На лавочке перед подъездом сосед-наркоман играл в нарды сам с собой. Щелкали фишки, кости катились по столу, но худое, порочное лицо опустившегося человека оставалось бесстрастным и неподвижным, как маска зомби-демона.

– Ты не знаешь историю с избитым до смерти мальчиком? – спросил Максим вместо приветствия. – Лет сорок-пятьдесят назад.

– Нет, – голос наркомана прозвучал глухо, как из бочки. – Я вообще не отсюда.

Наверное, стоило что-то ответить, но Максим вдруг почувствовал, что никто не ждет его слов. Он махнул рукой и, точно по лестнице на эшафот, медленно побрел на второй этаж.

Алина прихорашивалась перед зеркалом. Услышав за спиной шаги мужа, она обернулась и одарила его презрительным взглядом:

– И где ты шлялся? Снова там? – она ткнула наманикюренной рукой в окно, за которым темнели разрушенные постройки. – Что ты за мужик? Весь из себя такой правильный, увлеченный… толку от тебя, как от козла! Тьфу! Хоть бы любовницу завел!

Максим пропустил тираду жены мимо сердца.

– А ты куда намыливаешься? – он покрутил пальцем в воздухе и провел им по глазам.

– На кудыкину гору! – окрысилась Алина. – Женщина всегда должна быть прекрасной!

Максим переоделся и пошел на троллейбусную остановку. Жена красила губы. На этот раз она не повернулась.

***

В здании УВД работал кондиционер. Прохладный ветерок обдувал измученное дневной жарой тело. Где-то едва слышно играла музыка. Максим словно полетел по коридору, прошел сквозь закрытую дверь с табличкой «Архив» и очутился рядом с радиоприемником. Его, стуча наманикюренными пальцами по клавиатуре компьютера, слушала девушка в круглых очках.

– Вам кого? – резкий голос дежурного вернул Проводника к реальности.

– Здравствуйте, – Максим встретился взглядом с полицейским. – Мне нужно в архив.

– Паспорт!

Максим протянул документы. Дежурный переписал их в журнал и поднял трубку телефона.

– Может, не стоит зря колоколить? – Максим снова посмотрел полицейскому в глаза. – Меня и так ждут.

– Пожалуй, – трубка упала на рычаги.

Максим осторожно прокрался прямо в архив. Девушка оторвалась от экрана:

– Чем я могу помочь?

– Мне нужно найти одно дело… – Максим и сам не знал, какое. Он беспомощно оглядел бесконечные ряды стеллажей с объемистыми папками.

– Давайте ваш допуск.

– Э… гм… а можно я так посмотрю?

Девушка непонимающе уставилась на Максима:

– Впрочем… – она не договорила.

Распахнулась дверь и в архив влетел дежурный. Он заломил Максиму руку и выволок его в коридор:

– И как ты меня так развел, а? В архив посторонним нельзя! Посиди в обезьяннике, а там разберемся, что с тобой делать!

Дежурный втолкнул Максима в кабинет. За компьютером сидел тощий капитан с вытянутым лицом и красными, как у лабораторной крысы, глазами.

– Раздевайся! – скомандовал дежурный.

– Совсем?

– До трусов!

Максим выполнил приказ. Капитан вывернул карманы, вывалил вещи в коробку и вернул одежду и обувь.

– Где шнурки?

– А ремень тебе не оставить? Пошел, вперед!

Дежурный отвел Максима в каталажку. Лязгнула решетка. Щелкнул замок. В нос шибанул запах пота и мочи. Немытый человек в изодранной куртке сочувственно посмотрел на задержанного. Зачем куртка в такую жару?

– Курево есть? – прохрипел бомж. Красный, облупленный на солнце нос зашевелился, словно его хозяин к чему-то принюхивался.

– Не курю.

– Интеллихент… Хреново. Самое главное в тюряге – это курево. А ты, я смотрю, парень-то свой. За что взяли?

– В архив полицейский залез.

Бомж присвистнул, придвинулся к Максиму и зашептал:

– Эвон как. Я думал, украл чего. Что ты там забыл? Да не боись, здесь все свои. Одна голова хорошо, а две – сам понимаешь. Мы на пару с тобой что-нибудь сообразим. Давай, не ломайся ты, как девка. Говори, не молчи.

– Да я хочу с призраком разобраться! Он детей убивает. Его надо остановить! – выпалил Максим.

– Ты мне баки-то не заливай! Говори, как на духу!

– Да это правда! Я не вру!

– Ну, не хочешь – дело твое, – бомж обиженно отвернулся.

Максим лег на скамейку. Эх, рюкзак бы под голову! Ничего, и так сойдет.

В лицо ударил запах перегара.

– Слышь, парень! – бомж тронул Максима за плечо. – Ты не первый раз в кутузке, что ли? Спокойный, как полено. Натворил-то чего? Не молчи! Облегчи душу!

– Да говорю же, в архив залез. Надо узнать, где могила этого призрака. Вернее, его тела. Короче…

– Ну тебя. Сам выбирайся, как знаешь.

Щелкнул замок, и уже знакомый красноглазый капитан куда-то увел бомжа. Наверное, на допрос. Не в ресторан же!

Максим засмеялся сам себе, закрыл глаза и уснул прямо на жесткой скамье. Он, что было сил, бежал по длинному коридору за темным силуэтом ребенка. Малыш юркнул в боковую дверь, лязгнула сталь, и незнакомый голос выкрикнул:

– Гражданин Безымянный! На выход!

Максим открыл глаза. Над ним нависла массивная фигура полицейского. Из-за его широкой спины выглядывал капитан-крыса.

– Давай, собирайся! Быстрее! – торопил он.

Полицейские отвели Максима на второй этаж и втолкнули в кабинет. За полированным столом, улыбаясь уголками тонких губ, развалился в кресле полковник ФСБ Александр Фирсов.

– И как же ты, Максим, все «наседке» выложил? Ты же у нас телепат! – сказал он вместо приветствия, приказал капитану остаться и указал на стул.

Максим осторожно присел на краешек и вздернул плечи:

– Да я же всегда говорил, что у меня нет…

– Не мели вздор! – хлопнул по столу Фирсов. Улыбка исчезла с его лица.– Ну! Говори!

– Ваш… гм… осведомитель ни разу не солгал. Что мне от него скрывать? – Максим не сдержал улыбку. – К тому же чистосердечное признание облегчает вину…

– Но удлиняет срок. Дальше.

Максим рассказал все, умолчав лишь о том, что ходит в Зону. Незачем полковнику знать о его самовольных вылазках. И, кажется, Фирсов поверил. Его лицо застыло бесстрастной маской, толстые пальцы едва касались полировки стола, но глаза светились нетерпением и неподдельным интересом.

Едва Максим закончил, полковник достал из ящика стола бланк и ручку:

– Вот что. Дуй в архив. Ищи все, что нужно. Допуск я тебе выдам.

– Сначала пусть мне выдадут ремень и шнурки.

– Разумеется, – Фирсов заполнил бланк и протянул его Максиму. – Передай это в архив, пусть сделают запрос в транспортную полицию. Сначала найдем девочку.

– Почему?

– Не тупи! Сам же сказал: ее сбило поездом! Таких случаев полтысячи в год на всю страну! А с малолетками и того меньше.

Красноглазый капитан проводил Максима в архив.

– Если я понадоблюсь, товарищ Безымянный, я в вашем распоряжении.

– Вот это да! У меня есть собственный капитан полиции! Можете немного подождать?

– Конечно.

Максим протянул бланк запроса девушке в очках. Она что-то набрала на компьютере и тут же ответила:

– Готово. Всего в базе данных транспортной полиции города есть три погибших на железной дороге Марии.

Принтер зажужжал и выплюнул три листа бумаги.

– Так быстро! – изумился Максим. – Я бы даже не успел выпить кофе.

– Мы все-таки в двадцать первом веке, – девушка укоризненно покачала головой и протянула распечатки.

Первый лист Максим отложил сразу. Со второго, улыбаясь во весь рот, смотрела девочка с короткими, торчащими в стороны, косичками. Мария Никифорова. Девочка-призрак, мертвая одноклассница несчастного мальчика.

– Она! Она! – едва не заплясал Максим, глянул на полицейского и умолк, не в силах произнести ни слова.

Капитан уставился на фотографию. Красные глаза, казалось, ярко вспыхнули на побледневшем лице. По комнате пронеслась волна тревоги. Так беспокоятся только о собственных детях!

Через секунду полицейский овладел собой и глухо произнес:

– Эта девочка есть на школьных фотографиях отца. Эксперты-федералы выяснили, что самоубийства совершают внуки тех бабушек и дедушек, которые когда-то учились в одном классе. Но до причин докопаться так и не смогли. С тех пор я почти не сплю. У меня же двое детей. Сын и дочь.

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Я не верю в призраков… не верил, пока не увидел досье. Да я и полковнику доложил только потому, что псих в архиве – случай из ряда вон выходящий. Он как твою фамилию услышал, здорово взъелся. Этого, говорит, быстро ко мне. Дыма без огня…

– Погоди-ка, – прервал Максим собеседника. – Как зовут отца?

– Моего?

– А чьего еще? Своего я и так знаю.

– Олег. Олег Шнырев. Я же Михаил Олегович.

Максима словно ударило током. Он схватился за голову, застонал и спросил:

– Самый отчаянный хулиган в классе?

– Да. Кажется, я понимаю, почему спасовали федералы. Они же материалисты до мозга костей!

Максим распахнул дверь:

– Поехали!

– Куда?

– На кудыкину гору! К тебе домой. Фотки смотреть.

Шнырев жил в пятиэтажке рядом с военным городком. Полицейский УАЗ-«бобик», натужно подвывая двигателем, вполз во двор и остановился на стоянке. Водитель-сержант распахнул двери. Максим вслед за капитаном поднялся на четвертый этаж и вошел в квартиру.

– Не разувайся, – буркнул Шнырев. – На улице не грязно.

За письменным столом сидела стройная девочка-подросток. Она что-то шептала и сосредоточенно выводила в тетрадке ровные буквы. Чуть вытянутое юное лицо, подведенные глаза, темные брови. Волосы собраны в хвостик. Почти красавица. Неужели она следующая?

– Папочка, ты так рано? – удивленно спросила девочка.

– Юль, я ненадолго. У меня дела, – ответил Шнырев и бросил Максиму: – Идем на кухню. Моя дочь готовится к олимпиаде по русскому языку. Не будем ей мешать.

– Она победит, – едва слышно прошептал Максим. Шнырев его, похоже, не услышал.

Капитан вскипятил чай и налил две чашки. Максим, не чувствуя вкуса, залпом выпил обжигающий напиток. Тело прошиб пот, футболка мгновенно промокла. Несколько солоноватых капель скатились на стол и расплылись на скатерти.

– Я сахар не успел положить, а ты все выхлестал! – укоризненно покачал головой капитан.

– Пить хочется. Жара ведь. С утра во рту – ни капли. Фирсов как-то не догадался…

Несколько секунд Шнырев смотрел на Максима круглыми глазами. Наконец, он прокашлялся:

– Ты что, все это время терпел? Мог бы, пока в КПЗ сидел, попросить воды!

– Да кому я нужен…

– Отписывайся потом за труп! Нас бы шеф во все дырки…

– С этого и надо было начинать! – хохотнул Максим. – Вот она, цена вашей заботы! Фотки тащите!

Шнырев наполнил еще одну чашку и принес фотоальбом. Максим, прихлебывая чай, перевернул несколько картонных листов с прикрепленными к ним пожелтевшими снимками. Наконец, он нашел то, что искал: фотографию пятого класса с подписями вокруг улыбающихся детских лиц.

– Это мой отец, – ткнул капитан в лицо веснушчатого мальчугана с темным провалом на месте передних зубов. – Подрался. Хорошо хоть, не коренные выбили.

– Странно, – сказал Максим. – Вроде Иван – самое распространенное имя. А в классе он всего один. Иван Архипов.