Давай с тобой наговорим
Побольше вздора.
Уже течёт вчерашний грим
Из глаз актёра.
Скорей всего, ты скажешь: «Течь
Лишь слёзы могут».
И ошибёшься ты: вся речь
Моя от Бога,
Не потому, что я гордец
Иль параноик,
А потому, что двух сердец
Союз не стоек.
Лицо приклеено к стене
Обычным скотчем.
Я соскребаю тень с теней,
А ты не хочешь.
Я карандаш твой не стирал,
И росчерк злее.
Я столько раз лицо терял —
И вот наклеил.
Петух восторженно молчал,
Пока не клюнул.
И если был бы я смельчак,
В лицо бы плюнул.
Но проживает Божество
Всю жизнь без грима,
В местах, где всё и ничего
Неповторимо.
Железная воля диктатора
Стареет в публичных домах.
Пустое лицо агитатора
В мужских благородных слезах.
Свободы не будет. Зачем она?
Солдаты пришли на постой.
А линия жизни прочерчена
Диктаторской твёрдой рукой.
Снега бесконечны. Но скоро уж
Им адский послышится гул.
И облако будет как скорая,
Цде пьяненький доктор уснул.
А в лавки завозят казённые
Без счёта конфеты драже.
И если вся соль не солёная,
То ссориться не с кем уже.
Опять мне снилась армия,
Снежинки на плацу.
Там погибал задаром я,
Там вечность не к лицу.
Там небеса несметные
Давали только снег.
Скрипели трубы медные,
Сгорал двадцатый век.
Не надо математики,
Чтоб сосчитать во сне
Игрушечных солдатиков,
Что мать дарила мне.
Повсюду буквы стёртые,
И прапорщик орёт,
Что все мы будем мёртвыми,
Отчизна и народ.
Народ с Отчизной выжили
Кому-то на беду,
Но наши души выжжены,
Их в райском нет саду.
Проснулся. Сон не кончился.
Вокруг всё тот же ад.
И только колокольчики
Незримые звучат.
Мои грехи подтверждены —
Какое чудо!
Мои грехи не прощены —
И впредь не будут.
Легко влетают мотыльки
В тот «Вальс-Мефисто»,
Мне без тебя как без руки
Быть пианистом.
Планет неспешный разговор
Стал бестолковым.
Подписан старый договор,
А Фауст новый.
На коже медленной тихи
Любви прожилки.
И я несу свои грехи,
Свои пожитки.
Я размышляю, что за небом,
Не может быть, чтоб там тупик.
Мои слова летят за снегом,
Чтоб сесть тебе на воротник.
Давно пропало то виденье
И то постельное бельё,
Когда я думал, что сведенье
Последних счётов – это зло.
Когда я видел, что над бездной
Лишь птицы тешатся, скользя.
Когда я помнил, что исчезнуть
Тебе никак уже нельзя.
Но в небеса нельзя с разбега,
Там неприступная стена.
Когда умру – то стану снегом,
И ты пройдёшь по мне одна.
Стакан газировки – одна копейка,
А если с сиропом – то три.
Ну что же ты медлишь, однако, – пей-ка,
Стакан для начала протри.
Я стану таким, как никто не верил,
Но детство всегда светло.
Пора уж давно открывать не двери,
Но окна, чтоб выгнать зло.
Теперь газировка зовётся «спарклинг»,
На горле не шарф, а шов.
И мёртвому будут нужны припарки,
Чтоб выглядеть хорошо.
Степь – это то, что для русского взгляда легко,
Так же легко умирать, если сделано дело.
Если шагать начинаешь – иди далеко,
Перемещай без любви опустевшее тело.
Если услышишь дорогу – обратно ступай,
Там тебя могут спасти, но зачем тебе, друже?
Рай на земле невозможен, а призрачный рай
Тем, кто в аду побывал, оказался не нужен.
Ничего не получилось,
Получиться не могло.
Жизнь бежала и разбилась,
Всюду битое стекло.
По стеклу ходите, люди,
Пусть звучит прощальный хруст.
Без шопеновских прелюдий
Станет мир тревожно пуст.
Но теперь не до Шопена,
Жизни не было и нет.
Пена только что шипела,
А теперь лишь белый след.
Лица оспою изрыты,
Стынет Гамлета вопрос.
Всё шампанское в корыто
Вылил хмурый Дед Мороз.
Ветви бесполезные сплетают
Время, что поймать пытался взгляд.
Ангелы давно не улетают,
Целый день печальные сидят
На домах, вокзалах и деревьях,
Ищут человека своего.
Если возвратятся тени древних —
Расстреляют всех до одного.
Времена смешаются, как фишки
В мировом жестоком казино.
Продразвёрстка, кулаки, излишки.
К чёрту всё, ведь главное – кино.
Я тогда возьмусь за чашку кофе
Как крупье – бестрепетной рукой.
Ангелы гуляют по Голгофе,
Словно институтки по Тверской.
И мои страдания несметны,
Свет струится из кофейной тьмы.
Счастье в том, что ангелы бессмертны,
И несчастье – что бессмертны мы.
Навязчивые сны,
Дурацкий шёпот строк,
В окно вползает муть
Ненужного рассвета.
Глаза мои красны,
Я не извлёк урок.
Я так хотел уснуть,
Что позабыл про это.
О чём я позабыл?
Когда бы знал, то вспомнил.
И каждый новый день
Таранит как тиран,
Тиранит как таран.
Тот бал, конечно, был.
Но все невесты в тёмном.
И вспомнить это лень.
И кто-то кран украл.
И нет воды. Есть кран.
Сентябрь – военный месяц. У вояк
Кипят глаза и зацветают брови.
И льётся кровь. И знает школьник всяк,
Что надо чтить святую память крови.
За окнами ещё один вокзал.
Название запоминать не стоит.
Я в поезде. Я чувствую сигнал,
Что если умирать, то лучше стоя.
Земля до омерзения сыра,
Безумец босиком по ней пройдётся.
А прошлое – как чёрная дыра.
И в этот раз уже не обойдётся.
Когда-нибудь вспомню любую подробность,
Хоть сердится память, как дятел, долбя
Туда, где зима продолжает греховность,
Туда, где любовь продолжает тебя.
Когда-нибудь вспомню решётку бульвара,
И как ты лениво сказала: «Гуд бай»,
И ярость глухую забытого бара,
В котором напиться уже не судьба.
Из этих обрывков не склеишь ты фото,
Влюблённый бездельник остался без дел.
Но, может, случайно ты вспомнишь кого-то,
Кто меньше всего вспоминаться хотел.
Кому я нужен здесь, в России,
Где бесполезны сантименты,
Где в душу лезут монументы
И выгнать их никто не в силах?
Кому я нужен здесь, где место
Моё уж кто-то занимает
И денег мне не занимает
Моя вчерашняя невеста?
Кому я нужен здесь? «Кому-то», —
Сказал мне кто-то ради шутки.
Плывут бессмысленные утки
В реке бессмысленной и мутной.
Всё написали
Древние греки,
Всё написали.
Всё поглотили
Древние реки,
Всё поглотили.
Так поднимай же
Слабые веки,
Сны отпустили.
Древние греки,
Древние реки
Нас проглотили.
Поэзия, бесстыжая как шлюха,
Горланит песни возле пивняка.
Её сегодня слушаю вполуха,
Сегодня песни взяты с потолка.
Сегодня в них не отыскать такого
Бесспорного покоя, как вчера.
Я плохо спал, проснулся бестолково,
И ненависть преследует с утра
Ко всем, кто утром ходит на работу
И копит деньги, чтобы смерть не злить.
У пивняка не встречу я кого-то,
Кто мог бы эти мысли разделить.
И лишь одна поэзия, святая
И падшая, чтоб не обидел всяк,
Поёт о том, что жизнь моя пустая.
И ждёт свой несравненный автозак.
Когда умру, мне будет всё равно,
Посмертные заботы не проверишь.
Когда умру, ты сразу не поверишь:
Всё страшное сначала как в кино.
И ничего, конечно, не случится
Такого, чтобы кто-то крикнул: «Ах!»
Промчится жизнь, когда-нибудь промчится
И кончится в посредственных стихах.
Стриптизёрши старой школы
Просят денег у клиента.
Стриптизёрши новой школы,
Не поверите, – любви.
Что же делать, если голы
Мы и босы в те моменты,
О которых стыдно вспомнить,
И бесстыдны визави.
Если сделаешь уколы,
То останутся на теле
Незаметные проколы.
Плачьте, головы склоня!
Стриптизёрши старой школы
Не известно что хотели.
Стриптизёрши новой школы,
Не поверите, – меня.
Я так хотел увидеть пароходы,
Которые идут, блестя на солнце,
Которые – на кромке горизонта,
Но не увидел их… Похоже,
Что кто-то изучил мои рисунки
И сделал так, что толпы доброхотов
Ведут туда, где череда бессонниц,
И жители обходятся без понта,
Без моря то бишь, и без понта тоже,
И ночью воют кобели как суки.
От стихов одно спасенье —
Ими овладеть.
Храм Господний. Воскресенье.
Плохо ловит сеть.
Я опять глотаю шпаги
От избытка чувств.
Не хватает нам отваги
В главном из искусств.
Напишу тебе автограф
Прямо на спине.
Жизнь моя – кинематограф.
Истина – в вине.
Обойдусь вишнёвым соком,
К чёрту ваш уют,
Левитанский вместе с Блоком
В Ленина плюют.
Агнешка или Элижбета?
Но ветер с Вислы не даёт ответа.
Пошли назад.
Я мог бы вспомнить всё, но до рассвета
Я выпил яд.
Агнешка или Элижбета?
Но пиво горькое горчит. Судьба горька.
И жизнь ещё несчастна и легка.
Твои воспоминания с моими
Смешать придётся. Думаю, что ты
Когда-нибудь моё забудешь имя,
Поскольку по законам темноты
Мы всё перемешаем – губы, руки,
И где своё – уже не отличим.
Любовь всегда рождается от скуки
И умирает с тысячью причин
Не умирать. Снежок идёт не очень
Густой, но утверждающий: тоска!
Мы ставим запятые вместо точек,
А это просто дрогнула рука.
Боже мой! Где то лето?
Август и Петербург.
В небо из пистолета
Выстрелил демиург.
Выстрелил вхолостую,
Тучу слегка задел.
Прожили жизнь впустую?
Что же, таков удел!
Помнишь, коньяк хлестали
Летом тем из горла.
Водку не покупали,
Водка, как ведьма, зла.
Двигаться солнцу легче
С запада на восток.
Боже мой, где те плечи,
Что укрывал платок?
Мы как в кино нарезку
Сделаем – не грусти.
Tы говоришь мне резко:
Больше не по пути.
Боже мой! Где тот август?
Северное тепло.
Боже мой! Нечем хвастать!
Боже мой! Всё прошло!
Где она? Дьявол с нею.
Знал же, что всё пройдёт.
Только мосты длиннее
Каждый проклятый год.
О проекте
О подписке