Глава 1

Октябрь 1918-го. Москва.

Служба в рабоче-крестьянской милиции оказалась делом непростым и даже загадочным. Если бы Сеня знал, какая ждёт его трудная работа, то ни за чтобы не согласился ловить жуликов. Полгода назад ему виделось всё гораздо романтичнее: бандиты нарушают закон, а Сеня, покуривая папироску, их с лёгкостью ловит… С детства знавал он разных граждан – и пьющих, и хулиганистых, и ворующих; Сеня вырос на улице и никого не боялся. Но в реальности служба оказалась кровавой или даже кровожадной, а чаще страшной и тошнотворной.

А ещё приходилось выслушивать указания от бывших следователей из царской охранки, которые возглавляли почти все отделы в новой милиции. Грамотных сотрудников не хватало, – и говорят, что у царских сыщиков много опыта, что без них с криминалом ни за что не справиться. Но и со старыми сыскарями дела тоже не ладились. В Москве грабили, убивали каждый день. И конца и края не видно смертям. Процент раскрываемых тяжких преступлений всего пятьдесят. Так сказал товарищ комиссар Анвельт, с русским именем Александр. Но Сеня уже сомневался, что имя Александр русское, поскольку комиссар ловлю бандитов и денежное довольствие милиционеров постоянно переводил в неведомые проценты. А на земле и в подворотнях цифры с ноликами не спасают. Только огнестрельное оружие и верные товарищи могут помочь.

Сеня шёл вниз по улице. Уже начинало темнеть. Попадались ему только солдаты в шинелях, с винтовками. Они куда-то все торопились и злобно зыркали исподлобья. Такие сами у любого могут документы спросить, с них станется. Одна надежда на заряженный револьвер, потому что милиционеров вояки почему-то недолюбливали.

Мимо проехал грузовик с высоким бортом, обтянутый кумачом. Сеня не успел прочитать, что написано на красном, потому что разглядывал двоих человек в кабине: один был высокий, а второй – совсем мелкий, будто подросток. Машина проехала мимо, а Семён посмотрел вслед грузовику и подумал, что на дне кузова непременно кутаются в шинели и жмутся друг к другу пяток хмурых солдат. И дела этим солдатам нет ни до Сени Никитина, ни до убийств в городе. Мужики уже навоевались, настрелялись. Хотя дело революции ещё далеко не закончено. Надо ещё белых добить и порядок в городах навести. Во всех городах и во всех губерниях, а не только в Москве.

Сеня верил, что справится и всё стерпит. Как – не понятно, но справится. Он и убийц найдёт, и со старорежимными сыщиками договорится. Именно сейчас он шёл навстречу с одним из таких. В кармане его кожаной куртки, которую подарил ему другой комиссар, по фамилии Штейнберг – лежала записка с инициалами и адресом бывшего главы всей московской полиции. Звали этого человека…

Сеня приблизился к окну на первом этаже, из которого падал достаточно яркий свет; достал записку, сверился с адресом и ещё раз прочитал имя:

– Владимир Францевич Сороколет.

Становилось совсем холодно. Ещё дождь собирался. Пришлось поторопиться. И Сеня прибавил шаг.

Он быстро прошёл по Крымскому мосту, затем свернул налево во дворы. Здесь и проживал господин хороший.

Сеня поднялся на третий этаж, нашёл высокую дверь и с первого раза постучал, как подобает стучать милиционерам: в меру напористо и вполне уверенно.

Послышался шорох обуви, лязг ключей. Потом открылась дверь, и появился лысый мужчина в очках, с тонкими усами, закутанный в турецкий халат, – в довольно дорогую вещь, как у буржуев. Но на ногах бывшего начальника, которому было уже за пятьдесят, были обычные валенки.

– Заходи скорее!.. застудишь! – торопил человек, покручивая кончик своих усов.

Сеня чуть оробел, потому что почувствовал приказные нотки. Понятно, что этот мужчина привык командовать.

– Сапоги о коврик вытри и проходи. Не раздевайся. Я только-только камин растопил. Ещё холодно, – приглашал в своё жилище хозяин.

Пошаркав подошвой о тряпку, Сеня подул себе на руки и потёр ладонями. В квартире было гораздо теплее, чем на улице, но почему-то хотелось казаться жутко озябшим, наверное, чтоб пожалели.

Они прошли в просторную комнату. В камине горел огонь, возле камина сохли дрова. Чтобы прогреть квартиру и половины запасённых дров достаточно. Значит, Владимир Францевич был человеком не бедным. Дрова сейчас стояли целое состояние.

– Я к вам от товарища Штейнберга, – сразу перешёл к делу Сеня.

– В курсе. Он звонил. У меня телефон есть, – ответил лысый в очках. – Ты ведь Семён Никитин? Ты старший милиционер?

– Всё так, старший милиционер, – кивнул Сеня.

Мужчина внимательно оглядел парня. В целом впечатление сложилось положительное. Статный, крепкий, молодой, глаза не глупые; робеет, но не боится.

– Присаживайся в кресло, Семён. Я сейчас чаю тебе налью. Не откажешься?

Сеня снова потёр ладони, показывая, что надо согреться и от чая не откажусь.

– Вот и хорошо, – сказал Владимир Францевич, а Семён присел в кресло.

Бывший сыщик угощал молодого парня из рабочей семьи. Всё-таки в революции есть глубокий смысл и справедливость. Ещё год назад лысый в очках руки б Сене не подал, а сейчас в кресло приглашает и чай наливает. Разве плохо. Если сахарком угостит, вообще, прекрасно.

– Ну что, согрелся? – передал парящий стакан в подстаканнике хозяин квартиры.

– Ну да, – улыбнулся Сеня и уже смелее осмотрел убранство комнаты.

У стены во всю длину и высоту стояли полки с книгами. Был ещё диван, шерстяной ковёр на полу, представительный стол под зелёным сукном, окно с бархатными шторами, стулья и два кресла, где и разместились два человека.

– Красиво у вас тут, – похвалил Сеня и хлебнул горячего чая; сахара, к сожалению, в нём не было.

– Ничего особенного. И ничего лишнего. Всё только для работы, – махнул рукой старый сыщик.

Сеня достал пачку папирос. Предложил закурить.

– Благодарю, – угостился папиросой сыщик. – Ты говори, Семён, не стесняйся, чем я угоден новой власти?

Оба они склонились к камину и прикурили.

– Власть новая да люди прежние, – заметил Семён. – Мой непосредственный начальник тоже из ваших… из царских.

– Даже так. Если не секрет, кто таков?

– Грушев Дмитрий Олегович. Три дня как назначили. Усы у него такие шикарные.

Владимир Францевич кивнул.

– Ну как же… помню. Только, когда я его знавал, усов у Дмитрия ещё не было; прямо, как у тебя сейчас… Тебе, кстати, сколько лет? Двадцать один?

– Неделю назад двадцать два исполнилось, – ответил Сеня. – И дело у меня к вам более чем серьёзное.

– Ты пей-пей и рассказывай, – откинулся на спинку Владимир Францевич.

Сеня курил и грелся. В груди стало тепло. Ноги запекло. Хотелось снять сапоги, но как-то неудобно.

– Убийства жуткие по всей Москве, – начал рассказ Семён. – И ведь не просто убивают, а зверствуют и будто на плёнку для кино снимают.

– Это как, для кино? – уточнил Владимир Францевич.

Сеня запустил руку во внутренний карман своей кожанки.

– Рассаживают мертвецов на стулья и почти каждому на шею табличку вешают. А на табличке слова… Я вам и фотокарточки принёс. Наши сотрудники сфотографировали… Вот посмотрите.

Владимир Францевич рассматривал два снимка. На том и на другом картина была леденящей. На первом снимке на стульях сидело пятеро мертвецов: четверо взрослых и один мальчик лет пяти. У троих висели на груди таблички. На одной написано – «мама», на второй – «папа», на третьей – «Пётр». У всех пятерых срезаны верхние веки, оттого газа были открыты, и у каждого не было правой кисти и левой ступни.

На втором снимке семья из трёх взрослых человек. У всех висели таблички: «муж», «кошка» и «грек». Конечности также отсутствовали.

– Все эти люди будто случайно оказались вместе. Многие даже не знали друг друга. Но в некоторых квартирах собраны целые семьи. Таблички у всех висят явно для путаницы. «Мама», это вовсе не мама, а «Петя» – по паспорту Фёдор Синёв. Пятеро с первой фотографии жили в разных домах на Большой Ордынке… О троих со второй фотографии нам известно совсем ничего. Один, это рабочий из Ярославля, а прочие – пока безымянны. И всё это действо, то есть усаживание мёртвых людей на стулья, таблички, отрезанные веки и отсутствие частей тела, кажутся лишь ширмой, потому что самое странное, что в трупах нет ни капли крови, словно кровь каким-то волшебным образом слили; а вот конечности, всё-таки отгрызли. Именно что отгрызли. Наш эксперт из следственной лаборатории, тоже из бывших, предположил, что руки и ноги откусил медведь, ну или крупный волк. Но медведи по Москве расхаживают только в немецких головах… И волки тоже по городу не гуляют.

– Да-да, медведи уже в берлогах, и волки в засаде, – рассматривал снимки Владимир Францевич, – и кровавых луж на месте убийства не обнаружено. Так ведь? – будто сам у себя спросил бывший сыскарь.

– Вот именно, ни капли не нашли. Следовательно, убили их и надругались в другом месте, а потом всех свезли по адресам, рассадили в ряд и табличками отметили. Или сливали каким-то особенным способом. Или это работа сумасшедшего доктора или сказочных вампиров, – виновато улыбнулся Сеня, а потом спросил: – А вы как узнали, что крови совсем в трупах не было?

Владимир Францевич пожал плечами и усмехнулся:

– Интуиция, знаешь ли… Или ты думаешь, что это я им руки-ноги отгрыз?

Сеня тоже улыбнулся.

– Нет, конечно. Я так не думаю.

Они с минуту молчали. Сыщик изучал фотографии. Сеня, хлюпая чаем, смотрел на огонь в камине и отдыхал.

– Я полагаю, что снимков два, а подобных убийств гораздо больше, – размышлял Владимир Францевич.

– Вы правы, – кивнул Сеня. – Нам известно о семи квартирах, где рассаживали мертвецов. Получается – всего двадцать два трупа.

– Двадцать два, – повторил за молодым милиционером лысый в очках, – ровно столько, сколько тебе лет…

– Совпадение, – тихо сказал Сеня.

– А как же! Конечно, совпадение.

Сеня снова смутился. Он пришёл за помощью, а старый сыщик шутил.

– Время сейчас революционное, – сказал Семён. – Идёт борьба за души народа. Возможно, это ритуальные убийства. Как думаете? Что вам интуиция подсказывает?

– Нет, – покачал головой Владимир Францевич. – Религиозная составляющая отметается без сожалений. А интуиция подсказывает, что мне нужно отлучиться. Всего минут на двадцать. Подождёшь?

Сеня кивнул.

– Тогда скоро вернусь, – встал с кресла Владимир Францевич.

Он вышел в коридор, скинул красивый халат и накинул на плечи пальто. Потом натянул на валенки калоши.

– Предлагаю тебе остаться у меня на ночь. Комната у меня свободная есть. Там и кровать имеется. Ну как?

Семён быстро согласился.

– Позвольте, я сапоги сниму? Ноги устали, – попросил он.

– Да ради бога, – разрешил сыщик. – Ты располагайся. Сделай себе чайку и пару дровишек подкинь в камин. Справишься?

– Смогу, – улыбнулся Семён.

Как и обещал, Владимир Францевич вернулся скоро. Но пришёл не один. В комнату с ним вошёл мужчина, у которого было бледное лицо и мертвецки синие губы. Мужчина был высок и строен. На первый взгляд ему не больше сорока лет. Одет он щёгольски, как одевались аристократы. На нём пальто ниже колен, с бобровым воротом и кепка с длинным козырьком. В руках он покачивал увесистую трость с набалдашником в виде волчьей головы. Сеня подумал, что если такого гражданина встретят на улице солдаты с винтовками, то рядовой проверкой документов эта встреча точно не закончится. Или его прибьют, или он всех положит. Наверное, у господина с тростью, под пальто и наган спрятан.

– Познакомься, Семён, – сказал Владимир Францевич, – это товарищ Деймон. Тоже из наших, из бывших. Он поможет тебе остановить убийства в городе… Очень на это надеюсь.

Сеня стоял у камина босиком, хлопал глазами. Сапоги его сохли чуть поодаль, с накинутыми на голенища портянками.

– Доброго вечера, товарищ Деймон, – протянул руку молодой милиционер, решив, что Деймон это фамилия.

Мужчина с синими губами оказался и вправду высоким. Рука у него была жилистая, сухая, сильная. Он пристально рассматривал Семёна. Глаза у Деймона были светло-серые и почему-то с красными крапинками на радужке. Таких глаз Сеня не видел никогда.

После рукопожатия по телу молодого милиционера пробежала дрожь, словно под китель проник уличный ветер. И подумалось, что не зря большевики революцию сделали. Пусть лучше простой народ страной управляет, чем такие… Сеня пожимал руку, подбирая определение, какие такие управляют. Когда рукопожатие закончилось, он понял, что Деймону подходит определение – не холодный или строгий, а именно бездушный.

– Вы, Семён, не волнуйтесь, – успокоил высокий человек. – Вы адреса мне назовите, где найдены трупы. И я помогу вам. Вместе мы непременно справимся. Верно, Семён?

Сеня кивнул, достал папиросу и закурил.

Потом снова показал снимки.

Деймон долго фотографии не разглядывал. Только кивал и, как показалось, улыбался, словно рассматривал рождественские открытки, а не мертвецов без конечностей.

– Как вас по отчеству, Семён? – спросил мужчина.

– Григорьевич, – быстро ответил Сеня.

Деймон удивлённо поднял глаза и улыбнулся тонкими губами, которые налились уже красным; вероятно, согрелись.

– Значит, вас зовут Семён Григорьевич? А фамилия ваша как?

– Никитин, – также быстро ответил Сеня.

– Ну, конечно… Никитин… – продолжал улыбаться Деймон, вспоминая одного известно Григория, только с другой фамилией – Вершинский.

***

Где-то за пределами Москвы.

Под струями, холодного дождя, я смывал с рук свежую кровь. В грязи лежало два растерзанных тела. Это были вампиры. Я только что без сожаления и истерик сжёг их сердца, избавив Москву от своих мучителей.

Пришлось за ними погоняться. Была веская причина, отправиться в ночное приключение.

Эти двое совсем распоясались. Решили, что раз в стране революция и повсеместный бардак, то можно охотиться на людей, словно на куропаток в лесу. Но я всё также твёрдо стою на страже спокойствия людей. Только я на этой планете настоящий охотник. А они… а эти два вампира уже перегной и подкормка для червей. Осталось закопать их на два метра вглубь, чтоб лишить ненужных сплетен местных крестьян. Деревенским мужикам и без мёртвых кровососов сейчас лихо.

Я стряхнул с ладоней капли воды с остатками крови и взялся за лопату. Работа ждала меня неблагодарная.

Через десять минут я вырыл приличную могилу и скинул тела в слякоть. Потом завалил землёй и закидал ветками хвои.

Настроение у меня было паршивей некуда. Нет, мне вовсе не жаль вампиров и даже тех, кого они иссушили. Привык уже к смертям. Я сожалел лишь о потери своего оруженосца. Парень был молодой горячий и, к сожалению, недальновидный. Хранилище в нём было объёмное, воин из него мог получиться на славу прочим. Но он сбежал. И во всём виновата революция.

Мой оруженосец оказался идейный и рванул на юг России, в Крым, чтобы пополнить ряды Белой армии. Хотя сам он из крестьянской семьи. Кровь у него не голубая, кость не белая – обычная человеческая кость, мужицкая. Но почему-то ему жуть как не нравились новые порядки.

А я не вмешиваюсь в политику. Моё дело – за порядком следить да вампиров выслеживать, а не царя спасать или красных поддерживать.

Два кровососа, те, которых я только что закопал, всё в новомодное наряжались. Плащи у них и фуражки кожаные, сапоги хромовые, а на ремне в коробке маузеры. Представлялись они чекистами и хозяйничали на севере Москвы. Погромы учиняли, безобразничали и кровь из людей пили. Выбирали девок исключительно молодых и в соку. Попортят их, то есть оттрахают, а когда наиграются, то впивались в шею острыми клыками. Думали, что я их не достану.

Заблуждались, твари. Достал!

Не боюсь я холода. И сырость мне не страшна. Но меня бил озноб. Злился на себя, что упустил оруженосца и не нашёл верных слов, чтобы молодой прислушался к моим дельным советам. А ещё… стыдно признаться, но от меня сбежала одна сочная такая вампирша. Нравилась она мне очень. Был бы я обычным человеком, непременно женился. И сдаётся мне, что она тоже в южные края побежала. Хочет сесть на пароход и в Турцию, от моих сеансов подальше. Последний раз мне жаловалась, что мой ЛКН её достал до печёнок; что ласки мои ей больше не по нраву. Ишь, что удумала! Не по нраву ей! Найду Зою и…

Ничего ей не сделаю. Прощу. Как всегда…

Зойка – она с характером. К тому же ревнивая. Я недавно сеанс проникновения проводил с одной вампиршей, так она меня застукала. Скандал был громкий. Угрожала Зоя, мой агрегат на колбасу пустить, а меня – охотника на вампиров, сдать новым властям, мол, комиссары со мной ловко справятся, мол, в железную клетку посадят и повезут по стране показывать, как маньяка сексуального в человеческом обличии, но со звериной душой.